На этапе в Кировограде
После буксировки в Кировоград, о которой будет сообщено особо, наш экипаж 1241-го в начале ноября 1943 г. разместился на квартире в красивом маленьком домике этого города. В квартире был паркетный пол, на котором мы для сна расстелили свои одеяла. Снова пришлось спать на полу, но здесь, по крайней мере, не было фронта, а лишь тыловой город, который мог предложить для солдата кое-что. Хозяйкой квартиры была очень дружелюбная русская, немного говорившая по-немецки.
Когда забрали ее мужа — говорили, что он специалист по вооружению, — она, естественно, была очень печальна. Но что для нас было совсем непонятно — она заливалась горькими слезами, когда нам через шесть недель пришлось покидать город.
В Кировограде был солдатский санаторий с библиотекой и другими возможностями для развлечения, среди которых был настольный теннис. Мы вскоре подружились с сестрами милосердия, поскольку довольно долго были завсегдатаями солдатского санатория. Когда 8 декабря 1943 года эти сестры покинули санаторий и отправили багаж на станцию, каждый понял, что это значит: Кировоград скоро сдадут. Наряду с посещением солдатского санатория мы часто бывали в кино. Хотя в городе было три кинозала, они не могли сдержать натиск охочих до развлечений солдат, находившихся в тыловом городке. Надо было занимать очередь у входа заранее, иногда наплыв солдатской массы приобретал пугающие формы. Чтобы утихомирить эту толпу, рвавшуюся в дверь кинотеатра, следившему за порядком полевому жандарму часто приходилось стрелять в воздух из пистолета. Кировоград был не только крупным прифронтовым перевалочным пунктом — он был просто переполнен тысячами солдат.
1 декабря 1943 года в киножурнале «Вохеншау» я увидел танки моего эскадрона. От сознания того, что товарищи воюют, а экипаж 1241-го безмятежно развлекается в тылу, у меня возникло неприятное чувство.
В отличие от кино, в магазинах фронтовой книготорговли наплыва солдат не наблюдалось. В продаже была научная и научно-популярная литература, учебники (например, для подготовки к экзаменам на аттестат зрелости). Но покупателей в этих киосках обычно не было. У солдат не было стремления к образованию. В тыловом прифронтовом городе у них чаще всего были другие желания. Так, например, здесь лучший солдат в мире мог по случаю посетить полевой бордель, и даже с защитными средствами. После полового акта дежурный санитар смазывал ему член раствором нитрата серебра и выдавал «удостоверение о санации».
Если отъехать от города на пару километров в сторону фронта, то на танке можно было целый день объезжать местность, не встречая ни одного немецкого солдата. Это несоответствие между положением боевых войск и массы солдат в прифронтовом перевалочном Кировограде невозможно было не заметить, и оно очень усиливало сомнения в немецкой победе. Генерал Шёрнер знал об этом недостатке и своими методами попытался жестко выслать солдат из прифронтового города на фронт, чтобы усилить боевые части. То, что его методы были несоразмерно жестоки и в конечном итоге не привели ни к чему, кроме чрезмерного увеличения числа раненых, пропавших без вести и убитых, многим известно. Утвержденные им судебные приговоры можно сравнить с приговорами судей «Народной судебной палаты», и они характеризуют его как особо жестокого генерала.
В Кировограде находился и полковник Рудель со своей эскадрой пикирующих бомбардировщиков, при которой существовал танцевальный оркестр, развлекавший солдат шлягерами и шоу. У меня лично с Руделем связаны очень плохие воспоминания. Находившаяся также в Кировограде солдатская радиостанция «Густав» давала как-то раз праздничный вечер, на котором хотел побывать и я. Я стоял перед входной дверью, не имея приглашения. Хотя был аншлаг, но при желании в широких проходах можно было еще отыскать пару стоячих мест для нескольких солдат. Во время спора с полевым жандармом, игравшим роль билетера, прямо ко мне подошел Рудель, для которого, естественно, было занято место в первом ряду, и заорал на меня: «Если вы сейчас же не успокоитесь, я прикажу вас запереть!» Обругать или даже запереть за желание получить место на представлении варьете? Я воспринял эту выходку «первого летчика» Гитлера слишком надменной. У занятого лишь самим собой и демонстрирующего власть, наслаждавшегося ею, не было ни малейшего сочувствия к стремлениям простого фронтовика.
Позднее я все же снова пришел в солдатское варьете. Солдатская радиостанция «Густав» покинула Кировоград практически в то же время, что и медсестры из солдатского санатория. Это был еще один знак того, что русские приближаются. Полевая почта тоже закрыла свои двери 9 декабря 1943 года. А два дня спустя наши поврежденные танки были погружены на платформы. После этого эшелон был готов к отправке на родину. Но сначала надо рассказать о «военной карьере» того унтер-офицера, который во многих ситуациях вел себя по-свински подло. свинья
В унтер-офицерской форме
«Сначала — жратва, и даже после нее сразу не наступает очередь размышлений о морали».
Б. Брехт
Когда в украинской деревушке со своим неисправным танком мы ждали тягача, вместо командира взвода в наш экипаж 1241 — го командиром был назначен тот самый унтер-офицер, проделавший трюк с мылом, который в дальнейшем будет именоваться «Свиньей». Теперь начинается следующая глава. В нашей украинской хате, где мы квартировали, хозяйкой оставалась одна молодая женщина. Все мужчины, бывшие в доме, или бежали, или были угнаны в Германию. У этой женщины был поросенок — это была ее частная собственность, как колхозницы. Наряду с хатой, платьями и некоторыми кухонными принадлежностями это было единственное, чем она располагала. Другой собственности мы у нее не видели. Когда прибыл тягач, взял на буксир наш танк и мы приготовились к маршу, унтер-офицер дал приказ забрать с собой поросенка. Этот приказ поразил меня как удар. За последние дни у эсэсовцев мы замечательно и более чем достаточно поели.
— Зачем еще этот мелкий поросенок? — Я буквально умолял унтер-офицера оставить хотя бы поросенка. — Ты не можешь так поступить, отобрать у женщины последнее, что у нее есть.
Речи о неповиновении приказу не было, поскольку унтер-офицер, как «более старший», приказал:
— Свинья поедет с нами! — И сам потащил поросенка к тягачу.
В Кировограде поросенка забили, и весь экипаж его с удовольствием съел. Меня можно упрекнуть в непоследовательности, поскольку я тоже участвовал в том обеде. Но это было своеобразным «шагом в ногу». Поросенка все равно «реквизировали», забили и зажарили. И если его ели все, то почему я должен был отказаться? Вот так всё просто было на войне. Но это меня раздражало. После того, как жареную свинью съели, унтер-офицер приказал нам нарубить дров. Это было уже издевательством, потому что дров у нас было достаточно. Просто он всегда и везде должен был показать свой чин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
