— Она знает, что у меня две жены, которых я не брошу, — напрямую спросил его сыщик, — знает, что мне больше сорока лет. Чего хочет твоя племянница?
— Эээ, — смутился старейшина, не ожидавший прямого вопроса, — она хочет стать твоей женой, пусть третьей. Это, без твоего согласия мне лучше не возвращаться.
— Я вышел из того возраста, когда мне подбирали жён, — грустно улыбнулся Белов, — да и ты опоздал со своим сватовством, лет на пять раньше надо было. Жениться сейчас я на Иве не буду. Если захочет, пусть переезжает в Бражинск, работает здесь, будем каждый день встречаться, а там видно будет.
— Но она любит тебя, — попытался что-то изменить старейшина, — больше пяти лет она хочет выйти за тебя замуж. Ты погубишь девицу.
— Думать о её замужестве должен не я, а её родители, — резонно возразил уралец, — чем они занимались пять лет? Иве я ничего не обещал, да и не было ничего между нами. Это моё последнее слово, поживём, увидим.
Ничего не ответил старейшина, только качал головой, уходя из дома Белова. Любил свою племянницу староста Липовки, потому и не настоял на сговорном замужестве, как было принято в большинстве семей, где добрые соседи или друзья обговаривали женитьбу своих детей задолго до брачного возраста. Как успел убедиться сыщик, такие браки были достаточно ровными и долговечными. Вечно занятым домашним хозяйством и детьми женщинам не оставалось времени на любовные терзания, да и старели они быстро. У тридцатипятилетней женщины были взрослые дети, внуки, хлопоты по устройству дочерей и сыновей не способствовали любовным переживаниям. Похожая судьба была у их мужей, проводивших большую часть жизни в лесу или на реке, возвращавшихся в родную избу не каждую ночь. Люди не терзались вопросом, в чём смысл жизни, правильно ли живут. Они жили для общества, для рода, и положение рода, его благосостояние и развитие считали главной целью существования.
— Почти как в далёкие семидесятые годы, — вспомнил Белов поведение своих родных, — чтобы всё было, как у людей. Надо или не надо, тогда никого не интересовало, главное, чтобы не было стыдно перед родственниками и соседями, чтобы всё было, как у всех. Купили соседи гарнитур, нам надо такой же. Поступил племянник в московский вуз, значит, своего сына туда надо готовить. Причём тут любовь, если дом — полная чаша? Какие любовные терзания, когда надо картошку убирать, капусту солить, зимой снег огребать и так далее.
От этих воспоминаний защемило сердце, он вышел на улицу городка, сравнивая наезженные санями дороги с разбитым асфальтом своего мира, аккуратно прогребённые дорожки вдоль домов с полузанесёнными снегом и грязью тротуарами родного города, у администрации которого хронически не хватало денег на пешеходов, как, впрочем, и на проезжую часть дороги, тоже. Белову вспомнились жалобы своего приятеля, работавшего в мэрии, который говорил, что из города забирают 89 % собранных налогов, что характерно, даже в советские времена оставалось на городские нужды 40 % собранных в городе налогов. С каждым годом часть налогов, остающаяся в городе, уменьшается на пару процентов.
— Интересно, — отстранённо подумал он, — как там в России? Стала Москва вторым Косово или нет? Вся провинция вымерла или только её русская часть? Кем заселяется Урал, китайцами или чеченцами?
— Нет, в этом мире не будет России, с её пренебрежением к собственным гражданам, как и многих других стран, — ещё раз убедился в правильности своего пути Белов, — я буду работать прогрессором, чтобы паровозы и самолёты появились на тысячу лет раньше, пока население Земли не вырастет до вызывающего ненависть друг к другу количества. Пусть люди не распахивают целинных земель, пуская на ветер плодородную почву, пусть изначально человек бережёт планету, глядишь, и к себе подобным будет относиться по-человечески.
Зайдя к Сурону, сыщик долго беседовал с ним о пути развития человечества и уральцев в частности. Тот с осени готовил два десятка священников-миссионеров для уральских селений, обсудили материальные проблемы, и перешли на духовные тонкости.
— Мне представляется, наши священники должны воспитывать в людях не столько любовь к богам, сколько любовь к своему, уральскому, роду и своей земле, — за кружкой отвара из лесных трав, рассуждал сыщик, встретив в лице Сурона родственную душу, — если мы не приучим людей любить природу, не пройдёт и полсотни лет, все леса вырубят, и в реках вместо рыбы будет одно дерьмо плавать.
— Не может такого случиться, — задумывался собеседник, — сколько поколений наших предков живут здесь и ничего.
