В том, что он попал именно в прошлое, больше не возникало никаких сомнений. Слишком уж декорации здесь оказались аутентичные, и всё представление затянулось почти на две недели. Да и мертвяки как-то быстро разуверили его в том, что он ошибается.
При воспоминании о мертвяках его передёрнуло, сонная пелена спала с глаз, а буквицы стали хорошо различаться, словно под лупой. Отблеск от свеч вздрогнул и передал теням трепет маленького огонёчка, что плясал на фитиле каждой из них. Вадим встрепенулся и невольно поднял глаза на икону, висевшую перед ним.
Старая икона, окантованная простым деревянным окладом, написанная неизвестным живописцем, сейчас словно обрела возможность видеть. И она смотрела прямо в его душу чем-то непонятным, чего он не мог никак объяснить. Образ святой богоматери словно бы опустился на него сверху и наполнил душу. Благость, наконец, пришла к Вадиму, благость и успокоение. «Тишина, покой, умиротворение», — только такие слова приходили ему на ум, и только так он чувствовал себя в этот момент.
— Отрок, да ты, никак, спишь! — внезапный окрик отца Анисима громом прогрохотал возле уха. Вадим вздрогнул и очнулся.
— Я молюсь!
— Я вижу, как ты молишься! Стоишь с закрытыми глазами и посапываешь. Я думал, ты и вправду благости получил, а он глаза закрыл и спит, стоя на коленях. И где ты такому научился?
— Я молился, а не спал, и икона смотрела на меня.
— Икона смотрела? Богородица? Гм, ну, может быть и так. Пойдём, пора отдыхать. Завтра отправимся в деревню. Идёт кузнец, я, ты и два послушника, как и говорил настоятель. Пять человек — это и много, и мало, смотря с чем нам придётся столкнуться. Ну, да это не твоего ума дело. Иди спать, ты отработал свою епитимью. Если благости и не набрался, то дух свой перед походом закалил, а разум очистил. Полезно молиться перед боем или ещё каким важным делом. По себе ведаю, то и тебе советую, отрок. Будешь внимать мне али другим важным людям, проживёшь долго. А нет, так и думать о том неча. Всё, дуй спать, а я ещё помолюсь. Я уж старик, мне спать много не надо. Ступай.
Вадим поклонился и ушёл, направившись в свою келью. Аким в ней уже вовсю храпел и даже присвистывал в обе дырочки. Захотелось пить. Вадик подошёл к кувшину, зачерпнул глиняной плошкой воды и стал пить, громко сглатывая прохладную влагу. Аким, видимо, услышав раздающиеся звуки, проснулся, закряхтел и, повернувшись на другой бок, снова заснул, но уже без храпа. Вадим бросился на свой лежак и уже через пару минут отдался в крепкие объятия Морфея.
Утром, проснувшись и ополоснув лицо, Вадим направился к трапезной, где уже собрались почти все назначенные в поход. Здесь он узнал, что ближе к утру в пустынь прибежали выжившие от нападения крестьяне и сбивчиво, перебивая друг друга, рассказали, что произошло в селе. В принципе, особо нового они ничего не рассказали, и запланированный поход не отменяется, всё равно придётся идти туда на разведку, потому как у них и святая сила, вроде как имеется и боевой командир. А крестьяне што? Поразбежались, куда глаза глядят, и всё на том.
К трапезной Вадим пришёл вслед за кузнецом, повстречав по пути отца Анисима. Руководство отрядом сразу взял на себя кузнец.
— Ну, раз я самый опытный, то мы с вами сейчас боевая пятёрка. И не смотрите на меня так, да, вы монахи, а я кузнец. Этот вот малый вообще не пойми кто, однако же, идёт с нами, — кивнул он на Вадима. — Анисим, ты с чем воевать пойдёшь?
— С верой, с правдой, с надеждой, и с топором! — показал Анисим на небольшой топор, засунутый за верёвочный пояс.
— Ага, а вам, Сергий и Пётр, вручаю по копью тогда.
— А у нас и ножи есть, — отозвался один из послушников по имени Сергей.
Второй, что назвался Петром, тут же вынул из-под рясы длинный и широкий нож, больше похожий на кинжал. Такой же показал и другой.
— Вот это добре! У меня будут бердыш и сабля, а молодому дадим сулицу и кистень.
