27 апреля на плоту был поднят норвежский флаг; вдоль короткой реи над парусом развевались флаги всех наций, которые помогли нам организовать экспедицию. Набережная кишела людьми, многим захотелось посмотреть, как будут крестить столь необычное судно. Судя по чертам лица и цвету кожи, здесь было немало потомков тех, кто в давние времена ходил вдоль побережья на бальсовых плотах. Пришли и потомки первых испанцев во главе с представителями военно-морского ведомства и правительства, а также послы Соединенных Штатов, Великобритании, Франции, Китая, Аргентины, Кубы, экс-губернатор британских владении в Тихом океане, посланники Швеции, Бельгии и Голландии и наши друзья из норвежского землячества во главе с генеральным консулом Баром. Сновали журналисты, жужжали камерами кинооператоры, не хватало только духового оркестра. Одно было для нас ясно: если плот рассыплется, выйдя из бухты Кальяо, мы скорее погребем каждый на своем бревне в Полинезию, чем возвратимся сюда.
Герд Волд, секретарь экспедиции и ее уполномоченная на суше, должна была крестить плот молоком кокосового ореха — отчасти, чтобы не нарушать колорит каменного века, отчасти же потому, что шампанское, по странному недоразумению, очутилось на дне личного сундучка Торстейна. По-английски и по-испански мы сообщили нашим друзьям, что плот будет назван в честь могущественного предшественника инков, короля-солнца, который полтора тысячелетия тому назад ушел из Перу через океан на запад, чтобы появиться затем в Полинезии. Герд Волд нарекла плот именем «Кон-Тики» и с такой силой стукнула заранее надрезанным кокосовым орехом по переднему бревну, что сок ореха обрызгал всех, кто почтительно окружил наше суденышко.
После этого мы подняли бамбуковую рею и расправили парус, в середине которого наш живописец Эрик намалевал красной краской голову Кон-Тики. Это была точная копия головы бога Солнца, которая высечена на красном камне, стоящем среди развалин города Тиауанако.
— А! Сеньор Даниельссон! — восхищенно воскликнул руководитель строителей, увидев на парусе бородатую физиономию.
Два месяца он величал Бенгта сеньором Кон-Тики, после того как мы показали ему рисунок головы древнего вождя. Теперь до него наконец дошло, что Бенгта зовут Даниельссон…
Перед отъездом команда получила прощальную аудиенцию у президента. Потом мы забрались высоко в горы, чтобы досыта наглядеться на скалы и утесы, прежде чем выходить в безбрежный океан. Пока шла работа, мы жили в пансионате в зеленом пригороде Лимы и каждый день ездили в порт Кальяо на машине военно-воздушного ведомства, которую Герд удалось взять напрокат вместе с персональным водителем. Вот мы и попросили шофера отвезти нас подальше в горы. По иссушенным солнцем склонам, мимо древних оросительных сооружений инков мы поднялись на 4 тысячи метров над верхушкой мачты «Кон-Тики». Здесь мы буквально пожирали глазами камни, утесы и зелень лугов, пытаясь пресытиться величественным зрелищем могучего отрога Анд. Мы внушали себе, что камень и суша нам осточертели, теперь нам не терпится поскорее узнать океан!
Глава 4
Через Тихий океан. I
Драматический старт. — На буксире в море. — Долгожданный ветер. — Поединок с волнами. — Обитатели течения Гумбольдта. — Самолет не находит нас. — Бревна впитывают воду. — Дерево и канаты — кто кого? — Летающие рыбные блюда. — Необычный сосед в постели. — Рыба-змея садится не в свои сани. — Глаз в океане. — Морские призраки. — Встреча с величайшей рыбой в мире. — Погоня за морской черепахой
28 апреля, в день, когда «Кон-Тики» должны были отбуксировать в море, в порту Кальяо царило оживление. Министр Нието распорядился, чтобы буксир военно-морского ведомства «Гуардиан Риос» вывел нас из бухты за пределы области прибрежного судоходства, туда, где некогда индейцы ловили рыбу с плотов. Газеты сообщили об этом большими красными и черными буквами, и с раннего утра к пристани устремился народ.
Конечно, в самую последнюю минуту у каждого из нас нашлись свои неотложные дела, и, когда я пришел на пристань, один только Герман нес вахту на плоту. Я нарочно остановил машину подальше от причала и прошелся пешком вдоль набережной — когда еще смогу вот так погулять! И вот я на палубе нашего плота. Что здесь творилось! Гроздья бананов, корзины с фруктами, мешки — все, что забросили на борт в последнюю минуту, чтобы потом, когда разберемся, расставить по местам и закрепить. Среди всей этой неразберихи в полном отчаянии сидел Герман, держа в руках клетку с зеленым попугаем — последний прощальный подарок какого-то доброжелателя из Лимы.
— Присмотри за попугаем, а я сбегаю в город, выпью кружечку пива, — сказал Герман. — До прихода буксира еще несколько часов.
Только он исчез в толпе на пристани, как зрители приветственно замахали руками: из-за мыса показался идущий на всех парах «Гуардиан Риос». Он бросил якорь за лесом мачт, преграждавших путь к «Кон-Тики», и выслал мощный катер, чтобы тот провел нас между яхтами. Катер был битком набит матросами, офицерами и кинооператорами. Под звуки команды и стрекот съемочных аппаратов к носу плота привязали прочный буксирный трос.
— Ун моменто, — завопил я, прижимая к себе клетку, — еще рано, и мы должны подождать остальных, там лос экспедисионариос!
Я указал в сторону города.
Но меня никто не понял. Офицеры вежливо улыбнулись и проследили за тем, чтобы трос был закреплен образцово. Я отцепил его и, усиленно жестикулируя, бросил за борт. Попугай воспользовался суматохой, просунул клюв наружу и открыл задвижку. Когда я обернулся, он уже бодро шагал по палубе. Я попытался схватить его, но тут он крикнул что-то нехорошее по-испански и взлетел над банановыми гроздьями. Не спуская глаз с матросов, которые опять взялись крепить трос, я ринулся за ним вдогонку. Попугай, крича, укрылся в хижине, где мне удалось загнать его в угол и схватить за ногу, когда он попытался прыгнуть через меня. Выскочив наружу и заточив отбивающегося попугая в клетку, я обнаружил, что матросы убрали все чалки плота и его теперь бросало взад и вперед на длинных валах, которые прорывались в гавань. Я схватил весло, чтобы предотвратить столкновение с пристанью. Раздался глухой треск, но тут на катере заработал мотор, трос рывком натянулся, и «Кон-Тики» начал свое плавание. Моим единственным спутником был говорящий (только по-испански) попугай, который обиженно глядел на меня из своей клетки. Толпа кричала и махала нам вслед, а чернявые операторы на катере с риском для жизни старались запечатлеть на кинопленку все подробности драматического старта экспедиции.