— Откуда, по-твоему, пустыни в Египте и Ливии, — поражал его старейшина, — почему наши горы, сплошь поросли лесом, а в Армении и Ромее дерево в горах не найдёшь. Дрова там большая ценность, я не говорю о горах Парфии и Персии. Всё потому, что людей там живёт много, а нас, пока, мало. Но, за пять лет вокруг Бражинска распахали столько полей, что без заботы об их сохранности и сохранении лесов, пустыня будет и здесь.
— Как же ты предлагаешь поступать, — задумывался Сурон, — священник не может и не должен запрещать мирские дела.
— Он должен в каждом уральце воспитать любовь к своему краю, где каждая веточка и рыба суть творенье божье, младшие братья наши.
Глава пятая
Казары проявили себя настоящими мужчинами, никто от работ не отлынивал, полученные железные топоры, кирки и лопаты мелькали в руках пленников. Отсутствие опыта у некоторых компенсировалось желанием тёплого жилья, первые дома на десять человек строили казары для себя с перспективой перепрофилирования. Два десятка рабочих отправились на кирпичный завод, остановленный на зиму. Сейчас пришлось ломами и кирками добывать мёрзлую глину, срочно нарабатывая запас кирпича для новых строений. Держать пленных в домах с очагами уральцы не собирались, для Белова появилась очередная возможность продвижения цивилизации. Все временные рабочие разъедутся, рассказывая о достижениях уральцев, что поднимет интерес не только к ограблению, но и сотрудничеству с бражинцами.
Вместе со строительством домов, недалеко от будущей крепости в устье Сивы, начали строить кирпичную мастерскую, выходы глины Белов нашёл ещё лет пять назад, за эти годы он спланировал будущий город в мелких деталях. Сейчас осталось перенести план на бумагу и придерживаться его исполнения. Кроме чисто технических вопросов при строительстве новой крепости уральцы получили огромный психологический эффект. Оказывается, казары слыли непобедимыми воинами по всем окрестным лесам, тем больший отклик вызвала победа бражинцев над пугавшими всех казарами, да ещё факт работы пленников на уральцев. Буквально за неделю строительства, под различными предлогами, в устье Сивы побывали представители всех окрестных селений и родов. Спустя месяц к бражинцам добрались даже старатели из Соли Камской, якобы обменять намытое золотишко и найденные самоцветы.
— Однако, — только и выговорили Кокора с Егозой, глядя на казар, бодро поднимавших венцы своего будущего жилья.
Полсотни казар, присягнувших на военную службу уральцам, разместились в Бражинске, усиленно тренировались держать строй и слитному копейному удару. Кузнецы начали подковывать казарских лошадей и готовить для них комплекты вооружения. Десяток казар уральцы собирались отправить после открытия навигации в Прииск, для охраны нового города, строительство которого назрело давно. Кроме добычи золота, в Прииске Третьяк собирался построить домну и выплавлять самый дешёвый чугун, город планировался металлургическим центром уральцев. Железо и сталь в этих краях, как успел убедиться Белов, были не намного дешевле золота, но значительно популярнее и востребованней. Хоть Прииск и находился в таёжном углу, в предгорьях Урала, оставлять литейщиков без охраны уральцы не собирались.
Зима и весна седьмого года прошли в подготовке строительства Прииска и напряжённых работах в устье Сивы. За зиму казары отстроили не только два десятка домов, оборудованных печным отоплением, но и запустили недалеко от новой крепости кирпичную мастерскую, где сами же работали. За неделю мастерская выдавала 'на гора' до тысячи штук кирпича, после наступления тепла уральцы собирались добавить к нему производство черепицы. Все уральцы, побывавшие зимой в Баймаке, понимали необходимость замены камышовых крыш на черепичные, такие дома труднее будет поджечь стрелами, а в предстоящих сражениях никто не сомневался.
И жизнь показала, что эти сражения гораздо ближе, чем думалось. В начале марта до Бражинска добрались женщина, чудом спасшаяся из сожженного Прииска. На зимовке в домиках оставались две семьи уральцев, присматривать за хозяйством. Со слов женщины, в феврале три десятка воинов напали на зимовье, жителей убили, дома сожгли. Сама беглянка с утра отправилась проверять силки вниз по реке, тем и спаслась. Когда нападавшие подожгли зимовье, она издали заметила дым и скрытно вернулась к домам. С её слов напали северные угры, вооружённые копьями, в кухлянках. Все железные инструменты и оружие нападавшие собрали во вьюки, подобрали на пепелище выгоревшие скобы и крепежи, нагрузили это на оленей. Судя по оленям, злодеи пришли издалека.