Кузнец нагнулся к большому кожаному мешку и, порывшись в нём, передал Вадиму что-то вроде короткого дротика, но весьма умело сделанного. Древко оказалось и вправду старым, да ещё и со старым наконечником. Новый, видимо, кузнец пожалел и отремонтировал тот, что был. А вот кистень оказался очень удобным. Короткая деревянная ручка, похожая на ручку нунчаков, заканчивалась длинной цепью. Цепь соединяла шипообразную увесистую гирьку из железа или чугуна с рукоятью кистеня.
Взяв кистень в руки, Вадим опробовал его, несколько раз ударив по воздуху. Несмотря на свой неказистый вид, оружие хорошо держало баланс и удобно лежало в ладони. Теперь следовало немного потренироваться, и в целом оно могло очень сильно пригодиться и выполнить ту задачу, для которой, собственно, и предназначалось.
— Ну, что? Готовы?
Все промолчали, но кивнули. Всё ясно было и без слов. Шли неведомо на что, и неведомо что ждало их на каждом повороте лесной дороги и в деревне. По поводу деревни, пожалуй, вообще мало что можно было предсказать. Аким, который стоял на воротах, с готовностью отворил их и выпустил отряд на дорогу.
Не оглядываясь, все пятеро бойцов двинулись вперёд, навстречу своей судьбе. У каждого за спиной висел мешок для возможных трофеев или продуктов, а в руках лежало оружие, вселяя ощущение защиты. Каждый надеялся на лучшее, но при этом предполагал худшее.
Идти предстояло довольно далеко, километров пятнадцать. Дорога прихотливо извивалась, пробираясь сквозь лес. Вывернув из чащи, она побежала через редкие здесь поля, засаженные рожью, овсом или гречихой. Прошедший два дня назад дождь весь без остатка впитался в песок, оставив после себя только редкие лужи, насыщенные бурой грязью.
Всё вокруг дышало первозданным природным естеством. Через дорогу перескакивали лягушки с красными пятнышками на серой шкурке, разбегались ящерицы и попискивали невидимые в густой траве мыши. Жаворонок с прикольным хохолком долго сопровождал их, время от времени вспархивая с дороги. Отлетев на пару метров, он опускался обратно, чтобы снова вспорхнуть и лететь дальше.
Природа словно и не замечала людских проблем, что ей до них⁈ Птицы пели, мыши бегали, стрекотали кузнечики. Гадские оводы, или бзыки, как их называли крестьяне, безудержно летали над головами вспотевших от долгой ходьбы людей. Их нудное жужжание и укусы изрядно бесили путников.
— Словно мухи над мертвяками вьются, — пробурчал кузнец, провожая взглядом целый рой оводов, жужжащих вокруг. А тех становилось всё больше. Отец Анисим недобро взглянул на Елизара.
— Ты бы не каркал уж! И так на душе тошно.
— А я что? Я ничего, закусали просто, сволочи, — и кузнец с размаху бахнул себя по шее ладонью, прихлопнув очередного кровопийцу.
Послушники Пётр и Сергей только хмыкнули, вертя головами и отмахиваясь копьём от оводов. Вадим молчал, как рыба. О чём тут говорить, оводы слетелись на них со всего леса, ведь от всех разило таким острым запахом пота, что его, наверное, чувствовали даже мертвяки.
Так, непрерывно переругиваясь и перебрасываясь незначительными фразами, небольшой отряд продвигался дальше. Вокруг, если не обращать внимания на громкое щебетание птиц, было тихо. Лес то придвигался вплотную, то отступал дальше от дороги, постепенно мельчая. Пару раз ради любопытства Вадим заходил в него, завидев там шляпку красноголовика или даже белого гриба. Вадик любил грибы, как-то не лежала у него душа к рыбной ловле и уж тем более к охоте. А вот такая тихая охота приносила ему удовольствие. Мама всегда хвалила его по малолетству за приносимые домой дары леса.
Все уже порядком устали, когда впереди показались сначала верхушки деревьев, а потом и сами дома села Седмицы. Путники невольно замедлили шаг, напряжённо всматриваясь вперёд. До сей поры никто им на пути ещё не попался: ни мёртвый, ни живой, и это настораживало.
— Так, Пётр и Сергий, копья наизготовку и вперёд, — скомандовал кузнец. — Анисим, ты справа иди, а ты, отрок, слева, а я сзади пойду.
— Это как же так! — вскричал Пётр, молодой ещё парень с жидкой бородёнкой и еле заметными усиками, — мы, неумехи, вперёд на смерть идём, а самый опытный из нас позади скрывается?
