Станицын. Сказать вам правду, Горский… мне бы хотелось поговорить несколько с Верой Николаевной.
Горский. Наедине?
Станицын (нерешительно). Да, только два слова. Мне бы хотелось… теперь… а то в течение дня… Вы сами знаете…
Горский. Ну, что ж? Войдите да скажите ей… Да возьмите ваши конфекты…
Станицын. И то правда. (Подходит к двери и всё не решается войти, как вдруг раздается голос Анны Васильевны: «C’est vous, Woldemar? Bonjour… Entrez donc…» [43]Он входит.)
Горский (один). Я недоволен собой… Я начинаю скучать и злиться. Боже мой, боже мой! да что ж это во мне происходит такое? Отчего поднимается во мне желчь и приступает к горлу? отчего мне вдруг становится так неприятно-весело? отчего я готов, как школьник, накуролесить всем, всем на свете*, и самому себе между прочим? Если я не влюблен, что за охота мне дразнить и себя и других? Жениться? Нет, я не женюсь, что там ни говорите, особенно так, из-под ножа. А если так, неужели же я не могу пожертвовать своим самолюбием? Ну, восторжествует она, — ну, бог с ней. (Подходит к китайскому бильярду и начинает толкать шары.) Может быть, мне же лучше будет, если она выйдет замуж за… Ну, нет, это пустяки… Мне тогда не видать ее, как своих ушей… (Продолжая толкать шары.) Загадаю… Вот если я попаду… Фу, боже мой, что за ребячество! (Бросает кий, подходит к столу и берется за книгу.) Что это? русский роман… Вот как-с. Посмотрим, что говорит русский роман. (Раскрывает наудачу книгу и читает.) «И что же? не прошло пяти лет после брака, как уже пленительная, живая Мария превратилась в дебелую и крикливую Марью Богдановну… Куда девались все ее стремления, ее мечтания»… О господа авторы! какие вы дети! Вот вы о чем сокрушаетесь! Удивительно ли, что человек стареется, тяжелеет и глупеет? Но вот что жутко: мечтания и стремления остаются те же, глаза не успевают померкнуть, пушок со щеки еще не сойдет, а уж супруг не знает, куда деться… Да что! порядочного человека уже перед свадьбой лихорадка колотит… Вот они, кажется, сюда идут… Надо спасаться… Фу, боже мой! точно в «Женитьбе» Гоголя…* Но я по крайней мере не выпрыгну из окошка, а преспокойно выйду в сад через дверь… Честь и место, господин Станицын!
(В то время как он поспешно удаляется, из гостиной входят Вера и Станицын.)
Вера (Станицыну). Что это, кажется, Горский в сад побежал?
Станицын. Да-с… я… признаться… ему сказал, что я… с вами наедине желал… только два слова…
Вера. А! вы ему сказали… Что же он вам…
Станицын. Он… ничего-с…
Вера. Какие приготовления!.. Вы меня пугаете… Я уже вчерашнюю вашу записку не совсем поняла…
Станицын. Дело вот в чем, Вера Николаевна… Ради бога, простите мне мою дерзость… Я знаю… Я не стою… (Вера медленно подвигается к окну; он идет за ней.) Дело вот в чем… Я… я решаюсь просить вашей руки… (Вера молчит и тихо наклоняет голову.) Боже мой! я слишком хорошо знаю, что я вас не стою… с моей стороны это, конечно… но вы меня давно знаете… если слепая преданность… исполнение малейшего желания, если всё это… Я прошу вас простить мою смелость… Я чувствую… (Он останавливается. Вера молча протягивает ему руку.) Неужели, неужели я не могу надеяться?
Вера (тихо). Вы меня не поняли, Владимир Петрович.
Станицын. В таком случае… конечно… простите меня… Но об одном позвольте мне попросить вас, Вера Николаевна… не лишайте меня счастия хоть изредка видеть вас… Я вас уверяю… я вас не буду беспокоить… Если даже с другим… Вы… с избранным… Я вас уверяю… я буду всегда радоваться вашей радости… Я знаю себе цену… где мне, конечно… Вы, конечно, правы…
Вера. Дайте мне подумать, Владимир Петрович.
Станицын. Как?
Вера. Да, оставьте меня теперь… на короткое время… я вас увижу… я с вами поговорю…
Станицын. На что бы вы ни решились, вы знаете, Я покорюсь без ропота. (Кланяется, уходит в гостиную и запирает за собою дверь.)
Вера (смотрит ему вслед, подходит к двери сада и зовет). Горский! Подите сюда, Горский! (Она идет к авансцене. Через несколько минут входит Горский.)
