— Сомневаюсь, — прервал я его душещипательные речи, не веря ни единому его слову, понимая, что даже пытка изоляцией и тотальным геноцидом эльфийского народа со стороны людей Дариара не смогла выбить из них чувства превосходства над остальными, как и железобетонной уверенности в своей уникальности. Не нацисты в чистом виде, но что-то очень похожее, хотя к людям в данном случае тоже можно применить это понятие, но я не вижу всей полноты картины. Я так и не понял, что же произошло, кроме того, что эльфы так достали Совет, что их вышвырнули в эти леса и попросту про них забыли. — Никто даже не помнит о том, что существовали когда-то какие-то эльфы или как вы действительно себя называете. До вас нет никому никакого дела. А чтобы организовать чистку, необходима определенная подготовка, которую просто невозможно утаить, а в последние годы никто о грядущей войне не знает, собственно, как и о том, что вообще готовится хоть какая-то война, даже перспективная. Слухи о военном положении всегда доходят до простого люда куда быстрее, чем того хотел бы Совет.
— Ты не состоишь в Совете и много не знаешь, — он, прищурившись, на меня посмотрел. Похоже, Лавинаэль уже полностью очухался, если вообще действительно терял самообладание, и его горячность не была специально разыгранным передо мною спектаклем. — Ты зря думаешь, что мы слепы и не знаем, что происходит там, во Дворце Совета Аувесвайна, герцог. — Ну, вот как ему объяснять, что это последнее, о чем я вообще думал? — Мы знаем многое, и знаем про тебя и твою свиту. Но, чтобы надеть герцогскую корону, которая всего лишь символ, но без этого символа ты никогда не сможешь войти в Совет, тебе нужна армия, а нам нужно время, чтобы окончательно восстановиться от последствий той войны и предотвратить начало новой.
— Хорошо, допустим, у вас есть свои источники, которые исправно стучат вам, потому что вы такие дивные и великолепные, но каким образом я-то могу вам помочь? — я подобрался, время лирических отступлений прошло, начался новый этап переговоров, если можно было так назвать то, что сейчас происходило. И то, что Лавинаэль начал обращался ко мне на «ты» весьма осложняет дело. Серьезно он ко мне не относится, и почти уверен в том, что у меня на руках паршивая пара двоек.
— Ты уже начал нам помогать, колесо пророчества закрутилось, что дает нам право надеяться на успех.
— Какое пророчество? — я почувствовал, как у меня пересохло во рту, а в помещении стало душно, хотя причина, по которой бы мой организм, так бы отреагировал на простое упоминание какого-то там пророчества, была не доступна моему пониманию.
— Я могу предложить тебе сделку: ты помогаешь нам разрушить чары проклятья бездетности, а я помогаю тебе в твоем личном деле с полноправным вступлением в герцогское достоинство. Сто эльфийских лучников в обмен на ничем не обязывающий тебя брак? — он проигнорировал мой вопрос, только поднялся со своего места и, сложив руки за спиной, как тогда в коридоре, не сводил с меня глаз. Смысла подниматься у меня никакого не было: я все равно ниже ростом. Пришла пора вскрывать карты, вот только мне вскрывать нечего.
— Я не буду отвечать на ваш вопрос, Лавинаэль, не выслушав все остальные детали. Что там случилось между вами и Советом двести лет назад меня на самом деле интересует мало, подозреваю, что дело в обоюдной неприязни на почве взаимных пересекающихся интересов. Попросту говоря, кто первый встал — того и тапки, и кто успел первым, тот сейчас правит Дариаром, а не сидит между четырьмя березами, упиваясь собственным былым величием, — Лавинаэля просто перекосило, но я, плюнув на условности, пошел в ва-банк.
— А что тебя интересует в этом случае?
— Я уже спрашивал, что это за пророчество, за выполнение которого вы отдаете аж сто ваших лучников?
