Как ни странно, на рынке ее встречали приветливо. Женщина иногда останавливалась, вдумчиво разглядывая аккуратно разложенные пучки зелени или шелковые ленты, с рассеянной улыбкой обменивалась парой фраз с торговцами и шла дальше.
А потом она вдруг обернулась на Эша.
Он знал, что нельзя в упор пялиться на незнакомую женщину. Тем более, когда ты — приговоренный к смерти раб.
Знал, но не мог себя заставить отвернуться.
Женщина в черном застыла. Ее взгляд прояснился. Скользящей поступью призрака она быстро направилась прямиком к Эшу, не спуская с него глаз. И через минуту вдовица уже очутилась в шаге от юноши.
Никкаль, недовольно нахмурившись, двинулся к ней.
— Я могу чем-то помочь госпоже?..
Женщина ничего не ответила.
Она протянула руки к Эшу. Узкие ладони мраморной тяжестью легли ему на плечи. Женщина сделала глубокий вдох, запрокинула голову и вдруг со всей силы пронзительно закричала, как если бы ее живьем резали на куски.
Глава 9
Весь рынок застыл.
Позабыв о своих делах, люди умолкли, уставившись на Эша и кричащую женщину. Скорняк ринулся на помощь вдове с другой стороны торгового ряда, прихватив с собой нож, но кто-то по счастью остановил того за рукав. Несколько женских голосов начали истошно звать стражу.
Эш окончательно растерялся. Дарий потянулся было, чтобы взять безумицу под локоть, но Ник грубо оттолкнул его.
— Руки подняли, оба! — гаркнул он. — Чтобы все видели, что вы не при чем! Госпожа?.. — повернулся Ник к безумной. — Госпожа, что случилось?.. Госпожа?..
Дальше Эш его уже не слышал.
Он видел прямо перед собой злые глаза цвета болотной воды, и они словно затягивали его в бездонную глубину черных зрачков. Крик с каждым мгновением острой спицей вонзался Эшу в грудь. Боль становилась все нестерпимей, а он не мог даже пошевелиться…
Совсем, как во сне.
И вдруг рыночная площадь, торговцы, Никкаль с Дарием и даже женщина, державшая сейчас его за плечи, исчезли.
Эш увидел себя в совершенно другом месте.
Он лежал на спине в полумраке смутно знакомой комнаты. А рядом с ним горели свечи. Те самые свечи из его давнего кошмара.
Эш до мельчайших подробностей знал рисунок на залитой восковыми слезами ножке канделябра. С двух бронзовых чаш желтоватой бахромой спускался нагар.
Он трясся всем телом от страха и холода, глядя на то, как поблескивает в свете покачивающихся язычков пламени огромное стальное жало.
От ужаса у него перехватило дыхание.
Эш пытался встать. Встать и побежать прочь, но крепкая женская рука с плетеным кожаным наручем вместо браслета крепко придавила его к ледяной поверхности стола.
Встать и убежать!.. Убежать!
Жало сверкнуло у него над головой и впилось в грудь.
Эш захлебнулся плачем.
Проклятые свечи! Как больно… Как же больно!
— Мама! — кричал он, а тонкие пальцы зажимали ему рот.
— Мама, не надо! Мамочка! Не надо!!! Мама!!!
Сквозь слезы Эш видел над собой женский силуэт, но не мог разглядеть его. А прямо за силуэтом, на драпированных гобеленами стенах оживали уродливые тени…
Безумная вдовица вдруг умолкла, и видение исчезло.
На бескровных губах женщины появилась торжествующая улыбка. Отступив назад, она опустила с онемевших плеч юноши свои руки и, резко развернувшись, пошла прочь.
Эш отшатнулся и попятился, недоумевающие озираясь по сторонам.
Зеваки, перешептываясь, расступались перед ней, давая дорогу. Подоспевший, наконец, стражник не успел даже рта раскрыть, как Ник принялся доказывать, что никто из его подопечных ни в чем не виноват.
Тот устало вздохнул и закивал головой.
— Да никто на вас жаловаться не станет, — заверил стражник Никкаля. — Все знают, что она не в себе немного…
— Немного?.. — хмыкнул Дарий.
— Рот закрой, — яростно шикнул на него Ник.
