Лена загорела, будто немного вытянулась, пока я ее не видел. Ресницы немного опалились солнцем и стали рыжеватыми на солнце, а волосы… разметавшиеся по спине, они хранили все ароматы, которые сопровождали ее последнее путешествие.
На меня пахнуло машиной, автобусом, полем, лесом. И, честно сказать, этот запах показался мне сильнее любого съедобного аромата, который я ловил в лесу.
И эти запахи вскружили голову, что я даже почти выбросил из головы все кровожадные мысли о том, как я сейчас буду расчленять тело Петра.
Это же надо додуматься: отремонтировать мой дом! Мое пристанище одинокого волка! Мою память о том, кем я являюсь. Не человеком в полном смысле этого слова, а волком! Хищником, который добывает себе пропитание и утоляет голод в лесу!
Кем я теперь стану?
Обычным мужчиной, который таит в себе животное начало? Скрывает в сундуках памяти под ста замками?
Кем я стану?
Глянул на дом.
Да, все изменилось. От той хибары, в которой я обитал, не осталось и следа. Все современное, уютное, жилое, и будто не мое.
Когда я заказал строительные материалы, ремонтную бригаду и оставил Петра здесь за главного, я не планировал, что они успеют сделать такой большой фронт работа за такое короткое время.
Честное слово, впервые вижу таких оперативных строителей! Всегда считал, что все строители — от одной матери, потому что все, как один были медленными, долгоиграющими, не обязательными.
А тут…
Когда я помогал Петру несколько лет назад сделать дом, правда, тоже прибегал ко всем методам: подкупу, шантажу и запугиванию. И теперь его дом настоящая картинка, но отличие было в одном: оборотень ГОТОВИЛСЯ к тому, что приведет туда самочку, женщину или медведицу-оборотня.
Я же никого не хотел впускать в свою жизнь!
Да, я соскучился по Лене. По Вере. По Мишеньке. Но однажды, уже довольно скоро, они уедут.
И я снова останусь здесь один.
В этом доме, который предназначен не для того, чтобы там жил оборотень-волк, а построенный для большой веселой, любящей семьи.
Для чего мне это?
Девчонки, вышедшие из леса, обрадовались изменениям. Начали комментировать, смеяться, обсуждать, а мне хотелось поджечь этот дом.
Чтобы все стало как прежде.
Чтобы остался я, старая развалюха в виде моей хибары и лес, в котором меня принимали таким, какой я есть и никто не думал, как перестроить меня под себя.
И там бы я ни к кому не испытывал таких сложных эмоций, таких чувств, от которых перехватывает дыхание, от которых иногда сложно дышать, снятся разные волнующие сны.
И тогда образ Лены наконец выветрился из моего подсознания!
Потому что чем больше проходило времени, как они здесь отдыхают, тем хуже мне становилось!
Только закроешь глаза, а она тут как тут: смеется, улыбается, хмурится, грустит от чего-то.
— Паша! Никогда в тебе склонности к эксгибиционизму не замечала! Ты с дуба, чтоли, рухнул? — говорит Ленка, закрыв лицо рукой.
А сама смотрит на меня сквозь пальцы: мой зоркий глаз волка видит и не такие детали. Подметить такое не составит труда тому, в ком течет кровь оборотня.
И эта деталь, что она, строя из себя невинную монашенку, все равно смотри на меня, разглядывает всю мою натуру, открытую, обнаженную, стало вдруг смешно.
И все эти злые эмоции улеглись, опали.
Ну, смотри, смотри, Лен, пока можно!
— Рухнешь тут с вами! Этот гад мне ремонт доделал! — бурчу, а самому щекотно внутри от сдерживаемого смеха.
Ну, Петь, молодец ты, конечно, удружил.
Значит, скоро снова заявится.
Эх, надо бы Ленку подальше от него посадить, и вообще держать подальше.
В прошлый раз вот только дыру в ней не протер своими масляными глазками, медведь чертов!
Глава 25. Паша
Этой ночью я не пошел в лес. Лежал в своей комнате, заваленной старыми пожухлыми листьями и думал, размышлял, вспоминал всю свою жизнь.
Почему все так получилось?
