Под небесным сводом располагались небесные тела: звезды, свисающие с перевернутой чаши или же покрывающие блестками живот коровы или богини, и луна, представляемая подобным же образом. Луна занимает на удивление незначительное место в египетской мифологии, или, лучше сказать, в дошедших до нас свидетельствах. Можно обнаружить следы существования важных древних центров поклонения луне, однако в исторические времена это поклонение сместилось в сторону некосмических аспектов божества. Так, важнее были функции бога луны Тота как бога мудрости и божественного судьи, нежели его небесная деятельность. Убывающий и растущий диск луны, как одно из двух небесных очей, превратился скорее в формальную часть мифа об Осирисе, играя роль раны, нанесенной Гору в его битве за отца, раны, которая ежемесячно залечивалась богом луны. Эта идея была заимствована из какого-то более древнего мифа, в котором луна имела значение, сравнимое с солнцем, другим небесным оком. В исторические же времена роль луны не шла ни в какое сравнение с ролью солнца.
Точно так же звезды играли роль в измерении времени, а два или три крупных созвездия были божествами, имевшими некоторый вес, но лишь одна группа звезд в египетской картине мира приобрела устойчивую, прочную значимость. И опять-таки ее важность была связана с победой над смертью. В прозрачном воздухе Египта звезды выделяются своим блеском. Большинство звезд скользят через небосвод по серповидной кривой и исчезают под горизонтом. Но на одном участке неба звезды движутся по меньшей орбите и, ныряя к горизонту, все же никогда под ним не исчезают. Это — околополярные звезды, обращающиеся вокруг Полярной звезды, те звезды, которые египтяне называли «не знающими уничтожения» или «не знающими усталости». Эти неумирающие звезды были символом мертвого, торжествующего победу над смертью и переходящего в вечную жизнь. В древние времена этот северный участок неба был важной частью вселенной. Очевидно, там не было смерти, а стало быть, это было место вечного блаженства, к которому стремились египтяне. В древних погребальных текстах, которые мы сейчас называем Текстами Пирамид, конечной целью усопшего была область Дат в северной части неба, где он мог присоединиться к околополярным звездам, «не знающим уничтожения», и тем самым жить вечно. То были Елисейские Поля египтян, «Поле Тростников» и «Поле Жертвоприношений», где мертвый жил в качестве ах, «действенной» души.
С течением времени и в связи с распространением доминирующей солнечной мифологии область Дат переместилась из северной части неба в подземный мир. Древние тексты, которые использовали любой мыслимый способ, могущий помочь мертвому подняться на небо, все еще повторялись с торжественным пылом, но вход в иной мир находился теперь на западе, э оба Елисейских Поля — под землей. Это было понятно; солнце умирало на западе, душа его совершала свой подземный путь, и оно вновь торжественно рождалось на востоке. Так и мертвые должны участвовать в этом обещании вечной жизни, должны быть помещены поближе к солнцу, чтобы разделить его судьбу. Так в нашей картине вселенной появляется Дат — область, расположенная между землей и противонебом — царство бессмертных усопших. Уже достаточно было сказано о месте, которое занимает в этой картине солнце. Скажем несколько слов о его движущей силе в ежедневном его путешествии. Чаще всего оно изображается плывущим в лодке, и излюбленная египтянами двойная симметрия наделила его дневной лодкой и ночной. Экипаж судна состоял из различных важных богов. Путешествие не всегда бывало величественным и безмятежным: на дороге притаилась змея, готовая напасть на лодку и, возможно, проглотить солнце. Это, конечно, распространенное во многих странах представление о том, что затмения случаются тогда, когда змея или дракон проглатывает солнце. Но здесь имелось в виду не только настоящее затмение: каждую ночь в подземном мире совершалась попытка проглотить солнце, всегда заканчивающаяся неудачей.
У солнца могла быть и другая движущая сила: оно казалось катящимся шариком, а египтяне узнавали этот катящийся шарик в том катышке, который толкает по песку навозный жук. Так жук, скарабей, стал символом утреннего солнца; в противовес ему послеполуденное солнце представлялось стариком, устало движущимся к западному горизонту. Также и символ сокола, который кажется неподвижным, паря высоко в небе, предполагал, что у солнца могут быть соколиные крылья, помогающие ему двигаться без усилий. Эти представления, как и те, о которых говорилось выше, ощущались как дополняющие друг друга, а не противоречащие. Разнообразные проявления своего бытия только умножали славу богов.
