Мы столпились вокруг сержанта. Он покачал головой.
— Нет. Давайте последим минутку. Вы двое, — он указал на солдат, которые шли впереди меня, — обойдите эту группу и смотрите в оба. Ничего не предпринимайте без серьезной причины. И не вздумайте стрелять без разбора. Если это гук, мы возьмем его втихую. Только следите, чтобы он не попытался бежать. Понятно?
Солдаты кивнули и отправились на противоположную сторону похоронной группы, заняв позицию, откуда можно было наблюдать передний ряд плакальщиц.
Мы четверо стояли без дела под деревом в нескольких ярдах от них. Сержант Экс закурил сигарету и предложил нам. Все взяли, кроме меня. Мне хотелось выкурить марихуану, чтобы прошло стеснение в груди, но я воздержался. Я не курил травку, когда прошлый раз выходил с этим сержантом, и не знал, как он к этому относится. Он действовал строго по уставу, и я не хотел ему перечить.
Последив несколько минут за плакальщицами, Хэммер стал проявлять нетерпение.
— Будем стоять здесь весь день, сержант? Почему бы просто не схватить его и не посмотреть, прав ли я?
— Нельзя мешать их церемонии. Это настроит против нас всю деревню. Ты слышал, что сказал лейтенант?
— Чепуха, сержант. Мы здесь для того, чтобы искать джинков, не так ли?
— Да, но мы не уверены, что он вьетконговец. Может быть, все же под этой накидкой женщина?
— Какая, к черту, женщина! Сидит как мумия. Почему она не раскачивается и не визжит, как остальные?
— Вот мы и ждем, чтобы выяснить.
— Эти дурацкие похороны могут длиться часами, — настаивал Хэммер. — Я видел, как они выли таким образом весь день.
Глаза сержанта сузились:
— Если это вьетконговец, он, видя, что мы наблюдаем, не сможет долго оставаться на месте. Он скоро что-нибудь выкинет. Надо только дождаться.
Хэммер был явно недоволен, но ничего не сказал.
— Не могу понять, — проговорил капрал, — зачем чарли сидеть среди бела дня на похоронах, когда повсюду ходят патрули?
— Может быть, покойник — его отец, — высказал предположение Хэммер. — Разве ты не рискнул бы, будь это похороны твоего старика?
— Ну уж нет, — осклабился капрал. — Терпеть не могу своего старика.
Хэммер начал что-то говорить, но осекся. Одна из женщин, причитавшая громче всех, вдруг поднялась, подошла к покойнику, встав рядом с неподвижной черной фигурой, и горько зарыдала. Потом, взяв себя в руки, наклонилась и поцеловала запавшую щеку покойника. Затем резко повернулась, проскользнула через группу плакальщиц и направилась в сторону рынка.
— Куда ее черти понесли? — возбужденно спросил Хэммер.
— Может быть, пошла за покупками, — заметил капрал и улыбнулся Хэммеру. Я тоже улыбнулся.
— Ничего смешного нет, — обиделся Хэммер. — Я думаю, надо за ней проследить.
Женщина, остановившись перед одним из ближайших к нам прилавков, разговаривала с другой женщиной.
— Да, — сказал Хэммеру сержант Экс, — посмотри, куда она пойдет, но не делай глупостей. Как узнаешь, возвращайся сюда. Мы будем ждать.
Хэммер пошел за женщиной. Я увидел, как он подошел к прилавку с овощами и остановился в нескольких шагах от женщины.
— Он любит изображать сыщика, — сказал капрал.
— Да, — согласился сержант, — но, возможно, он что-то уловил. Я тоже не думаю, что там сидит на корточках женщина, но, может быть, это ребенок, внук покойника. Дети не умеют плакать на похоронах. Понаблюдаем еще немного. Сейчас нет десяти часов. У нас еще есть время.
Мне понравился спокойный подход сержанта к обстановке. Это меня удивило. Другой начальник патруля разогнал бы похоронную церемонию, не обращая внимания на людей. Экс действовал рассудительно в атмосфере грубости и жестокости. Это было приятно.
Минут пять спустя вернулся Хэммер; он выглядел изумленным. Женщина снова заняла свое место у гроба и возобновила скорбные крики, словно играла роль. Вся эта обстановка — рыночная площадь, похоронный ритуал на глазах у американских солдат — выглядела причудливо. Для меня это было исключительное зрелище даже в этой странной войне. Оно зачаровывало и волновало, предвещая кульминацию, которую я не мог предвидеть.
— Что случилось? — спросил Хэммера сержант Экс.
— Я прошел за ней через весь рынок. Она поговорила с несколькими женщинами и вернулась. — Он недоуменно пожал плечами: — Ничего не понимаю. Теперь она опять голосит над трупом.
