– Нет, потому что когда я вам их оставляла, вы у меня вызывали именно такое душевное состояние. Ну да ладно, кто старое помянет… Поднимите подбородок.
Томашевский послушно выполнил её просьбу, но едва она коснулась ватным диском кожи на его шее, то почувствовала, как его руки обвили плотным кольцом её талию.
Смерив его презрительным взглядом, Стефания отошла в сторону и, сложив остатки неиспользованных перевязочных средств в аптечку, присела в кресло.
– Сеанс лечения окончен. Можете ехать домой.
– Я обидел вас?
– Нет, доставили мне несказанное удовольствие.
– С удовольствием бы сделал это с вашего позволения.
– Слушайте, господин Томашевский, вы способны думать о чём-нибудь ещё кроме секса? И способны держать свои руки при себе?
– Это сложно, когда вы рядом.
– Понятно, диагноз на лицо. Вы извините, но мне нужно ложиться, спать. Завтра рано вставать.
– Но вы так и не ответили на мой вопрос, – он коснулся пальцами её руки.
– Какой?
– Есть ли у меня шанс завоевать вас?
– Завоевать меня в свою постель?
– Ну, зачем вы так?
– Послушайте, Эльдар Станиславович, я хочу расставить сразу все акценты. Вы как мужчина меня не интересуете. Я общаюсь с вами лишь потому, что вы опекун моей воспитанницы. И хочу я или нет, но нам придётся общаться в силу моей работы. Но уверяю вас, между нами не может быть ничего кроме деловых отношений.
– Почему? – он проникновенно смотрел в её глаза. – Я не нравлюсь вам?
– Не нравитесь, и никогда не понравитесь, чтобы вы не делали.
– Почему?
– Потому что вы не в моём вкусе.
– А кто в вашем вкусе? Он? – Томашевский взял с журнального столика фотографию Николая в рамке и поднёс к своим глазам.
– Отдайте портрет! – Стеша поднялась на ноги, пытаясь отобрать у него снимок.
Когда ей это всё-таки удалось, она прижала рамку к себе и снова опустилась в кресло.
– Не понимаю, что в нём есть такого, чего нет во мне? Мне кажется внешне я ничуть не хуже, – Томашевский внимательно посмотрел на неё.
– Между вами и этим человеком большая разница. Она огромная, словно пропасть.
– И в чём же эта разница? – он внимательно смотрел на неё.
– В том, что я люблю его.
Томашевский задумчиво смотрел на неё.
– Да, не везёт мне. Как только в моей жизни появляется женщина, которая мне безумно нравится, то у неё сразу оказывается великая любовь с другим мужчиной.
– И часто такое бывает в вашей жизни?
– Второй раз.
– Не густо.
– Увы. И где же сейчас пребывает объект ваших истинных чувств? Почему не в этой квартире вместе с вами?
– Он в отъезде. Сейчас работает в Нью-Йорке.
– Вот как? Почему же вы его не сопровождаете?
– Какая вам разница? И почему я должна непременно вам рассказывать подробности своей личной жизни?
– Потому что я чувствую, что не всё так хорошо в этой вашей личной жизни. Вы ведь плакали, когда я пришёл. У вас припухшие глаза.
– Какая наблюдательность, а может, я резала лук.
– Знаете, Стеша, я категорически не приемлю в своей жизни лжи и распознаю её сразу. Есть у меня такое качество, которое мне очень помогает в моей жизни. Так что врёте вы всё. Нет у вас никакой личной жизни с этим мужчиной. А фотографию его держите здесь, чтобы до сих пор терзать свою душу и внушать себе, что вы его любите, и лучше него нет никого на этом свете. Но уверяю вас, есть… – Томашевский поднялся на ноги.
– Только не говорите, что это вы…
– А почему бы и нет… – Эльдар медленно направился на выход из комнаты. – Не провожайте меня, – обратился он к ней, заметив её присутствие за своей спиной. – Охрана всё равно ждёт меня на лестнице. До свидания, – он распахнул входную дверь и покинул пределы её квартиры.
Стефания стояла в центре комнаты и словно завороженная, смотрела на закрывшуюся за его спиной дверь. То, что он говорил ей, было правдой, словно скрытое в глубине её души откровение в отношении Николая.
