Генка подбежал к вагону, возле которого все еще стояли четыре пассажира и бесформенной грудой возвышался их многоместный багаж. Эх, ради черненькой Валентины Генка перенес бы всю эту груду без отдыха! Но он не мог сделать этого, потому что нарушил бы какое-то молчаливое соглашение, которое, не сговариваясь, заключили между собой все «красноярские» пассажиры.
Тут Генка увидел Матвея и чуть не ахнул от изумления. Матвей стоял в дверях вагона в новеньком офицерском кителе при всех наградах, в новеньких сапогах, надраенных с солдатским рвением.
— Скажите, пожалуйста, — Иван Капитонович восхищенно покачал головой. — Прямо-таки ферт, так скать! Жених, да и только!
Матвей потупился, поправил широкий ремень со сверкающей бляхой и сказал, будто извинялся за свой нарядный вид:
— Комбат мне эту форму подарил. Перед последним ранением. Пора себя в порядок приводить. А то распустишься, расхлябаешься. Дисциплину над собой потеряешь, а это ни к чему, палочки-моталочки!
Фронтовик бросил взгляд на подошедшую Марину, но та успела погасить одобрительную улыбку и посмотрела на Матвея так, будто считала это перевоплощение вполне ожидаемым и естественным. Елочки Зеленые приободрился, поднял голову и, молодцевато звякнув орденами и медалями, прошелся от бруса к брусу уже не скованной, а обычной походкой.
— Эх! В парикмахерскую бы попасть! — заявил он мечтательно.
— Машинка у меня есть. Давай, так скать, постараюсь, уважу, — серьезно предложил Иван Капитонович.
И все засмеялись, вспомнив мрачноватую деловитость лесоруба и мучения Арвида. Генка впервые услышал, как смеется Марина — молодо, открыто. Наверное, вот так она смеялась до войны…
Иван Капитонович несколько мгновений стоял, делая корявыми пальцами странные движения, будто сжимал и разжимал ручки машинки, а потом запоздало загоготал, развеселив всех еще сильнее, даже старый учитель снял очки и вытер платком выступившие от смеха слезы. И в вагоне дохнуло душевным ладом, готовностью к незлой шутке, к доброму разговору. В такие моменты Генка всегда думал о том, что люди, едущие с ним, заслуживают хорошей, красивой жизни и счастья.
А возле вагона по-прежнему стояли сестры и Александр Александрович. Генка услышал голос Валентины:
— Я вам говорила: не задирайте нос перед пассажирами. Они бы нам помогли.
Владимир и Марина, прогуливавшиеся возле состава, обошли пирамиду чемоданов и, разговаривая, поднялись в вагон.
— Пойдем поможем, — подошел к Астахову Николай, со свистом втягивая в себя воздух.
— Кому? — Владимир скользнул невидящим взглядом по лицам пассажиров, стоявших у вещей. — Обойдутся и без нас. Не маленькие.
Однако Николай все же слез на землю и предложил:
— Подсобить?
— Долго раздумывали! — резко ответила рыженькая. — Вон идут носильщики. Обойдемся и без вас.
Действительно, по путям колобком катился розовый, на ходу вытирая потное лицо, а за ним поспешали два носильщика с бляхами на груди.
— Долго же вы прохлаждались, товарищ Лыткин, — осанистый пассажир решил благоразумно перенести свой гнев на розового здоровячка, официально назвав его по фамилии.
Здоровячок виновато улыбнулся, всем своим видом показывая, что сделал все, что мог.
Наконец процессия двинулась к вокзалу, впереди шли Александр Александрович с Лыткиным, за ними следовали носильщики, увешанные гроздьями чемоданов, а замыкали шествие две сестры. Валентина на прощание оглянулась, поискала глазами Владимира, но тот оживленно разговаривал с Мариной. Тогда она чуть заметно кивнула Генке и улыбнулась. А может, это только показалось Геннадию Майкову, потому что ему очень хотелось, чтобы Валентина попрощалась с ним.
— Не пойму я таких людей. — Лесоруб покачал головой. — Грамотные, видать, а как чужие…
— И зачем они тужатся-пыжатся? — проговорил Матвей. — Я так понимаю: раз ты совецкий человек, то веди себя как следует, по-совецки, а не как буржуй, которому в семнадцатом году хвост прижали. Так я говорю, елочки-моталочки?
Прошло около получаса. Генка случайно глянул в угол, который занимали ушедшие пассажиры, и вдруг в обрывках газет увидел плоский коричневый прямоугольничек. Бумажник!
— Смотрите! Они потеряли кошелек! — крикнул он, поднимая находку.
Арвид оказался тут как тут. Он выхватил из рук Генки бумажник из гладкой коричневой кожи и быстренько открыл его.