— Пророчество… — он замолчал, что-то обдумывая. — Несколько лет назад у одного из наших провидцев случилось видение, которое рассказывало о том, как можно разрушить канву проклятого ритуала бездетности. Раз в год к нему приходило видение, которое он незамедлительно мне озвучивал. Всего, прежде чем скончаться, он назвал три условия, которые должны быть выполнены, прежде чем можно будет повлиять на последствия того страшного ритуала. «В ночь, когда три новых звезды осветят небосвод и Азуриан примет замученные души своих детей, придут люди и придут без злого умысла. Среди них будут те, кто повернет проклятье прочь и вдохнет новую жизнь в эльфийское царство. И должен один из них по своему желанию и велению сердца сделать несколько вещей, которые сотрут предрассудки и устаревшие порядки». В таком духе, без конкретики около десяти листов. Главные три условия: благородных кровей эльфийка должна скрепить брак магическим ритуалом и впоследствии в семейном союзе родить ребенка от человека, что несет в себе печать Веруна, тем самым приняв чужую веру. Это первая часть. Во второй части пророчества говорится тоже самое, только в отношение человека, отмеченного Доргоном, чтобы укрепить чужую веру в светлых умах благородных эльфов. В третьей части необходимо в честном бою победить чистокровного эльфа в поединке по правилам и условиям магической клятвы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— И это все? — хмыкнул я, глядя на замолчавшего эльфа округлившимися глазами. Особенно мне про третью часть понравилось — кто должен победить чистопородного эльфа? Вообще кто угодно что ли?
— Насколько мы знаем, да.
— Я не смогу выполнить все условия, вы же понимаете, что к Доргону я не имею никакого отношения. — Верун, большего бреда я вообще не слышал в своей жизни. Они серьезно надеются таким образом снять проклятие? Да у них крыша потекла от стольких лет заточения.
— Твое дело наладить отношения с Сиэаной. Остальные пункты лягут на плечи твоего человека, который согласился нам помочь, не просто так, конечно, но это наши с ним дела.
— Я так понимаю, выбора у меня все равно нет? — я вздохнул, понимая отсутствие альтернативы. Если не соглашусь, то я не выйду из леса живым. Им терять уже нечего, если верить Лавинаэлю и надеяться, что с его крышей все в полном порядке.
— Ты правильно понимаешь, герцог. — Эльф мерзко улыбнулся и утвердительно кивнул головой. Не понятно, откуда взявшийся синий эльф, которого я окрестил как дроу, а Правитель называл сумеречным, положил передо мной тонкий, практически прозрачный лист, на котором были прописаны условия. Я внимательно прочитал написанное, и отложил лист в сторону.
— Я не согласен с условиями. Необходимо заменить формулировку «я выполню условия пророчества» на «я сделаю все, что в моих силах, чтобы выполнить те условия, которые поставлены передо мной». Ведь я чисто физически не смогу выполнить все условия пророчества, — я поднял взгляд на опешившего Лавинаэля, который более внимательно на меня посмотрел, и я увидел промелькнувшее в его глазах уже знакомое мимолетное уважение.
— Я согласен с твоими поправками.
Передо мной сразу же материализовался новый лист и я, изучив написанное, поставил свою подпись еле видимыми чернилами, которые на секунду осветили все буквы золотым сиянием. Как только сияние погасло, лист просто растворился в воздухе.
— Я могу поговорить с Айзеком? — положив перо на стол, я поднялся из-за стола и повернулся в сторону задумавшегося Правителя.
— Конечно, его никто силой не держит, он находится в своей комнате. Тебя проводит Сиэана. У тебя остались какие-либо вопросы?
— Нет, пока нет. — Он махнул в сторону двери, ведущий в тот омерзительный стеклянный коридор. Аудиенция была окончена, и мне ничего не оставалось, как покинуть помещение. В общем-то, в моем положении мало что изменилось, и я могу пока записать очко на свой счет. Что-то не давало мне покоя, даже не то, что я буду стараться, так стараться, чтобы нас элементарно выпустили отсюда, и никто не усомнился бы в моих стараниях. Даже если мне придется снова местной виагры наглотаться. Однако было что-то абсурдное и нелепое во всей этой истории, но никакой зацепки, ведущей к истиной цели нашего заточения пока обнаружено мною не было.
