ещё такой наряд хоть ненадолго, но запутает тех, кто идёт по её следу.
Когда Гнеда появилась перед Фиргаллом в новой личине, он еле уловимо побледнел, а в глазах промелькнуло странное чувство. Неприязнь? Страх?
Девушка растерянно коснулась шапки, под которую спрятала косу.
— Что-то не так? – робко спросила она
— Ты очень похожа на отца, — лишь тихо вымолвил сид.
Гнеда хотела вернуть ему плащ, но Фиргалл задержал её протянутую руку.
— Оставь себе.
Ехали молча. Впереди седой, которого спутники словно в насмешку называли Воронцом. В середине — сид и Гнеда. Позади – Хотьша.
Они сторонились больших дорог, выбирая торные тропы. Днём, подыскивая укромные места, останавливались на отдых и сон, с закатом солнца продолжали путь. В ясную погоду небо раскидывало над ними аксамитовый шатёр, в котором тихонько позвякивали хрустальные звёзды, а ветер ворошил по обочинам серебро полыни. Месяц ветшал, и синие тени стелились вдоль тропы, кутая вершников непроглядной мглой. Иногда низкая пелена облаков опускалась им на плечи, и с недалёкого болота приносило волглый тепловатый воздух и тревожащий крик полуночницы-выпи, похожий на свист ветра в пустом кувшине.
В ненастные ночи Гнеде удавалось задремать под полами тёплого плаща. Моросило, и запах намокшей шерсти, сплетшийся с остававшимся на ней запахом Фиргалла — непривычным, но уже не чужим — создавал странное ощущение уюта.
Гнеда с трудом засыпала днём и искренне завидовала своим спутникам, которые, оставив дозорного, тут же, на голой земле, погружались в крепкий сон.
Но чем дольше они ехали, тем безрадостней становилось на душе. Сид остерёг Гнеду, что его люди не знают и не должны узнать о ней сверх того, что по какой-то причине Фиргалл взял её под свою защиту. Они почти не оставались наедине, и это лишило девушку возможности продолжить начатый разговор и задать вопросы, которых день ото дня только прибавлялось.
Более того, Гнеде казалось, что её стараются не замечать. Воронец и Хотьша избегали смотреть ей в глаза. Они были почтительны и вежливы, но держались на расстоянии. Несколько раз девушка ловила на себе искоса брошенный взор юноши, словно он пытался понять, что ценного могло быть в этой невзрачной недолетке для его господина. Но после двух перехваченных Гнедой взглядов Хотьша и вовсе перестал обращать на неё внимание. Это наводило думы о том, что её просто терпят, все, начиная от сида, вынужденного повиноваться данному когда-то слову, до Пламеня, который совершенно не слушался её, меж тем охотно подчиняясь остальным.
Когда путешественники наконец выехали к горам, отделявшим Залесье от земли сидов, шла третья седмица дороги. Во всяком случае, так рассудила Гнеда, в голове которой к этому времени уже начали путаться дни и ночи. Луна давно поблекла, но Фиргалл никак не отдавал приказа к остановке. Лес редел, и спутники неторопливо проезжали по молодой дубраве, за которой виднелись очертания каменных отрогов. Сквозь причудливое кружево листвы тут и там прорезались первые лучи восхода, сухой терпкий воздух бодрил после утомительного ночного перехода.
За всё время, проведённое в пути, они не встретили ни единой помехи. Не было ни намёка на преследование, и Гнеда совсем перестала бояться, чувствуя себя среди троих мужчин в полной безопасности. Тем удивительнее для неё была постоянная и мнящаяся чрезмерной бдительность сида. Его взор беспрестанно двигался, ощупывая каждый куст, каждый валун, повсюду выискивая притаившуюся угрозу. Присутствие Фиргалла было неощутимым, тем не менее, девушка всегда находила его на расстоянии вытянутой руки. И теперь, проезжая по тенистой опушке и щурясь от солнечных проблесков, она с нетерпением думала о привале, то и дело выжидающе поглядывая на сида.
Внезапно прямо перед ними точно из-под земли выпорхнула птица. На несколько мгновений она зависла в воздухе, растопорщив лезвия перьев и яростно махая крыльями, а затем сердито уселась на ветку над тропой, словно преграждая её собой, и разразилась громким злобным треском. Это была крупная сойка. Её рыжеватый хохолок воинственно распушился, подбитые бирюзой крылья взъерошились.
Все четверо замерли, растерявшись от непредвиденного нападения. В голове Гнеды промелькнула мысль о том, что, должно быть, они потревожили гнездо с выводком, иначе зачем обычно таящейся от людей птице так откровенно обнаруживать себя.
— Назад! — вдруг услышала девушка приглушённый окрик, успев удивиться, что ставший незнакомым голос принадлежал сиду.
В то же мгновение совсем рядом раздался тугой свист, но Гнеда уже летела вниз, повинуясь грубому удару сида, сбившему её с лошади.
— Воронец, лучник! — раздалось откуда-то сверху.
Девушка упала ничком и теперь испуганно приподнималась на руках, опоминаясь от обиды и боли. Оглянувшись, она увидела, что спутники взяли её в полукружье. Всмотревшись, Гнеда похолодела и подобралась. На них наступало трое всадников.
Поблизости снова прошипело, и девушка в ужасе распростёрлась по земле. Гулкий толчок раздался совсем рядом, и, покосившись, Гнеда увидела, что в локте от её лица из травы выросла стрела. Она мелко дрожала, вызывающе потрясая орлиным оперением.
Со стороны её защитников послышались крики и лязганье оружия. Фиргалл оставался в седле, тогда как Хотьша сшибся с противником, и оба оказались внизу.
Не зная, как поступить, Гнеда начала озираться, и в это самое время сверху послышалось шуршание листвы и треск веток. Девушка даже не успела поднять головы, когда прямо напротив из ниоткуда, словно свалившись с небес, возник человек. Его лицо было вымазано сажей и грязью, из волос торчали листья и птичьи перья, но самыми дикими казались глаза, светло-серые, схваченные чёрным кольцом по краю. Это были глаза волка на лице человека.
— Фиргалл! — не помня себя от ужаса, закричала Гнеда.
— Не бойся! Это мой сын, — отозвался сид, хотя девушка могла поклясться, что он даже не обернулся в их сторону.
Гнеда перевела ошеломлённый взгляд обратно на незнакомца. Тот расплылся в совсем не подходящей событиям улыбке и, схватив её за руку, без труда поставил на ноги, одновременно задвигая себе за спину. Заслоняясь небольшим щитом, он, приседая, попятился, подталкивая к тому же девушку. Гнеда, тут же вцепившаяся в юношу мёртвой хваткой, с готовностью повиновалась ему. Едва они сравнялись со старым дубом, сын Фиргалла молниеносно сгрёб девушку в охапку и затолкнул её за дерево. Гнеда с удивлением поняла, что очутилась в дупле — небольшом, но достаточно просторном, чтобы, сжавшись в комок, уместиться в нём.
— Сиди в печке, пирожок, — прошептал юноша, — вот тебе заслонка.
Он сунул в её руки свой щит и, снова улыбнувшись, беззвучно исчез. Гнеде оставалось только сделать, что было велено,