Немного подумав, она вернулась в гостиную и подошла к окну, слегка приоткрывая занавеску.
Томашевский медленно шёл по дорожке к своей машине в сопровождении охраны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Стеша пристально вглядывалась в силуэт его высокой и статной фигуры. Уверенные размашистые движения рук при ходьбе, как у любого преуспевающего человека, стройная, подтянутая фигура, хорошо тренированная физически. Вспомнила его крепкие руки, которые сжимали её тело вчера в кабинете, и невольно прикрыв глаза, опустилась на пол.
Когда шум отъезжающего кортежа Эльдара стих за её окном, она открыла глаза и, поднявшись, решительно направилась к столу.
Включила компьютер и, открыв поисковую страницу браузера, принялась извлекать на свет всю информацию, которая только была доступна на господина Томашевского. И учитывая, что её оказалось немало, ей пришлось просидеть за столом до глубокой ночи.
Глава 5
Утром Стефания переступила порог балетной школы и резко остановилась в центре вестибюля, растерянно осматриваясь по сторонам. В одно мгновение, ей показалось, что она ошиблась адресом и попала в другое помещение.
Ещё накануне просторное и ухоженное пространство сейчас было заставлено строительными лесами, полы в некоторых местах были вскрыты, а под лестницей разместились ёмкости с красками и мешки со шпаклёвкой.
– Что здесь происходит? – она обратилась к уборщице, которая стояла, у окна, слегка согнувшись, и выкручивала половую тряпку.
– Ремонт, не видишь, что ли? – недовольно ответила женщина, и бросила ветошь на пол.
– Какой ремонт? Ведь его только делали летом.
– То был косметический, а теперь капитальный.
– Откуда деньги на капитальный ремонт?
– Бунина нашла. Олигарх, который начал водить сюда своего ребёнка, за всё заплатил.
– Томашевский?
– Откуда мне знать, кто он. Красивый такой, холёный.
Стеша сжала ладони в кулаки и стремительно направилась на второй этаж. Там её ожидала похожая картина. Кругом сновали рабочие в строительных комбинезонах, в углу были складированы многочисленные рулоны с обоями и банки с клеем.
Оболенская стремительно направилась в свою комнату и, распахнув её, едва не завыла в голос. Её вещей не было, мебель вынесли, а оштукатуренные стены уже оклеивали свежими обоями.
Она покинула комнату под удивлённые взгляды рабочих, предварительно громко хлопнув дверью, и стремительно направилась в кабинет директора. Преодолев пространство приёмной, и не обращая внимания на крики секретаря, Стефания распахнула дверь и вошла в комнату.
– Доброе утро, Эвелина Алексеевна! Может, мне кто-нибудь объяснит, что происходит в моей комнате? Я пришла на работу и мне даже негде переодеться, и я не знаю… – она резко замолчала, заметив краем глаза Томашевского, сидевшего на диване у окна.
Он с удовольствием пил кофе из крошечной чашечки и внимательно смотрел на директора школы.
– Стефания Павловна, доброе утро! Вы могли бы не врываться ко мне в кабинет, когда я занята, и не кричать, когда у меня в помещении находятся посторонние люди, – лицо Буниной было преисполнено гневом.
– Я могла бы не кричать, если бы смогла нормально приступить к работе.
– Вы и так сможете к ней приступить, если сейчас направитесь в сад. Сегодня у нас занятия на свежем воздухе. Всего один день. Уже завтра ремонт будет закончен, и вы все вернётесь в свои классы.
– А почему об этом не сообщили заранее? Между прочим, у меня был составлен рабочий план на сегодня, а теперь я вынуждена всё отменить.
– Всё решилось накануне, и я просто физически не успела сообщить об этом каждому. Кстати, кроме вас никто не высказал подобного недовольства. Потому что та красота, что уже завтра будет царить в этих стенах, думаю, порадует и учеников, и преподавателей. У вас ещё есть вопросы?
Стеша с ненавистью посмотрела на Томашевского, но тот делал вид, что её не замечает.
– Нет, к вам у меня нет вопросов, – Оболенская развернулась и стремительно направилась на выход. Покинув кабинет директора, громко хлопнула дверью приёмной и направилась на улицу.
