И директивы Розенберга в отношении организации жизни евреев на Востоке оказались не нужны – не осталось евреев на территории СССР, оккупированной немцами.
* * *
Таким образом, то, что немцы не были инициаторами уничтожения советских евреев и до начала войны с СССР не собирались их уничтожать, – это факт!
И то, что советские евреи начали уничтожаться почти сразу после начала войны – это тоже факт!
Связать эти факты воедино может только сионизм.
Ю.И. МУХИН
На фото: зверства фашистов по отношению к евреям на временно оккупированной советской территории.
ИСТОРИЯ
«ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ» ПОДДЕРЖАЛ ГЕББЕЛЬСА
В апрельском номере «Дня литературы» помещена большая статья А. Лисина «Офицеры Катыни», в которой он полностью солидаризовался с версией Геббельса. Критический разбор статьи, подготовленный для «Своими именами», я не сумел (по субъективной причине) в мае передать по e-mail. А мои возражения и замечания, посланные в «ДЛ», были им опубликованы, но в его собственной редакции. При этом из текста было устранено понятие «версия Геббельса», что исказило смысл напечатанного материала вплоть до полной потери смысла отдельных фрагментов. Возможно, что «Своими именами» будет интересен прилагаемый текст с суждениями по некоторым аспектам Катынского дела, который не прошёл «белую цензуру». Этот текст частично переработан по сравнению с публикацией в «ДЛ».
В «Дне литературы» (№4 за апрель 2013 года, с.4) помещена (в рубрике «Версия») большая статья Александра Лисина «Офицеры Катыни». В ней он обосновал свою уверенность «в абсолютной бессмысленности, невыгоде и даже вреде всех катынских расстрелов прежде всего для нас, советского государства». Напомнив «о прямоте и правоте кремлёвских вождей», Лисин правильно указал, что «не следует лепить из Сталина доверчивого недотёпу». Но всё это, к удивлению, не уменьшило уверенности автора «газеты русских писателей» в том, что «сорок с лишним тысяч польских офицеров» были расстреляны служащими НКВД СССР по решению Сталина. В принципиальном вопросе все рассуждения Лисина остались в рамках той антироссийской версии, которую впервые выдвинула нацистская пропаганда во время Великой Отечественной войны вскоре после разгрома гитлеровцев под Сталинградом и пленения Ф. Паулюса. Пропагандистскую машину «Третьего рейха», как известно, возглавлял и направлял доктор Геббельс, сподвижник Гитлера, и, согласно общепринятой международной практике, указанная версия должна называться его именем.
Выступая в поддержку версии Геббельса, Лисин не ограничился простым изложением только своего видения Катынского дела. Он посчитал необходимым в подробностях напомнить читателю ещё два варианта мотивов «катынских расстрелов», которыми в конце зимы – начале весны 1940 года мог бы, по его разумению, руководствоваться Сталин. Во-первых, как «пример преступной классовой борьбы» (со ссылкой на безымянного «приятеля», естественно, «убеждённого демократа»). Во-вторых, как «месть за 20-й год» (уже без всякой ссылки). Но проведённый самим же Лисиным скрупулёзный анализ показал, что каждый из этих (ходячих среди «демократов») вариантов «не выдерживает никакой критики». Вступив далее «на зыбкую почву домыслов и догадок», Лисин выстроил свой, третий вариант, не слишком отличающийся, как будет показано, по обоснованности от двух уже рассмотренных. Похоже, любая конкретизация и детализация версии Геббельса противоречит фактам или достоверным сведениям.
Согласно Лисину, «Гитлеру перед походом к Ла-Маншу… следовало гарантированно обезопасить тыл. И Гитлер, конечно, боялся, что поляки вместо лесоповала окажутся однажды на его территории, развернут партизанские действия и ему прямо в спину внезапно и мощно ударят». Якобы этих «сорок с лишним тысяч польских офицеров» с территории СССР «следовало вернуть на Родину» (а тогда это была территория Германии или германского генерал-губернаторства), по предположению Лисина, «по тогдашним международным соглашениям». Но в начале осени 1939-го Гитлер в блицкриге разгромил регулярную польскую армию, не испугавшись французской и бельгийских армий в своём «тылу». Отчего же весной 1940-го он должен был опасаться польских партизан? Каким образом вернувшиеся (очевидно безоружными) бывшие военнопленные смогли бы молниеносно организоваться и мгновенно вооружиться (хотя бы на территории генерал-губернаторства, контролируемой гитлеровской администрацией)? А заметно ли повлияли на устойчивость германского Восточного фронта в 1941…1944 годах боевые успехи «Армии Крайовой» в его «тылу»? Ведь Лисин правильно заметил, что «это и была реанимированная польская буржуазная армия». Об этих простых, но неизбежно возникающих вопросах он явно не догадался.
