Свет фар пробегает по биплану, когда пикап, развернувшись, подъезжает ближе. Со скрипом открывается дверца, и щебень начинает хрустеть под шагами.
— Милый маленький самолет. Ты смотри! Дополнительная катушка магнето, так? Ну, парень, я не видел самолетов с таким магнето с тех пор, как был ребенком. И опережение зажигания. Эй, это действительно летательный аппарат!
— Приятно слышать такие слова, сэр. Большинство людей смотрят на него и изумляются, как такая старая развалина из палок и лохмотьев вообще может подыматься в воздух.
— Нет-нет. Замечательный самолет. Эй, хочешь поставить его на ночь в ангар? Я выкачу один из Эйджи-Кэт[18], и мы пристроим тебя на его место. Ничего не случится с Кэт, если она попадет под дождь. Накинем на кабину чехол — и все.
— Что ж, спасибо тебе, Лайл. Однако не похоже, чтобы ночью пошел дождь, а завтра утром до восхода солнца мне хотелось бы улететь. Мне одному будет тяжеловато выкатывать биплан из ангара. Мы все равно и раньше спали на улице.
— Как хочешь. Но в любом случае где-то на рассвете я начинаю обрабатывать поля. Я приду сюда.
— Хорошо. Кстати, нет ли тут поблизости бензоколонки? Я бы не прочь с вечера залить его под завязку.
— А как же. К тому же, если хочешь поужинать, я подброшу тебя в кафе.
Ужин в кафе, приправой к которому служат маленькие детали Луизианы. Лайл Адамс — настоящий янки. Прилетел на Юг, чтобы немного заработать на опрыскивании полей химикатами, ему здесь понравилось, он остался и открыл свое дело. Теперь занимается в основном опылением и посевом. Еще не все работы по удобрению химикатами он берется выполнять. Большой современный Эйджи-Кэт является дальним потомком Паркса и его эпохи.
Самолет-работяга с бункером для химикатов на месте передней кабины, цельнометаллический и тоже биплан. Кэт выглядит современным и эффективным, и так оно и есть. Адамс всецело доверяет ему, он любит свою машину.
— Прекрасный самолет, прекрасный самолет. С такими крыльями он разворачивается буквально на месте и снова летит на поле. Он, конечно, совсем не то что старый самолет. В свое время я летал на Ховарде еще там, в Миннесоте. Берешь с собой охотников и рыбаков и вывозишь их к тем местам, где никто из них раньше не был. Приземляешься посреди поля… Помню, однажды я взял четверых таких парней и мы полетели на север…
Быстро проносятся час за часом, как это всегда бывает, когда новые друзья находят друг друга. И вот остаются позади огни кафе, и мы тарахтим в пикапе АВИАСЛУЖБА АДАМСА назад, к темно-зеленой траве под темно-желтым крылом, над которым мерцает темное небо.
— Да, Лайл, звезд тут у тебя хватает.
— Ага, здесь неплохое место, чтобы обосноваться. Если хочешь заняться фермерством. И если нравится летать на самолетах. Премилое местечко. Предложил бы тебе переночевать у меня дома. Но не предлагаю, чтобы не быть навязчивым, ведь тут такая ночь. На самом деле мне и самому следовало бы принести сюда спальный мешок и уснуть под крылом рядом с тобой. Давненько я ничего в таком духе не делал.
Рукопожатие в темноте, пожелания доброй ночи, обещание встретиться на заре. Пикап, прохрустев по щебню, уезжает, свет его фар удаляется; он почти бесшумно сворачивает за угол и, мелькнув сквозь заросли деревьев, исчезает.
9
Утро. Нет, даже не утро — только зарево в той стороне, откуда мы прилетели вчера вечером. Я укладываю спальный мешок в переднюю кабину, и вместе с ним — последние частицы тепла во всем штате Луизиана. Воздух, который я выдыхаю, клубится паром, а резина на старых покрышках затвердела и стала ломкой. Пальцы почти не слушаются меня, когда я открываю замки капота. Я сливаю немного бензина для пробы на воду, бензин стекает по рукам, словно жидкий водород. Пожалуй, следовало бы подогреть масло. Слить его в большой бидон и поставить на огонь — проверенный способ, которым бродячие пилоты разогревали свое масло после холодных ночей. Теперь уже слишком поздно. Вытащи я этим утром пробку, масло даже отказалось бы вытечь. Оно лежало бы там, в баке, свернувшись калачиком, чтобы согреться.
Внезапно по Парксу пробегает белый свет фар, и щебень, как и вчера, хрустит под колесами подъезжающего грузовика.
— Доброе утро!
— А, доброе утро, Лайл. Как дела, не считая, конечно, этой холодины?