— Паспорта, какие-то бумаженции, — с удовлетворением перечислял читинец, явно довольный происшествием, — карточка рыжей. Вот нарядилась, кикимора! С лисой-чернобуркой. Э-э, братцы, деньги! Красотища!
— Да что ты чужие деньги считаешь! — возмутился Генка и вырвал из рук Арвида бумажник.
— Тебе что, жалко? — Арвид скорчил рожицу. — Они бы тебя не пожалели!
— А, правда, Ген, сколько там у них деньжат? — спросил Николай. — Интересно взглянуть…
Через минуту весь вагон знал, что пассажиры, которых все не очень-то жаловали, потеряли бумажник.
— Вернуть бы надо, — сказал Иван Капитонович, почесав ногтем затылок.
— Конечно, надо вернуть, — заволновался старый учитель. — Но как это сделать?
— Может, они уже укатили? — высказал предположение Матвей. — Тогда, елочки, надо в милицию сдать. В милиции кого хошь разыщут.
— Володя, может, по радио объявить? — спросила Марина и покраснела: она впервые громко, при всех, назвала Астахова Володей.
— Точно! — оживился тот. — Арвид, Гена, пойдемте на вокзал. Они наверняка еще не уехали.
— Буду я из-за всяких бегать по вокзалу! — покуражился читинец, правда, больше для вида, потому что и он понимал: бумажник надо возвратить, хотя где-то в глубине души, наверное, успел подумать, что если бы сам нашел бумажник да без свидетелей, то поступил бы с ним поинтереснее, чем предлагает этот граф Монте-Кристо. — Они здесь корчили из себя черт знает что, а я должен, как собачка, за ними бегать…
— Не стрекочи, а делай, как старшие велят. — Это старушка внесла свою лепту в событие, взбудоражившее вагон.
— Пошли, пошли, — Владимир сгреб Арвида за шиворот.
По дороге Астахов взял у Генки бумажник, достал паспорт и прочитал фамилию, имя и отчество владельца:
— Курганов Александр Александрович. Звучит недурно.
Они выбрались на перрон и вошли в здание вокзала, битком набитое людьми, которые сидели и спали в самых невероятных позах и в самых неожиданных местах.
— Подождите меня здесь, у почты, — сказал Владимир, сообразив, что в такой сутолоке невозможно никого отыскать. — Возьми, Гена, бумажник. Ты нашел, ты и вернешь.
Вокзальная дикторша объявляла о посадках, отправлениях, прибытии и опоздании поездов, и голос у нее был такой безнадежно-тягучий, что, казалось, если бы она вдруг объявила даже самую радостную весть, никто бы и не обрадовался.
Но вот в репродукторе что-то щелкнуло, как всегда перед очередным объявлением, и все тот же унылый голос возвестил:
— Гражданин Курганов Александр Александрович, потерявший документы и деньги, просим вас подойти к почтовому отделению. Повторяю…
Не прошло и нескольких минут, как Генка увидел пробивающегося сквозь толпу Курганова. Волосы упали ему на лоб и прилипли к переносице. Глаза были жалкими, испуганными и радостными! И странно — лицо это показалось Генке более человеческим, чем прежде, впрочем, может быть, просто потому, что за Кургановым шла Валентина, раздавая улыбки тем, кого она просила посторониться.
— Это вы! Это вы! — бессмысленно крикнул Александр Александрович, налетая на Генку и Арвида. Лицо его было вытянуто вперед, и даже второй подбородок куда-то исчез, словно рассосался по шее. — Давайте же бумажник! Скорее!
Арвид откровенно хихикал, не стесняясь Курганова, а Генка, глядя на Валентину, чуть не забыл, зачем он торчит у этой почты, в душном вокзале.
— Возьмите. — Генка наконец опомнился и протянул бумажник Курганову.
Тот схватил его обеими руками, торопливо проверил бумаги, пересчитал деньги.
— Все цело. Слава богу! — бормотал он радостно и удивленно. — Но как я мог потерять бумажник! Какая беспечность!
— Какие хорошие ребятки! Просто прелесть! — прожурчала Валентина и вдруг порывисто шагнула к Генке и звучно поцеловала его в щеку. — Давай и тебя поцелую, рыженький!
— Еще чего! — Арвид надменно вскинул голову, но покраснел. — Целуйте этого отличника, а я пошел. Адью!
Валентина засмеялась. А Генка был счастлив. — Ой, помада на щеке! — Валентина всплеснула руками. — Дайте я сотру!
Но Генка отстранился, чтобы сохранить как можно дольше прикосновение ее губ.
— Вот вам, — раздался в этот момент совсем ненужный голос Курганова. — Купите себе пряников и конфет.
Он протягивал счастливому Генке жалкие оскорбительные бумажки! И вдобавок улыбался.
