II
«Как быть? Что делать?» — думал я, дрожа всем телом. Не скажу, чтоб я трусил, нет! И все-таки я дрожал и не мог не дрожать, как ни старался.
Я встал и пошел к кораблю, но, пройдя немного, повернул обратно.
Помню, незадолго до отъезда Шишкин сказал:
— Если там (кивок вверх) окажутся разумные существа, смело иди на сближение с ними, постарайся разузнать, что они за птицы, — это важно для науки.
— Ясно, Георгий Валентинович, — ответил я, не придавая наказу Шишкина и своим словам никакого значения. Когда-то я попаду на ту, другую планету, думал я. Да и попаду — еще неизвестно, как там…
«Вернись, Эдя, вернись, — внушал я самому себе. Докажи этим цивилизованным младенцам, что ты нисколько не боишься, больше того презираешь их, как людей низшего сорта».
Насчет низшего сорта я, конечно, хватил через край.
Я ненавижу расизм и национализм, в какой бы форме они ни проявлялись. И если тогда, в том лесу, употребил (про себя, мысленно, разумеется) выражение насчет сорта, то не потому, что у меня изменились убеждения, нет! Просто мне хотелось еще больше взбодрить себя, придать себе мужества и храбрости. Вы, мол, хоть и цивилизованные, не спорю, иначе ходили бы в мохнатых шкурах, но со мной не можете тягаться, черта с два, потому что не вы ко мне прилетели, а я к вам.
Смутило меня лишь поведение человечков. Представьте, что было бы, если бы к нам в колхоз «Красный партизан» прилетел товарищ с Марса или еще с какойнибудь планеты… А здесь полнейшее равнодушие. Помахали руками и ни с места, как будто пришельцы с других планет их нисколько не интересуют. Наверно, привыкли, — как там, в воде, подумал я и взял чуть правее, целясь к тем самым равнодушным человечкам.
Шел я осторожно, стараясь не задевать кусты и не швыркать ногами. И все же мое появление не застало человечков врасплох. Оба они обернулись и закивали, заулыбались — приветливо и ласково заулыбались — и показали на землю. Мол, садись, посиди.
Эти улыбки, наверно, и сбили меня с панталыку.
Вместо того, чтобы присесть рядом и посмотреть, что будет дальше, я простер руку и гаркнул во все, можно сказать, горло:
— Здравствуйте, братья! Привет вам от жителей планеты… — И я назвал свою планету.
Я ожидал, что человечки если не бросятся мне на шею, то, во всяком случае, начнут как-то выражать свое одобрение, восхищение и так далее, ничего подобного.
Они переглянулись, потом поглядели на меня, как на съехавшего с шариков, и… снова переглянулись.
— Дядя Эдуард! — сказал один из них укоризненно.
А другой, ростом поменьше, слегка подался в мою сторону и шепотом добавил:
— Вы нам тут всю рыбу распугаете… А сегодня, между прочим, вообще плохо клюет. Десяток окуней, семь или восемь чебаков, две щучки — вот и весь улов.
— Да-а, нежирно! — сказал я нарочито небрежным тоном и почувствовал, что обливаюсь холодным потом.
К счастью, волосы мои еще не просохли, и человечки, должно быть, подумали, что это не пот, а вода.
Я умолк и, отступив в сторону, присел на песок. Огольцы, как я называл человечков про себя, по-видимому, решили, что я внял их просьбе и молчу, чтобы не мешать им рыбачить. Увы, они ошиблись. Я молчу, потому что лишился способности говорить. Вот так планета, елки-моталки, — думал я, — и живые существа как существа, и лопочут по-русски. Не по-немецки или, скажем, по-испански, а именно по-русски. И меня назвали по имени — как будто тысячу лет знают.
Я сидел, обняв колени руками (моя любимая поза), и наблюдал за моими новыми знакомыми.
Должен заметить, что природа и здесь проявила удивительное благоразумие. Ничего лишнего! Голова как голова — волосы, два уха, нос, два глаза, рот, полный зубов… Ниже идут шея и туловище, прочно сидящие на двух ногах-подставках. Я смотрел, что называется, в оба, но ничего такого, что, с моей точки зрения, уродовало бы фигуру, не обнаружил. Меня заинтересовали руки — как они здесь? И руки были как руки. Их держательные и хватательные функции были развиты достаточно хорошо.
И одеты человечки были, я бы сказал, по-земному.
На обоих трусы (или короткие брюки, как хотите назовите) почти до колен, с кармашками спереди и сзади, и рубашки с очень короткими рукавами, не майки, как мне показалось вначале, а именно рубашки, — у нас на Земле их называют теннисками. Материя обыкновенная — трусы (или брюки) темно-серые, кажется, льняные, с лавсаном, а тенниски голубые, в коричневую полоску.
Удилища, как и у нас на Земле, были бамбуковые, а лески — капроновые. Невдалеке я заметил банку с червями и какую-то коробочку, вроде бы из-под монпасье, яркую такую, красную с желтым… Меня, конечно, сразу заинтересовало, что в той коробочке. Улучив удобный момент, я подполз и увидел крючки. И какие крючки! Кованые, вороненые, остроносые! У нас таких крючков ни за что не достанешь.
— В сельмаге? — Я кивнул на коробочку.
— Как бы не так! — передернул плечами более рослый оголец. Австрийские… А здесь, — он похлопал себя по кармашку, — французские и бельгийские. Дядя Алексей привез… Из-за границы.
«Дядя Алексей… Это какой же дядя Алексей?» — подумал я, как будто речь шла о нашем, земном дяде Алексее. Дядей Алексеев в деревне было трое или четверо, ко за границей никто из них не бывал. Какая там заграница, когда они в райцентр и то лишь по самой крайней нужде ездят. Разве капитан Соколов, Фросин брат?.. Но это было бы уж слишком, — чтоб и здесь была Фрося, а у Фроси — брат! Не хватало еще, чтобы этот брат оказался еще и летчиком-истребителем.
И вдруг послышались шаги, и из кустов вышел третий человечек. Росточком он был еще меньше, чем первые двое, но одет точно так же, как эти, только на голове у него вдобавок возвышалось какое-то странное сооружение, что-то среднее между пилоткой и беретом.
Впрочем, немного спустя, когда человечек снял свое нескладное сооружение, я увидел, что это не берет, не пилотка, а самый обыкновенный мешок, причем старый мешок, с дырками, — потому-то, должно быть, человечек и употребил его в качестве временного головного убора.
И тут случилось… Но не волнуйся, читатель, ничего страшного не случилось. Меня никто не укусил, и я ни на кого не бросился с кулаками. Просто третий оголец (скоро выяснилось, что зовут его Сашкой) вдруг сказал:
— Дядя Эдуард, вы же на курорте! — и вопросительно посмотрел на меня.
— Гм… На каком курорте?
На душе защемило. Вот оно, начинается! — подумал я. Вот сейчас, сию минуту, и откроются тайны, перед которыми побледнеют все человеческие фантазии.
И правда, Сашка (так и мы будем звать третьего огольца) шмыгнул носом и сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
