Томашевский не спеша прошёл в указанном направлении и, остановившись в центре небольшого помещения, с интересом осмотрелся по сторонам.
– Давно не был в таких микро помещениях, – задумчиво произнёс он.
Стефания поставила розу в вазу с водой и недовольно на него посмотрела.
– Ну, извините, ничего другого предложить не могу.
– Простите, я не хотел обидеть вашу квартиру никоим образом. Это ваше жильё?
– Нет, я его снимаю. Это уже моя вторая квартира, которую я арендую самостоятельно.
– А до этого?
– Я жила с мамой. Присаживайтесь, – она показала ему на стул.
Томашевский присел за стол и с интересом принялся наблюдать за её лёгкими перемещениями у плиты.
Когда чай был готов, Стеша поставила на стол чашки, блюдце с вареньем, конфеты и нарезанный дольками лимон в маленькой тарелочке.
– Вы извините, но у меня режим питания. И я не ем ничего тяжёлого на ночь, поэтому всё что есть… – она обвела стол руками.
– Ничего больше и не нужно. Я тоже сторонник здорового питания, правда, не диетического.
– Я тоже не сижу на диете, но привычка есть очень мало, осталась со времён учёбы в балетной академии.
– Почему вы не служите в театре? – Томашевский положил в чай ложечку сахара и не спеша, помешивая напиток, внимательно посмотрел на неё.
– Мне бы не хотелось говорить об этом.
– Но ведь наверняка вы работали там хоть немного?
– Работала и не один год.
– Что стало причиной ухода?
– Конфликт с руководством. Такая причина вас устраивает?
Томашевский улыбнулся.
– Более чем. Я почему-то так и думал.
– Ну а вы, владелец заводов, газет, пароходов какими судьбами оказались в Санкт-Петербурге?
– Как вы меня, в стихах… Я же вам уже сказал, я здесь оказался по причине смерти моего брата и намерен пробыть здесь ещё год, чтобы уладить дела, которые остались после его ухода из жизни.
– А дальше?
– Скорее всего, вернусь в Швейцарию. Я живу постоянно в Лозанне. У меня там дом и офис.
– А как же дети вашего брата?
– Поедут со мной.
– Поедут с вами? Но я думала, что Ева…. – Стефания опустила голову.
– Что с вами? – Томашевский накрыл её руку своей ладонью.
Стеша освободила свои пальцы и задумчиво посмотрела в окно.
– Я думала, что смогу заниматься с ней не один год.
– Она понравилась вам?
Оболенская повернула голову и внимательно посмотрела на Томашевского.
– Очень понравилась. Она одарённая девочка с неуёмной любовью к танцу. Я была такой же в её возрасте. С таким же жгучим и неуёмным желанием танцевать всё, что только возможно.
– Мне кажется, это желание не иссякло в вас и сейчас.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я видел, как вы танцевали сегодня в танцклассе.
– Вы что подсматривали?
– Нет, просто смотрел. Разве лицезреть прекрасное, это преступление?
– И каково ваше мнение?
– Мне очень понравилось. Конечно, я не великий балетоман. Был всего раз на «Лебедином озере» и то только потому, что привёл в Большой театр своего партнёра по бизнесу. Вот уж кто действительно раб Терпсихоры, так это он.
Стефания улыбнулась.
– Вы знаете, что покровительницей всех танцоров является эта древнегреческая богиня?
Он склонился над столом и приблизился к её лицу.
– А вы считаете, что я умею только приумножать своё благосостояние и считать прибыль?
Стефания откинулась на спинку стула.
– Откровенно говоря, да.
– Ну что ж, значит, мне придётся развенчать ваши мифы обо мне.
– Что всё это значит?
– Это значит, что я намерен завоевать вас, мой прекрасный белый лебедь.
– Почему вы решили, что я именно белый лебедь?
– Вижу это в ваших глазах, несмотря на то, что вы пытаетесь своим поведением доказать мне обратное, – он поднялся на ноги. – Кстати, в балете «Лебединое озеро» несмотря на сюжет, мне больше понравился чёрный лебедь.
Стефания повернула к нему голову.
– Что вы говорите? И почему? Ведь Одиллия злая и коварная.
