Прежние приемы в приложении к огромным пространствам и огромным масштабам преобразований уже не могут удовлетворить. Нужны качественно новые методы анализа, расчета, предвидения.
И они возникают, находятся в становлении. Например, приемы математического моделирования, когда состояние природной системы изложено на языке функций, графиков и формул, что позволяет проиграть модель на машинах, посмотреть, как сместится равновесие от изменения тех или иных параметров, как внесенные в природу изменения скажутся на системе взаимосвязей в ней через десять, двадцать, пятьдесят лет. Модель, конечно, отражает не все, на то она и модель, и составить сейчас полноценную «модель природы» чрезвычайно трудно из-за обилия пока еще не всегда ясных сплетений взаимосвязей, а также сложности перевода с «языка природы» на «язык математики». Но известно, что без испытания моделей развитие самолетостроения, скажем, сейчас не мыслится. Наступит время, оно уже не за горами, когда точно так же, как в инженерии, будут испытываться модели перемещения рек, изменения суши, а е дальнейшем и климата.
Наметились и другие приемы исследования. Климат на Земле не всегда был таким, как сейчас, потому что в древние геологические эпохи и хребты тянулись не так, и морские течения шли другими путями, и льдов было то меньше, то больше. История Земли являет нам огромное число моделей иной планировки суши, океанов, климата. Расшифровка древних ее состояний дает возможность сравнивать, сопоставлять то, что было, с тем, что есть, и видеть, какие последствия влекли за собой изменения. Реконструкция палеоклимата может подсказать верный ответ при разработке крупных, масштабных преобразований природы.
На этих примерах легко заметить, что в орбиту землеустройства вовлекаются сейчас практически едва ли не все отрасли естественно-технических знаний. Такого раньше тоже не было.
«...Пока мы не знаем закона природы, — писал В. И. Ленин, — он, существуя и действуя помимо, вне нашего познания, делает нас рабами «слепой необходимости». Раз мы узнали этот закон, действующий (как тысячи раз повторял Маркс) независимо от нашей воли и от нашего сознания, — мы господа природы».
Знать закон природы! Не будет ничего удивительного, если в скором времени в средней школе будут преподаваться правила обращения с природой, подобно тому как на технических курсах преподаются правила обращения с машинами и законы, по которым они действуют. Ибо на природу теперь влияет все: и культура производства, и культура мышления, и даже то, как мы отдыхаем на ее лоне. Нам всем необходимо знать законы природы, чтобы землю всюду сделать «землей человека».
Останутся ли болота?
Нашей точкой отсчета было болото, ибо на протяжении всех поколений топь была не просто клочком неудоби, а символом того враждебного, что в природе противостоит человеку.
Символ, который уже во многом утратил прежнее свое значение. Мы знаем, что быть или не быть болотам зависит теперь от нас, и это знание меняет наше к ним отношение. Мы смотрим на них и другими глазами; торф, добытый в их недрах, горит в волоске настольной лампы, и мы даже начинаем проявлять заботу о сохранении какой-то доли их для будущего. Ведь они тоже прекрасны, в конце концов. Золотится вечер в оконцах воды, ухает птица, причудливо — глаз не оторвать — клубится туман, а завтра можно пойти за клюквой и увидеть место, куда, может быть, еще не ступала нога человека. И еще приходят размышления о том, что болота, урезанные, укрощенные, надо сохранить для водоплавающих птиц — они ведь тоже зависят от нас...
Мысль прослеживает проблемы использования биологических свойств болот дальше — в перспективе будущего — и замечает кое-что неожиданное. Ведь болота — одно из тех мест, где замыкается ветвь великого кругооборота живой природы. Органика тут выводится из общепланетного биологического цикла и растворяется в процессах минерализации. Что, если можно научиться улавливать выпадающую из цикла органику и перерабатывать, ее с пользой? Ведь это новые источники ценного, нужного людям вещества...
Фантастика? Да как сказать... Подобные идеи уже обсуждаются среди биологов.
Ничто не бесполезно в природе и ничто не должно пропасть. Вся наша планета с ее могучими океанами, шумными лесами, разнотравьем лугов, заповедными угодьями болот, кружевом барханов и алмазами глетчеров должна стать землей человека.
И. Иванов
В. Колупаев. Ма-а-а-ма!