— … И претензию за оскорбление тоже предъявлять некому — нет у нее никого, — вяло проговорил стражник. — Так что не кипятись, миром разойдемся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А кто она?.. — еле слышно спросил Эш.
— Кто ж знает, — пожал тот плечами. — Уже лет десять, если не больше, живет у нас при зиккурате. Безобидная, тихая, бродит иногда по городу, заглядывая в лица… Но такое с ней в первый раз. Может, ты ей напомнил кого…
— Говорят, у бедняжки на глазах всю семью убили, — с печальным вздохом присоединилась к разговору пухлая, румяная торговка овощами, ставшая невольной свидетельницей случившегося во всех подробностях.
— Да, я тоже слышала, — подхватила булочница в белом переднике. — Несчастная женщина. От такого немудрено рассудок потерять…
— А душа у нее светлая, — пробормотал седобородый торговец кожей, глядя вдовице вслед. — Говорят, она пророчица…
Люди вокруг постепенно оживлялись. Мимо Ника с подопечными, переговариваясь друг с другом и поглядывая исподтишка на Эша, прошли две молодые девушки с корзинами в руках.
Стражник, попрощавшись с Никкалем, двинулся следом за безумной — похоже, ему хотелось убедиться, что та не выкинет еще чего-нибудь неожиданного.
Никкаль подтолкнул обоих своих пленников вперед.
— Двигаемся в конец ряда, к скорняку…
— Это к тому, что нас прирезать хотел? — с усмешкой осведомился Дарий.
— Да, предложим ему твой язык укоротить, чтоб не зазря нож доставал, — огрызнулся Ник. — Эй, парень, ты-то там как? От неожиданности нужду в штаны не выгрузил? — повернулся он к Эшу.
— Нет, ты нас слишком мало кормил в переходах, — попытался отшутиться Эш, но фраза прозвучала нервно и фальшиво.
У него из головы не выходил эпизод, только что возникший перед глазами.
До сих пор Эш никак не мог понять, что же такого страшного в двух обычных оплывших свечах, являвшихся ему в кошмарах, где он не мог пошевелиться.
И только сейчас он осознал, что это не просто глупый образ.
Та комната, тени на стене и тот ужас — все они существовали на самом деле. Но когда-то очень давно. Настолько давно, что Эш почти забыл о них, а сейчас вспомнил.
Сердце в его груди тревожно заныло.
Он пытался вспомнить еще хоть что-то. Но тени прошлого ускользали от пристального взгляда, не желая открыться.
Сколько лет ему было? Был ли он ранен, или болен? Что вообще происходило в той комнате с гобеленами? Кто эта женщина, чьи руки прижимали его тогда? Да так сильно, что даже спустя много лет их невидимая тяжесть снова и снова возвращалась к нему во снах. Неужели и правда она — его мать?..
Зачем она это сделала? За что?..
Странное оружие никак не шло у Эша из головы. Он не видел ничего подобного ни на мысе, ни в Аварры, ни даже в книгах по воинскому делу, которые старик давал ему посмотреть.
Никкаль между тем деловито поторговался со скорняком, а потом направился к торговцу луками.
— Тебе нужен лук? — удивился Эш.
Ник со снисходительным выражением лица обернулся на юношу.
— Не мне. Это тебе он нужен. Во Внешнем круге такому доходяге, как ты, подпускать к себе врага на дистанцию удара ножом категорически нельзя. Твой шанс — это дальний бой, а нож только в крайних случаях. Тебя же на мысе обучали стрельбе?
Эш смутился.
— Обучали, конечно… Но господин Аварра, у которого я служил, считал луки бесчестным и плебейским оружием, и стрелков у себя не держал. Так что стрелял я в последний раз год назад, да и вообще лучник из меня неважный…
— Если хочешь умереть в старости — придется стать отличным, — невозмутимо заявил Никкаль, присматриваясь к лежавшим на прилавке лукам. — Уважаемый, а есть у тебя что-нибудь поприличней?.. — обратился он к торговцу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И вскоре Эш держал в руках простой, но очень ладный короткий лук, большой колчан с обычными стрелами и малый — усиленными и тяжелыми.
Эш понимал, что и оружие, и новая одежда для него и Дара — это, по сути, овеществленное «спасибо» Ника за то, что случилось в подземелье. Ему, судя по всему, тоже казалось, что просто слова в некоторых случаях не подходят для благодарности.