— Холодины? Да что ты, парень, — прекрасная погода! Легкая прохлада придает с утра рабочий дух. Ну как, ты созрел позавтракать?
— Я, пожалуй, не буду сегодня завтракать. Мне бы хотелось за сегодня пролететь как можно больше, использовать весь световой день. Но все равно, спасибо.
— О каком световом дне ты говоришь? В ближайшие полчаса солнце еще недостаточно поднимется для того, чтобы лететь. Ты успеешь тем временем слегка перекусить. Подскочим в кафе, оно лишь в минуте езды отсюда.
Мне нужно бы объяснить, что я не люблю завтракать. Мне нужно бы сказать ему, что время до восхода солнца следует потратить на разогрев двигателя. Возможно, на этом холоде двигатель даже не запустится или же мне потребуется полчаса, чтобы он наконец заработал.
Но в темноте ждет открытая дверца пикапа. Мне становится ясно, что в этом штате каждый считает, что человек должен съесть завтрак, и объяснить, что я спешу, выглядит гораздо более трудной задачей, чем сделать несколько шагов к пикапу и закрыть за собой дверцу. Так что я решаю потерять полчаса в обмен на пончик и беглое знакомство с тем, как выглядит утро пилота, распыляющего удобрения.
Ведающий удобрениями пилот Луизианы, как я обнаружил, знаком в городе с каждым, а в предрассветный час каждый житель сидит в кафе. Когда мы в своих тяжелых ботинках входим, звякнув медным колокольчиком на двери, в ярко освещенное помещение, шериф и фермеры отрываются от своего кофе, чтобы сказать «доброе утро» президенту Авиаслужбы Адамса. И говорят они так не зря, потому что доброе утро для него, когда в небе ясно и безветренно, — это доброе утро и для них. В спокойном ясном небе его сельскохозяйственные самолеты могут неустанно обрабатывать их поля, сеять, распылять химикаты, уничтожать поедающих листья сизоворонок, тлю и черных земляных жуков, насекомых, которые в свое время погубили и поля, и фермеров. Лайл Адамс — важная и уважаемая фигура в Рэйвилле.
Я собираю в свой адрес удивленные взгляды, вызванные моим странным внешним видом — шарфом и тяжелой летной курткой. Лайл Адамс, живущий тем же миром, что и я, заботящийся о двигателях и каждый день вылетающий на бипланах с открытой кабиной с аэродрома Рэйвилла, собирает одно за другим «Доброе утро», «Как дела?» и «Ты сегодня на рисе, да, Лайл?». Мой гостеприимный хозяин в своем городе не летчик, он — бизнесмен и фермер, плюс самую малость спаситель и бог-заступник.
Сидя за столиком с черным пластмассовым покрытием, склонившись над чашкой горячего шоколада, я узнаю, чего мне следует ожидать по дороге на запад, к границе с Техасом.
— Вылетев отсюда, держись поблизости от дороги. Если ты упадешь в деревья в миле от дороги, то пройдут месяцы, прежде чем тебя найдут. На первом отрезке пути по здешним окрестностям все замечательно… тут есть поля, чтобы приземлиться, если понадобится. Но в тридцати-сорока милях отсюда лучше все время быть у дороги.
Я не очень-то знаю местность в глубине Техаса, но через некоторое время у тебя снова появятся поля и площадки для приземления. Последние дни стояла хорошая погода. Ветер поднимется ближе к полудню, для тебя он будет попутным. К нам во второй половине дня может нагрянуть гроза, но ты к тому времени будешь уже далеко отсюда…
Если бы мне когда-либо понадобились подробные сведения о том, как летать в штате Луизиана, я бы мог просто записать на бумаге тот опыт, который приобрел, сидя за столом в кафе Рэйвилла. В какой-то момент я понимаю, что слушаю одинокого человека, летчика, попавшего на остров, где никто не говорит на его языке. Нет больше в городе человека, который порадовался бы, узнав, что намечается попутный ветер, кто был бы благодарен за предупреждение о деревьях по дороге на запад. Мой хозяин упражняется в языке, на котором ему не часто приходится говорить, и ясно, что от этих упражнений он получает удовольствие.
— Когда над Оклахомой, как сейчас, образуется обширная зона высокого давления, целыми днями держится хорошая погода. Но у нас тут рядом залив, так что плохой погоды тоже бывает предостаточно. Правда, когда местность уже хорошо изучишь — где провода и все такое прочее, — можно работать, даже если с погодой не очень везет…
К тому времени как дома приобретают несмелый красный оттенок в лучах зари, пикап, снова прохрустев по щебню колесами, взвизгивает тормозами и останавливается у яркого крыла Паркса.
— Могу ли я тебе чем-нибудь подсобить?