Что знаем мы, двадцатилетние, о войне? Мы, ни разу не видевшие разрывов бомб, не слышавшие свиста пуль, никогда не голодавшие, не знавшие, что такое похоронная, безногий отец, в тридцать лет поседевшая мать.
Что знаем мы о войне?.. ...Близилась экзаменационная сессия. Около университетской рощи нельзя было пройти, не захлебнувшись запахом цветущей черемухи. Днем уже было жарко. Вечером — еще прохладно. Проспект Ленина от Дворца Советов до Лагерного сада заполняла шумная, смеющаяся толпа. Время вечерних и ночных гуляний.
Я учился в Усть-Манском университете на историческом факультете. Мы гурьбой шли с лекции по теории прогнозирования на лабораторные занятия в главный корпус.
— А вы знаете, — сказал Валерий Трубников, — эта лабораторная — практически зачет по прогнозированию будущего.
— Ну да! — ахнула идущая рядом со мной Вера и схватила меня за локоть. — Это правда?
— Правда, правда. — Трубников утвердительно закивал головой.
— Откуда ты взял? Откуда ты знаешь? — загалдели вокруг.
— Знаю, и все. Сами увидите.
Нельзя сказать, что его заявление нас обрадовало. Все знали педантичную скрупулезность старшего преподавателя Тронова, который вел лабораторные. Его любимой фразой было: «С временем шутить нельзя».
Он выжимал из нас все. Он заставлял нас думать так, что голова раскалывалась на части. Его не устраивали витиеватые или слишком эмоциональные рассуждения и доказательства. Ему была нужна строгая логика. Только логика. Мы считали его сухарем.
После яркого солнца легкий полусумрак коридоров был даже приятен. Рассчитанные на двух человек учебные машины времени располагались в правом крыле старинного здания на втором этаже. Все лабораторные я делал вместе с Верой, и в группе уже перестали острить на эту тему. Привыкли.
Содержание лабораторных работ всегда сводилось к следующему: нам отводился определенный участок времени в прошлом, и минут пятнадцать мы могли наблюдать события, происходящие в нем. А потом, пользуясь математической машиной и своей головой, мы должны были сделать заключение, что изменилось бы, не будь тех событий, которые все-таки произошли. Ведь историкам полагалось не только знать прошлое, но и разбираться в нем, прослеживать его неосуществленные возможности, мыслить исторически, делать выводы и на их основании видеть будущее, потому что даже историка, занимающегося изучением древнейшего мира, в первую очередь интересует все-таки настоящее и будущее человечества.
У нас уже были подобные лабораторные. Не очень сложные, часто в присутствии преподавателя. Сегодня же все должно быть гораздо сложнее. Теперь мы должны узнать, чему научились.
Старший преподаватель Тронов вошел в кабину и положил на стол конверт.
— Если кому-нибудь станет плохо, нажмите вот эту кнопку, — сказал он. — Это случается.
— Почему? — спросила Вера.
— Война... Что вы знаете о войне? — Тронов пожал плечами.
— О какой войне? — осведомился я, стараясь казаться деловитым молодым историком.
Тронов как-то странно посмотрел на меня и пожевал губами, словно что-то хотел сказать и передумал. Рука его двигала конверт по столу. Я машинально проследил это движение глазами. «Великая Отечественная... 1941 г. ...» — было написано на конверте. Остальное загораживали чуть заметно вздрагивающие пальцы. Странно, сухарь Тронов волновался и хотел скрыть это.
— Об этой войне мы знаем. И много, — уверенно сказал я. — Брест. Ленинград. Севастополь.
— Сталинград. Берлин, — подхватила Вера.
— Люди, в первую очередь люди, — тихо сказал Тронов и пошел к выходу. — ...То была война за вас.
— Что он сказал? — спросил я Веру.
— Что это была война за нас. Так, значит, мы будем участвовать в войне! Сережка, ведь это здорово!
— Участвовать, — передразнил я ее. — Смотреть со стороны. Кино.
— Нет. Это не кино. Это действительно было.
Мы прочитали, задание, набрали на пульте машины координаты пространства и времени и включили ее.
...Пронзительно завизжали тормозные колодки, и поезд остановился. Из теплушек, как горох, посыпались люди. Над головой на бреющем полете пронеслись один за другим три самолета. Горели два средних вагона. Люди скатывались с насыпи и бежали в степь. Женщины и дети.