Горский. Вы меня звали?
Вера. Вы знали, что Станицын хотел говорить со мной наедине?
Горский. Да, он мне сказал.
Вера. Вы знали зачем?
Горский. Наверное — нет.
Вера. Он просит моей руки.
Горский. Что ж вы ему отвечали?
Вера. Я? ничего.
Горский. Вы ему не отказали?
Вера. Я попросила его подождать.
Горский. Зачем?
Вера. Как зачем, Горский? Что с вами? Отчего вы так холодно смотрите, так равнодушно говорите? что за улыбка у вас на губах? Вы видите, я иду к вам за советом, я протягиваю руку, — а вы…
Горский. Извините меня, Вера Николаевна… На меня находит иногда какая-то тупость… Я на солнце гулял без шляпы… Вы не смейтесь… Право, может быть, от этого… Итак, Станицын просит вашей руки, а вы просите моего совета… а я спрашиваю вас: какого вы мнения о семейной жизни вообще? Ее можно сравнить с молоком… но молоко скоро киснет.
Вера. Горский! я вас не понимаю. Четверть часа тому назад, на этом месте (указывая на фортепьяно), вспомните, так ли вы со мной говорили? так ли я вас оставила? Что с вами? смеетесь вы надо мной? Горский, неужели я это заслужила?
Горский (горько). Я вас уверяю, что я и не думаю смеяться.
Вера. Как же мне объяснить эту внезапную перемену? Отчего я вас понять не могу? Отчего, напротив, я… Скажите, скажите сами, не была ли я всегда откровенна с вами, как сестра?
Горский (не без смущения). Вера Николаевна! я…
Вера. Или, может быть… посмотрите, что вы меня заставляете говорить… может быть, Станицын возбуждает в вас… как это сказать… ревность, что ли?
Горский. А почему же нет?
Вера. О, не притворяйтесь… Вам слишком хорошо известно… Да притом что я говорю? Разве я знаю, что вы обо мне думаете, что вы ко мне чувствуете…
Горский. Вера Николаевна! знаете ли что? Право, нам лучше на время раззнакомиться…
Вера. Горский… что это?
Горский. Шутки в сторону… Наши отношения так странны… Мы осуждены не понимать друг друга и мучить друг друга…
Вера. Я никому не мешаю меня мучить; но мне не хочется, чтобы надо мной смеялись… Не понимать друг друга… отчего? разве я не прямо гляжу вам в глаза? разве я люблю недоразумения? разве я не говорю всего, что думаю? разве я недоверчива? Горский! если мы должны расстаться, расстанемтесь по крайней мере добрыми друзьями!
Горский. Если мы расстанемся, вы ни разу и не вспомните обо мне.
Вера. Горский! вы словно желаете, чтобы я… Вы хотите от меня признания… Право. Но я не привыкла ни лгать, ни преувеличивать. Да, вы мне нравитесь — я чувствую к вам влечение, несмотря на ваши странности, — и… и только. Это дружелюбное чувство может и развиться, может и остановиться. Это зависит от вас… Вот что во мне происходит… Но вы, вы скажите, что вы хотите, что думаете? Неужели вы не понимаете, что я не из любопытства вас спрашиваю, что мне надо же знать, наконец… (Она останавливается и отворачивается.)
Горский. Вера Николаевна! выслушайте меня. Вы счастливо созданы богом. Вы с детства живете и дышите вольно… Истина для вашей души, как свет для глаз, как воздух для груди… Вы смело глядите кругом и смело идете вперед, хотя вы не знаете жизни, потому что для вас в жизни нет и не будет препятствий. Но не требуйте, ради бога, той же самой смелости от человека темного и запутанного, как я, от человека, который много виноват перед самим собою, который беспрестанно грешил и грешит… Не вырывайте у меня последнего, решительного слова, которого я не выговорю громко перед вами, может быть, именно потому, что я тысячу раз сказал себе это слово наедине… Повторяю вам… будьте ко мне снисходительны или бросьте меня совсем… подождите еще немного…
Вера. Горский! верить ли мне вам? Скажите — я вам поверю, — верить ли мне вам, наконец?
Горский (с невольным движением). А бог знает!
Вера (помолчав немного). Подумайте и дайте мне другой ответ.
Горский. Я всегда лучше отвечаю, когда не подумаю.
Вера. Вы капризны, как маленькая девочка.
Горский. А вы ужасно проницательны… Но вы меня извините… Я, кажется, сказал вам: «подождите». Это непростительно глупое слово просто сорвалось у меня с языка…
