Вадим только кивнул и зашагал вслед за Митричем. Небо только серело, но всё вокруг уже стало отчётливо видно. Они пошли сначала по просёлочной дороге, что вела к Оптиной Пустыни, а потом свернули с неё на более узкую тропинку и вскоре затерялись между деревьев. Птицы к этому времени проснулись, стали щебетать напропалую, будя всех остальных обитателей леса своими пронзительными трелями, отчего идти стало намного веселее.
В лесу пахло свежестью и грибами, а ещё молодой зелёной хвоей. Промелькнула рыжая шкурка облезлой летом белки, простучал дятел, пытаясь достать из ствола короеда. Среди веток качались на бесчисленных паутинках пауки, отбегая от капель росы, которые словно бриллианты вспыхивали в лучах солнца.
Путники всё дальше и дальше отходили от монастыря, углубляясь в лес. Но пока не наблюдалось ни пчёл, ни деревца, которое можно срубить под древко для копья.
— На обратном пути поищем, если не попадётся нужного деревца, — пояснил Митрич, видя переживание Вадима. — А чернильных орешков сейчас наберём. Осталось совсем немного пройти, и выйдем на полянку, а на ней растёт огромный дуб. Мы их завсегда с него снимали. Токмо нужно под ноги смотреть. На зелёной листве они ещё слишком молодые, а вот на опавшей листве их много, и они уже зрелые и перезрелые. Вот из таких как раз и получаются отличные чернила.
— Да я не устал, мне и самому интересно. А почему Серафим за ними не пошёл?
— Эх, Серафим, Серафим, — покачал головой старик. — Раньше он со мной завсегда ходил, а сейчас обленился или брезгует. Не разберёшь его. Бог с ним! Наше дело — мёд набрать, да сулицу тебе справить. Чует моё сердце, понадобится она тебе, и весьма скоро.
И они пробирались по лесу ещё достаточно долго, пока не вышли на полянку, в центре которой действительно рос огромный вековой дуб. Вадим таких никогда и не видел, причём, не только вживую, но даже на картинках. А посмотреть реально было на что! Кряжистое туловище векового дерева,всего исполосованного трещинами и столетними шрамами, стремилось к небу, вздымая к нему руки-ветви. Узловатые и раскидистые, они задирались во все стороны параллельно земле, уходя затем ввысь.
Его крона казалась необъятной и заслоняла собой солнце, не давая пробиться сквозь вековую тень любой травке. Зато вся земля под деревом оказалась усыпана павшей листвой. Желудей, правда, они не увидели, так на то кабаны дикие и нужны, чтобы подъедать всё за великаном — деревом.
Митрич показал искомые листочки с чернильными орешками, и вскоре Вадим набил ими всю походную суму. Вторая часть квеста была им пройдена, теперь следовало найти древко, и миссия будет полностью выполнена. Ах да, ещё мёд и вишнёвый клей!
Они побродили ещё немного, пока опытный в таких делах Митрич всё же не нашёл улей, укрытый в старом дупле берёзы.
— Ага, вот и он. Щас мы его, быстренько.
— Митрич, а как же мы его возьмём, пчёлы же покусают нас?
Вадим боялся пчёл ещё с детства, а ос и того больше.
— Кого покусают, а кого и не тронут, — усмехнулся в бороду Митрич.
— Значит, мне лезть?
— Пошто тебе? Я полезу, а ты помогать будешь.
— А как пойдём назад, ведь мы уже далеко отошли от Пустыни и дороги нет, да ещё и с мёдом, да покусанные? — усомнился в здравости решения Митрича Вадим.
— А ты рази ветер не засёк?
— Нет, а как бы я его засёк?
— Так по облакам. Куда они плывут, туда и ветер дует, пока не переменился. А солнце смотрел?
— Нет, — погрустнел Вадим, он уже понял, что дальше скажет Митрич.
— Вот и оно! А если бы смотрел, то вопросов глупых не задавал. Давай костёр разжигать, только небольшой, а я сейчас пойду гнилушек наберу, попугаем пчёлок.
Набрав немного сухих веточек, через несколько минут Вадим разжёг костёр, а Митрич, натаскав гнилушек, заставил их неистово дымиться. Как только они стали сильно дымить, он сложил их в связанную ивовую клеть и полез наверх, помогая себе верёвкой. Вадим, как мог, старался быть полезным. Добравшись до нужной ветки, Митрич заработал топориком, вырубая из дерева мешающий ему кусок.