Как та к вышло, что я оказался на обочине жизни и кто в этом виноват?
Я всегда был послушным, примерным мальчиком, но судьба внесла свои коррективы. Когда только поступил на автомеханический факультет университета, казалось, что вот сейчас, вот прямо сейчас все хорошо, вселенная распорядилась иначе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В тот сентябрьский день судьба оказалась телефонным звонком из городской больницы. Родители, отправившиеся на машине на дачу, как это делали все выходные, попали в аварию. За жизнь самых дорогих людей боролись несколько дней, но спасти их не удалось.
Так и остались с Верой вдвоем. Благодаря моему совершеннолетию, удалось оформить опеку над сестрой, и это единственное, что было хорошо в тот беспросветный год. Вера училась в девятом классе, и не могла справиться с горем, пыталась бросить учебу, даже с компанией неподходящей связалась, но я, как старший брат вовремя подавил свое горе и переключился на воспитание сестры. Путем долгих переговоров, криков, истерик, мы нашли друг в друге то, что каждому было необходимо: ощущение рядом родного плеча.
И это было неплохо.
Жизнь продолжалась, и вот я уже третьекурсник, вокруг милые девушки, сестра поступила в университет, и сама уже, знаете ли, взрослая дама. И это было хорошо.
Пока я не познакомился с Натали. Вот бывают же такие роковые женщины, видишь ее и прекрасно понимаешь, что ничего такого выдающегося дамочка не имеет, но нет, снова и снова возвращаешься к ней и мысленно, и в реале. А реал всегда был какой-то рваный, нелепый и очень короткий. То она его звала среди ночи, то проходила мимо, будто незнакомка какая. Конечно, и я сам в это время не грустил, целибат не соблюдал, но только стоило раздаться телефонному звонку от этой по животному притягательной девушки, как я тут же срывался с места.
И вот она поступила в мой универ. И все сразу стало плохо.
Мы встретились на вечеринке в честь посвящения первокурсников, и я тогда сразу пропал.
Оттеснив возможных поклонников, завел в лес и приступил к главному, что умел делать виртуозно: к поцелуям.
Я тогда был возбужден не на шутку. Руки метались по полуобнаженному телу Натали, покрывал лицо и шею девушки поцелуями, а потом принялся судорожно сражаться с пряжкой собственного ремня.
В этот момент прозвучал слегка запыхавшийся голос Натали:
— Нет-нет, милый, прошу тебя, только не сейчас.
— Нат, я с ума сходил, я не мог спать…
— Шш, глупый, не так громко…
— Я хочу тебя, моя девочка..
— Паш, сначала выслушай, а потом, если захочешь, мы сможем быстренько ублажить друг друга.
— Нат, я…
— Я выхожу замуж, Паш.
— Что?! — это, конечно, не то, что каждый хочет услышать перед сексом с девушкой, по которой так соскучился.
— Знаю, знаю, надо было сказать тебе раньше, но мне не хватило духу. Я хотела тебя увидеть, понимаешь?
— Не понимаю… Ты увидела меня, ты пошла со мной сюда, ты сидишь передо мной почти голая, ты готова «ублажить» меня по-быстрому — и ты выходишь замуж? Не за меня? — блять, вот тогда я реально охренел.
— Нет. Не за тебя. За декана.
— Что? За декана? Но ведь ему семьдесят три… — значит, все эти дебильные слухи оказались правдивыми!
— Семьдесят четыре. И годовой доход около пяти миллионов. Он бездетен, и у него отличный дом с садом и бассейном, — каждое ее слово отзывалось колоколом в груди. Да что за херня?
— Нат…
— Милый, не сиди с таким глупым видом. Брак по расчету — это самая естественная в мире вещь. Я же его не обманываю, моего старичка. Он и сам прекрасно понимает, что мне понадобится нормальный здоровый секс. Мы с тобой сможем встречаться, как и раньше. Разумеется, соблюдая некоторые приличия. Свадьба через неделю, потом еще медовый месяц… В ноябре мы с тобой сможем увидеться.
Я тогда медленно провел рукой по волосам, потом аккуратно застегнул рубашку и встал, сверху вниз глядя на полуобнаженную красавицу. На красивых губах играла странная улыбка.