Чтобы еще дальше отодвинуть идею солнца от чисто физического представления — от образа огненного диска, обегающего землю каждые двадцать четыре часа, — отметим еще несколько аспектов бога солнца Рэ. В качестве верховного бога он был божественным царем, и существовала легенда, что он был первым царем Египта в первобытные времена. В этом случае он изображался в облике бородатого божества с короной в виде солнечного диска. В качестве верховного бога он одалживал себя другим богам, с тем чтобы расширить их функции и предоставить им главенство в географических или функциональных пределах. Так, он одновременно был Рэ и Рэ-Атум, бог создатель, в Гелиополе. В качестве юного бога на восточном горизонте он был Рэ-Харахти, т. е. Рэ-Гор-Горизонта. В разных областях он становился Монту-Рэ, богом-соколом, Собек-Рэ, богом-крокодилом, и Хнум-Рэ, богом-бараном. В качестве бога-правителя Фив он стал Амуном-Рэ, Царем Богов. Как мы уже сказали, эти отдельные проявления его расширяли. Он был не просто солнечным диском. Он имел свою индивидуальность как бог. Здесь мы опять возвращаемся к описанному в главе 1 различию между научным восприятием явления как «Оно» и древним восприятием явления как «Ты». Мы говорили выше, что наука воспринимает «Оно» как подчиняющееся законам, делающим его поведение более или менее предсказуемым, в то время как «Ты» обладает непредсказуемым характером личности, «присутствия, известного лишь постольку, поскольку оно себя проявляет». Если рассматривать его в этих терминах, то характер солнца, кажущийся гротескным и изменчивым, станет просто способностью, вполне доступной для чрезвычайно выдающейся личности, быть разносторонним и вездесущим. Удивление, вызываемое многосторонней личностью этого существа, может в конце концов привести к ощущению, что оно будет способно принять участие в любой ситуации с полным знанием дела.
Космогония
Теперь рассмотрим несколько египетских легенд о сотворении мира. Множественное число здесь необходимо, мы не сможем обойтись одним лишь систематизированным перечнем вариантов. Египтяне принимали различные мифы и ни одного не отбрасывали. Далее будет отмечено, что легче найти близкие параллели между вавилонским и древнееврейским мифами о творении, чем соотнести египетские варианты с первыми: двумя. В широких рамках общей схожести развития на древнем Ближнем Востоке Египет стоял слегка в стороне.
Мы уже отметили, что Нун, первобытная бездна, была той областью, где впервые возникла жизнь. Конечно, отчасти эта справедливо относительно солнца, так как оно ежедневно вновь возникает из глубин Нун, и относительно Нила, так как он состоит из почвенных вод. Но выражение «вышедший из Нун» применяется и ко многим другим богам порознь, и к совету богов в целом. Вообще говоря, нет нужды стараться подыскивать миф для этого представления. Глубины первобытных вод — образ, не нуждающийся в теологической легенде; слова Теннисона о жизни, как о «возникшей из бездонной глубины», не требуют пояснений.
Однако нужно присмотреться повнимательнее к одному из вариантов мифа о жизни, возникающей из воды, — тому, что связывает возникновение жизни с «первобытным холмиком». Мы рассказали, как во время разлива Нила широкие потоки воды заливают Египет и как при убывании воды появляются первые разбросанные кочки грязи, освеженные новым плодородным илом. Это — первые островки надежды на новую жизнь в новом земледельческом году. Когда на припекающем солнце появляются верхушки первых илистых холмиков, легко представить себе, что они потрескивают и похрустывают от новой зарождающейся жизни. Современные египтяне верят, что в иле заключена особая жизненная сила, и в этом представлении они не одиноки. Около трех столетий назад велся научный спор о самозарождении, способности по видимости неорганической материи порождать живые организмы. Один англичанин писал, что если его ученый оппонент сомневается, что жизнь возникает благодаря гниению, происходящему в иле или тине, «пусть отправится в Египет, где он увидит поля, кишащие мышами, которые возникли из нильского ила, к великому отчаянию его обитателей»18. Нетрудно поверить, что животная жизнь может возникнуть из столь насыщенного ила.