Нет, Лисин уверенно заявил, что по выявленному им убеждению Гитлера, «польские офицеры ни при каких обстоятельствах не должны были вернуться домой». И якобы из-за этого Гитлер предъявил Сталину «безвариантно жёсткий… ультиматум: или немедленный расстрел поляков, или немедленный разрыв дипломатических и всех торговых отношений». При оценке (за Сталина) последствий отклонения «ультиматума» Лисину померещилась кошмарная картина того, как «эшелоны с войсками и техникой, нацеленные на Париж, будут немедленно переориентированы на Москву и перегнаны к нашим границам. А эскадрильи бомбардировщиков будут немедленно подняты в воздух с приказом тотальных бомбёжек наших приграничных городов». Не позавидуешь тому государству, в котором Лисин согласился бы занять пост главнокомандующего. В 1914-м кайзер повелел перенести главный удар с Франции на Россию. Но его генералы смогли объяснить, что попытка поспешного изменения ранее разработанных планов, уже введённых в действие, дезорганизует армию и приведёт к её скорому разгрому. И кайзер всё это тогда понял – он согласился на продолжение развёртывания в духе «плана Шлиффена».
Как с «безапелляционной ясностью» выявил Лисин, «о готовности Германии к большой войне» Сталин знал и одновременно понимал, «что финская (бывшая как раз на излёте) кампания продемонстрировала всю неспособность Красной Армии не то что к большой, но – к любой войне вообще». А посему-де он принял ультиматум Гитлера. Видимо, Лисин всерьёз думал, что в действительности «маленькая, но гордая Финляндия» ту «кампанию» выиграла и продиктовала в Хельсинки мирный договор «Москве». А в знак презрения бросила СССР «жирную кость» в виде Карельского перешейка, района Петсамо (Печенги) и военной базы на полуострове Ханко. Ну, «а озеро Хасан, Халхин-Гол» – это было всего лишь «выявлением наших слабин» Гитлером. От себя Лисин добавляет «на полях: уж если в 41-м году “план Барбаросса” привёл почти к катастрофе, то в 40-м катастрофа была бы неминуема». Сравнительная оценка реальных военных потенциалов СССР и «Третьего рейха» на конец зимы 1940-го и на начало лета 1941-го, а также рассмотрение действительных причин поражений Красной Армии в первые шесть месяцев войны требуют отдельного серьёзного анализа. Здесь же достаточно указать на то, что Лисин совершил распространённую ошибку, которую можно охарактеризовать выражением «крепок задним умом».
Сомнительно, чтобы в начале весны 1940-го «Франция, Голландия» и забытая Лисиным Бельгия считались и, тем более, считали себя «слабодышащими». В своём «тылу» они имели дружественную Великобританию. Вряд ли у кого-нибудь были сомнения в способности королевского флота обеспечить доставку на континент сил и средств для британского экспедиционного корпуса. С фронта оборона Бельгии и Франции могла опираться на долговременные укрепления и водные преграды. И победоносный вермахт тогда ещё только в пропагандистских материалах доктора Геббельса мог именоваться непобедимым. Результат одной польской кампании 1939 года доказывал не столько мощь вермахта, сколько немощь польской армии в противоборстве Польши с Германией один на один (в условиях, когда западные «демократии» не выполнили имевшиеся договорённости). О слабости польской армии свидетельствовал и Освободительный поход РККА в «”схидные” Украину и Белоруссию» (географию Европы Лисин видел «по-польски»). Давняя неудача «похода на Вислу» («поражение Тухачевского» под Варшавой) во время войны с буржуазно-помещичьей Польшей в 1920-м была вызвана вовсе не мощью тогдашней польской армии. Ошибочно не замечать влияния обильных поставок военного характера из стран Антанты. И особенно ошибочно не учитывать присутствия в Польше военнослужащих победоносной французской армии (в 1920…1922 годах главой французской военной миссии был М. Вейган). При этом выявляется правомерность «версии» о несостоятельности бывшего царского поручика и будущего Маршала Советского Союза Тухачевского как полководца по европейским меркам.
