Я целовал ее губы в диком исступлении, а потом отталкивал, чувствуя, что не могу сдержаться, а она снова тянула к себе. Ее рот был мягким, нежным, податливым. Той ночью я забрал ее девственность. Наверное, в тот момент я был самым счастливым безумцем на земле, потому что это было впервые. Первая девственница в моей жизни и мы боялись оба. Она меня, а я ее. Помню, как долго ласкал нежное тело, как всматривался в ее горящие глаза, как сошел с ума, когда они закрылись в экстазе и по ее телу прошла судорога оргазма. Наверное, это было гораздо эротичнее чем все те кричащие и воющие подо мной шлюхи. Потому что Анна заплакала, смущенная и испуганная, а я осторожно вошел в ее тело и взял, то что она так нежно предлагала. Я боялся причинить ей боль, я был нежен и осторожен. Я ласкал ее юное тело со всем пылом безумно влюбленного мужчины, вылизывал и покрывал поцелуями каждый сантиметр, пил ее влагу, целовал соленые слезы, ловил прерывистое дыхание. Я был счастлив. Это были самые лучшие дни в моей человеческой жизни. Мы занимались любовью по нескольку раз в день, а ночью я продолжал упиваться ее сладостью. Утром Анну шатало от усталости, а я чувствовал себя всемогущим Богом секса.
Я хотел женится на ней… я забыл обо всех ужасах, жажде мести, я просто жил, дышал полной грудью, она подарила мне свет. Мы мечтали о том, как пересечем границу, и я устроюсь на работу, она родит мне детей. Точнее мечтал я. Говорил вслух, а она отвечала мне взглядом, улыбкой, пожатием руки. Истинные чувства не нуждаются в признаниях. Даже тогда, когда узнал, что она беременна мне не нужны были слова, достаточно того, что она приложила мою ладонь к своему животу и смотрела на меня, сгорая от счастья, а я плавился вместе с ней.
Но счастье было коротким, оно ускользнуло из моих рук, как вода или песок, просочилось сквозь стиснутые пальцы и рассыпалось в вечность ожидания. Я должен был его выстрадать и прийти к нему спустя пять веков. Это была всего лишь репетиция, кусочек надежды… и сильный толчок к мраку. Подножка судьбы. Очередная оплеуха.
Анна погибла спустя пять месяцев после того как я нашел ее. Она, и наш не рождённый ребенок. Я потерял их обоих. Нас выследили солдаты, которых мы порядком достали своими набегами и загнали, как животных. Тогда расстреляли и взяли в плен почти весь отряд. Мы с Анной сбежали из окружения, и кто-то из ошалевших после погони солдат, понимая, что мы уходим, выстрелил нам в след. Анна закрыла меня собой. Лучше бы это сделал я. Но она чистая, светлая, нежная была более угодна смерти, чем я грязная тварь, уже побывавшая одной ногой в аду.
Я нес ее долго. Наверное, несколько часов. Я хотел найти хоть одну деревню, не растерзанную солдатами, найти лекаря. Дьявол, мне бы тогда мои возможности, но я был просто человеком. Обезумевшим от горя. Впервые осознавшим что такое потерять того, кто значит для тебя гораздо больше, чем воздух. Я нес бы ее сутками напролет, но каждый мой шаг причинял ей страдания, а потом Анна начала кашлять кровью, и я был вынужден остановиться, положить в траву, и молча ждать… Она умирала…в страшных мучениях, пуля застряла в животе… Наш ребенок уже точно был мертв внутри нее, но я просто дико жаждал, чтобы она осталась в живых. Хотя бы она. Я смотрел, как Анна кусает губы от боли и рвал на себе волосы, выл, как раненое животное, гладил ее дрожащими руками, а она…смотрела на меня, и я читал в ее взгляде мольбу прекратить все это. Дать ей уйти.
Я стоял перед ней на коленях и молился. Да, молился Богу совершить чудо, молился последний раз в жизни. Он совершил…Анна заговорила со мной в первый и последний раз, а потом я задушил ее. Глядя в эти глаза полные любви ко мне, веры в меня, безграничной преданности и мольбы. Я сжимал пальцы сильнее и выл, орал, рыдал. Когда я осторожно закрыл ее глаза, то понял, что меня больше нет. