Кровожадные аппетиты кардиналов особенно распалила казнь второго чешского еретика, ученика и друга Гуса — магистра Иеронима Пражского.
Выходец из бедной рыцарской семьи, Иероним Пражский получил богословское образование в университетах католической Европы. В студенческие годы он долго кочевал между Парижем, Веной, Оксфордом, Прагой и усвоил всю схоластическую премудрость своего времени.
Когда Ян Гус начал борьбу с засильем немецких магистров в Пражском университете, Иероним тотчас пошел за ним и стал первым и преданнейшим его помощником.
Еще решительнее примкнул Иероним к походу Гуса против злоупотреблений церковников. В этой трудной борьбе роль Иеронима была исключительно важной: он непрестанно колесил по Чешскому королевству и соседним странам, сеял повсюду, в селах и городах, дворцах и замках, семена гуситства.
Церковники бросали Иеронима в тюрьму в Пеште, в Вене, но всякий раз магистру удавалось ускользать из лап инквизиторов. Его отлучили от церкви, однако Иеронима Пражского это так же мало смутило, как и Яна Гуса.
Любопытной страницей жизни этого борца за чешское народное дело были попытки вызвать движение солидарности западных славянских народов — чешского и польского — с русским на почве воссоздания единого церковного культа. В основе этой идеи лежала трезвая оценка национальных интересов.
Для осуществления задуманного он отправился в далекое путешествие в русско-литовские земли, побывал в Витебске и Пскове,
Однако начатое Иеронимом дело не было доведено им до конца: от этого его отвлекла поездка Гуса в Констанц.
Иероним намерен был сопровождать туда Гуса, но Гус решительно отклонил предложение друга. Расставаясь, Иероним сказал: «Если только узнаю, что ты попал в беду, я поспешу, на крыльях полечу выручать тебя!»
Иерониму не пришлось долго ждать — вскоре он оказался в Констанце.
Однако достаточно ему было один раз послушать допрос, который кардиналы учинили здесь закованному в цепи, измученному Гусу, чтобы понять всю бесполезность и опасность своего приезда: помочь Гусу он был не в силах, зато сам легко мог угодить в лапы констанцских судей.
Иероним пустился в обратный путь, но на чешской границе был схвачен и доставлен в Констанц для следствия и суда.
Его бросили в сырое подземелье, приковали короткой цепью к столбу. Узник не мог ни лечь, ни сесть.
Год продержали Иеронима в подземелье. Затем он предстал перед кардиналами. Вышло так, как рассчитывали тюремщики: еле живой Иероним поклялся не отдавать предпочтения учению Гуса перед учением церкви.
Но собору было мало и этого. Появились новые обвинения против покаявшегося, начались новые допросы.
Иероним тем временем нашел в себе силы превозмочь минуты малодушия. Как в былые дни в Праге, зазвенел его голос под сводами судилища;
— Я знал Гуса с самого его детства. Это был чистый сердцем и справедливый человек. Вы осудили его, несмотря на его очевидную невиновность. Я готов последовать за ним! Я не отступлю теперь и перед пытками. Одно лишь тяготит, одно терзает мое сердце —. раскаяние в страшном грехе, совершенном мною против памяти магистра Яна. Постыдно устрашившись смерти, я отрекся от моего лучшего друга и учителя. Перед казнью ни о чем не прошу, молю лишь о прощении мне этого тяжкого преступления.
30 мая 1416 года Иероним взошел на костер.
Как и при казни Гуса, одежду, книги еретика бросили в огонь. Горсть праха, оставленную пламенем, утопили в Рейне.
Церковники хотели стереть с лица земли последние следы пребывания на ней людей, посмевших восстать против их власти.
VII. ПЕРЕД БУРЕЙ
Троцновский рыцарь и друг его Николай, былой бурграф королевского замка Гуси, ехали вниз по градчанскому склону. Оба всадника долго молчали, погруженные в невеселые думы. Только вчера придворный писарь прочел им присланное с гонцом донесение о казни магистра Яна.
Рыцарям представился случай покинуть дворец, где королевская чета предавалась едва ли искреннему негодованию. Они хотели на свободе обдумать, как быть дальше им и многим друзьям в Праге и в чешской провинции.
Первым заговорил Николай из Гуси. Небольшой ростом, с гордой осанкой, в нарядной одежде придворного, он живо повернулся в седле, сверкнул на спутника черными глазами:
— Теперь, брат Ян, чехи должны, наконец, сделать выбор…
«Брат Ян»… Николай из Гуси обратился впервые к Жижке с этим ласковым словом. Жижка вспомнил, как «братьями» называл их с кафедры погибший магистр…
Но о каком выборе говорит Николай?
— Тут, брат Николай, и выбирать нечего. Чешскому народу плюнули в лицо… Да что — просто сняли голову!
— Ну нет, голова пока цела. Ей-то и нужно сделать выбор… Или подчиниться собору, признать, что они там, в Констанце, не могут ошибаться, что земля наша и впрямь обратилась в зловонный очаг ереси и мерзости… или же…
Николай из Гуси запнулся. Как никак он коронный советник короля, а Жижка — приближенный королевы. Но перед Жижкою нечего скрываться.
— Или, — продолжал рыцарь, — кликнуть немедля «клич, собрать наших братьев со всех четырех концов королевства и маркграфства. Сжечь и снести до основания монастыри, забрать у них, да и у церквей, всю их землю. Уничтожить до единого всех, кто поднимет на нас меч. Силой поставить веру в Чехии так, как учил нас Гус! А после — посмотрим. Кто хочет — пусть идет с нами, а не согласен — убирайся вон из гуситской Чехии!
— Это все верно, все так, — Жижка нахмурил лоб. — Да мало того, Николай, мало! Подумай: нам никак не устоять, если только загодя не выгоним богатых немцев из Праги и других городов. Они разве примирятся с тем, что Чехия отпадет от Рима? Под Римом останется вся империя, все страны вокруг, немецкие, италийские, венгерские, польские земли. С кем им тогда торговать? У этих немецких купцов золото и сколько хочешь наемников. Они бросят их на нас, нам житья не будет!
— А паны? — продолжал Жижка, — Подумал ты о панах? Плохо придется нам, если, сражаясь с Римом, мы во-время не возьмем на короткую узду панов. Паны сейчас на все лады клянут собор, да я им не верю! Погляди и дальше — не сегодня, так завтра Вацлав помрет, и нашим королем станет Сигизмунд. Он ведь наследник!
Николай из Гуси даже привстал на стременах:
— После того, что Сигизмунд сделал в Констанце, — и духу его в Чехии не будет! Уж кого угодно усадим на трон, только не этого губителя и антихриста!
Улицы Малой Стороны, по которым ехали теперь оба всадника, были необычно пустынны. Но Жижка и его спутник мало обращали на то внимания. Их мысли приковала к себе картина грядущей отчаянной схватки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