Тут пчёлы, что до этого просто гудели, не выдержали и стали одна за другой покидать улей или борть, если правильно его называть. Но, окуренные дымом, они быстро теряли боевой настрой и спешили ужужжать куда подальше. Митрич тем временем быстро опустошал пчелиные запасы мёда, срезая соты деревянной лопаткой и укладывая их в кожаный мешок.
Взяв, сколько посчитал нужным, он споро спустился и, скинув мешок и взяв толстый кусок коры, отправился снова наверх, чтобы заложить ею проделанную в борти дыру и даже обвязал для плотности верёвкой и смазал рыбьим клеем по краю выреза. Закончив работу, он спустился вниз, и они с Вадимом отбежали от дерева.
— А ты посмотри-ка, много мёда набрали. Хорошая семья, надо от хозяина леса их защитить. Щас пчёлки успокоятся, а мы Потапыча отвадим от энтого дерева. Да и духов лесных надобно задобрить.
— Это как? — удивился Вадим.
— Увидишь, заодно и древко сулицы вырубим. Так, ложи мешок здесь, сверху вещи и пойдём покамест вон туда, я в той стороне видел неплохие деревца. Вадим кивнул, и они направились в указанную сторону.
Последующие часа два они с Митричем искали и рубили подходящие молодые деревца, а потом вкапывали вокруг дерева остро вырубленные колья. Там же они подобрали и древко для сулицы, которое необходимо было ещё и высушить, но это уже в кузне.
Солнце только перевалило через зенит, когда они успели всё сделать, что хотели. Митрич развязал небольшой мешочек и достал краюху хлеба, два небольших свежих огурца и два солёных прошлогодних, пяток сваренных вкрутую яиц и кусок старого сала.
— Вот, Ва-дим, — и Митрич сам себя прервал, — ох, и странное у тебя имечко, ну и ладно. То не ты виноват, а твой тятя. Вот смотрю на тебя, ты как с креста снятый, видно, что голодал, хоть и дворянин. Простой ты, без гонора и всех этих заморочек. Просишь, а не требуешь, ждёшь, а не берёшь. Любо это всем, ешь, половина — твоё, половина — моё, подкрепляйся.
Вадим удивился, кивнул и аккуратно разломил краюху хлеба, отобрал для себя пару яиц из пяти, взял пару огурцов и смачно ими захрустел, с удовольствием потребляя нехитрую пищу. Хорошо! Трапеза, впрочем, быстро закончилась, не успев толком и начаться. Митрич, усмехнувшись, вынул из мешка кусок медовой соты и отдал её Вадиму.
— Ешь, только вощину в руку сплюнь и в мешок сунь, нам ещё из неё свечи топить.
— Ага, — только и сказал Вадик и принялся с аппетитом уминать мёд. Он съел не всё, половину оставил для Агафьи. Девчонки сладкое любят. Жалко её, ладно он, почти взрослый, а ей, такой маленькой, столько всего пережить пришлось. Пусть хоть сладкого поест. Тёплое чувство причастности к судьбе несчастной девочки на минуту овладело им, и он спрятал кусок сотового мёда себе в мешок. Митрич только усмехнулся и ничего не сказал.
— Ну, пошли, што ли? — Митрич дождался окончания трапезы и стал собираться в обратный путь. Лешего ещё надобно задобрить.
Он подхватил яичную скорлупу и собрал все малые крошки от хлеба и, подойдя к старой ели, положил возле рваного вида норы.
Вадим кивнул и, подхватив свои новоприобретённые вещи, пошёл за Митричем. По пути они решили сделать небольшой крюк, чтобы захватить участок, где проходила лесная дорога, ведущая из знакомого Вадиму села. Лучше бы они этого не делали.
Возле самой дороги, под старым полусгнившим стволом древней ели они наткнулись на мертвяка. Нашли они его по запаху сгнившей плоти, не увидев сначала. Вадим хотел уйти и не искать никого и ничего, но Митрич решил иначе и, выставив перед собой топор, отправился искать труп.
То, что это был мертвяк, а не просто погибший от чего-то человек, они поняли по клацанью зубов полусгнившего черепа.
— Куда ж ты шёл? — тихо пробормотал Митрич, глядя на полусгнивший труп, над которым кружили толстые мухи, поблескивая зелеными брюхами.
В ответ на эти слова мертвяк дёрнулся и сделал попытку двинуться им навстречу, но безуспешно. Его тело уже представляло собой только страшный и жуткий на вид костяк, лишь только голова имела остатки человеческого подобия. Жутко клацая зубами, мертвец сильно дёрнулся в сторону, Митрич от испуга отшатнулся и упал, а Вадима захлестнула волна невообразимого смрада.