— Мы зря теряем время, — сказал капрал. — Это просто гуковские похороны. Что тут понимать?
Лицо Хэммера вспыхнуло.
— Много вы видели молодых парней во всей этой деревне? Единственный сидит у этого самого трупа. Я видел — его лицо. Я чувствую вьетконговца. Говорю вам, это чарли. Если сержант прикажет его взять, бьюсь об заклад, что он не промахнется. — Хэммер поглядел на сержанта.
— Мы не можем рисковать. Пока что эта деревня мирная. Я хочу, чтобы она такой и осталась, и не допущу никакого убийства.
— Чего беспокоиться, черт возьми? — закричал Хэммер, теряя терпение. — Что мы, не управимся со всеми этими вонючими гуками?
— Управимся, но только так, как я говорю. Я больше не хочу слышать твоей трепотни, Хэммер.
Хэммер не успел ответить. Со стороны рынка раздались пронзительные крики, и несколько женщин побежали в том направлении, привлекая наше внимание к возникшей суматохе. Даже плакальщицы перестали вопить и вытянули шеи, чтобы посмотреть, что случилось. Сержант Экс приказал двум солдатам выяснить, в чем дело. Те с винтовками наперевес бросились на рынок и исчезли в толпе женщин, бегущих во всех направлениях. В разгар суеты я заметил, как маленькая черная фигурка у гроба вскочила на ноги, нырнула под помост, на котором лежал покойник, и исчезла в ближайшей хижине. Сержант Экс и Хэммер тоже это заметили.
— Догнать его! — скомандовал сержант.
С быстротой, неожиданной для такого полного человека, Хэммер бросился через кружок плакальщиц и остановился у входа в хижину, предусмотрительно направив винтовку в дверь. Увидев, что я стою сзади, он вошел внутрь. Я последовал за ним. После залитого солнцем шумного рынка в хижине было темно и очень тихо. Земляной пол покрывали соломенные маты, всю обстановку составляли небольшой деревянный стол и два стула. Мгновенно осмотрев хижину, Хэммер сказал:
— Должно быть, он пролез под соломенной стеной.
Он выскочил в дверь и обежал хижину кругом. Когда я его догнал, он показал на поле, примыкающее к деревне:
— Вот он!
Маленькая темная фигурка меньше чем в тридцати метрах от нас бежала через возделанное зеленое поле.
— Нам его не догнать, — сказал я, но Хэммер и не думал его преследовать. Он поднял винтовку и выстрелил. Маленькая фигурка тут же упала в траву и скрылась из виду.
— Достал мерзавца! — воскликнул Хэммер.
Мы осторожно двинулись в направлении, откуда слышался стон. Мальчик лет четырнадцати лежал на спине, зажимая рукой окровавленное плечо; его маленькие черные глазки с ужасом смотрели на нас. Он попытался сесть, но Хэммер наступил сапогом ему на грудь и прижал к земле.
— Ах ты, сопляк! Не удалось тебе меня одурачить этой похоронной накидкой. Читай свои дурацкие молитвы, чарли. Тебе больше не придется убивать моих дружков.
Мальчик закрыл глаза.
— Что ты хочешь сделать? — спросил я.
— Раздробить его поганую башку.
— Но он не вооружен. Он в нас не стрелял. Он еще ребенок. Сержант приказал задерживать всех для допроса.
— Плевать на сержанта. Он не поверил мне, когда я сказал, что этот паршивец не женщина.
— Но ведь он всего-навсего ребенок.
— Он пытался бежать. Почему? Это проклятый вьетконговец!
— Пусть это решит лейтенант.
— Да что с тобой, черт возьми?
— Я не хочу убивать ребенка. Он не может причинить нам вреда. Он ранен. А если он вьетконговец, то его захотят допросить. Он может сообщить нам сведения.
Хэммер, чье мясистое лицо источало пот, казался ошеломленным моей вспышкой.
— Я видел, как парни вроде этого стреляют из винтовки. Стервец, который убил моего друга, был ненамного старше этого джинка.
Мальчик дергался от боли и пытался освободиться от сапога Хэммера.
— Не шевелись, ублюдок! — проскрипел Хэммер, сильнее надавил на грудь мальчика и передвинул сапог выше, на его окровавленное плечо.
Мальчик застонал, его темные глаза умоляюще смотрели на меня. Я увидел на его лице выражение дикого ужаса, как у того мальчишки на берегу реки. Изо рта у него сочилась кровь.
— Ты его задушишь! — закричал я. — Отпусти его! — Я пристально поглядел на Хэммера и сдержал свой гнев. — Вот-вот придет сержант. Ему не очень-то поправится, если ты застрелишь мальчишку. Он действует по уставу. Мне приходилось выходить с ним раньше.
— Вот что! — сурово произнес Хэммер. — Значит, ты его подпевала.