Он склонился и приблизился к её лицу.
– Нет, она чувственная и страстная, обворожительная и умеющая только одним движением рук и блеском своих глаз свести любого мужчину с ума.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– А говорите не балетоман, хотя чётко понимаете сюжет балета. Ведь она действительно свела с ума и погубила принца и белую лебедь.
– Знаете, я сейчас говорил не о принце, а о себе. Это только мои ощущения, – он медленно скользил взглядом по её лицу, словно пытался рассмотреть каждую чёрточку, но когда потянулся пальцами к её щеке, Оболенская резко поднялась на ноги и отошла к раковине.
– Мне надо помыть посуду, – тихо произнесла она.
– Я с вашего разрешения посмотрю другие комнаты. Вы не против?
– Не против, – Стеша пристально смотрела ему вслед.
Упершись руками в край столешницы, она склонила голову и попыталась оправдать своё собственное поведение. Зачем она его впустила в квартиру и вела с ним эти доверительные беседы, не понимала. Так и не найдя подходящего ответа, Оболенская сложила чашки в раковину и едва включила воду, как услышала злобный рёв Маркизы и отчаянный крик Томашевского.
Стефания стремительно закрыла воду и, схватив полотенце, бросилась в гостиную, на ходу вытирая руки.
Картина, которая предстала её взору, заставила её невольно рассмеяться в голос.
Томашевский сидел на краешке дивана и с мученическим выражением лица, рассматривал свою исцарапанную в кровь руку, а рядом с ним прижав уши, в угрожающей позе шипела Маркиза. Её шерсть стояла дыбом, а глаза горели адским пламенем.
Эльдар поднял голову и с недовольством посмотрел на Стефанию.
– Не вижу ничего смешного. Эта тварь укусила и исцарапала меня, – он продолжал дуть губами на рану.
– Не называйте её так! – Стеша подняла на руки кошку и прижала её к себе. – Маркиза у нас представительница благородной крови, – она нежно коснулась губами головы животного.
Томашевский с отвращением смотрел на её ласки с кошкой.
– Благородной крови? А поведение хуже, чем у представительницы плебейской, – он гневно посмотрел в глаза притихшей Маркизе.
– Что он с тобой сделал, этот ужасный мужик, моя девочка? – Стеша нежно погладила рукой кошку, и та, уткнувшись мордочкой в шею хозяйки, наконец, успокоилась и замурлыкала.
– Ничего я не сделал. Просто сел на диван и не увидел, что она там спала рядом с подушкой.
– А посмотреть, прежде чем опускать свою пятую точку на сидение, вас никогда не учили?
– Вы не предупредили, что держите столь опасное животное в доме. Чёрт, теперь придётся уколы делать от бешенства, – Томашевский продолжил обдувать губами саднившую болью рану. – Сначала пострадал от когтей одной кошки вчера, теперь добавила другая.
– Так вам и надо. Не будете нарушать наше девичье пространство своим вторжением, – Стефания опустила кошку на пол и вышла из комнаты. Вернулась через несколько минут с аптечкой в руках и присела рядом с Томашевским.
– Что это? – он показал рукой на ватный диск, который она смочила в прозрачной жидкости.
– Всего лишь антисептик. Я обработаю ваши царапины.
– Нет, мне лучше поехать к врачу, – он поднялся на ноги.
– Да, перестаньте вести себя, как маленький ребёнок, – она потянула его за рукав пиджака и усадила снова на диван. – Не нужно вам ни к какому врачу. Моя кошка абсолютно здорова и привита от всего, что только можно. Так что всё, что нам нужно это обработать ваши раны. Давайте руку!
Томашевский протянул свою ладонь и сморщился, едва она коснулась поражённого места ватным диском.
Стеша подула губами, пытаясь успокоить боль и помазав место дезинфицирующей мазью, внимательно осмотрела его руку.
– Ну, всё, жить будете.
– А шея?
– А что шея?
– Вы забыли про те царапины, что оставили вчера сами. Я их не обработал и опасаюсь, чтобы они не загноились.
– Что же вы с ними не пошли в больницу? Ведь возможно бешенство есть у меня.
– Вы шутите?
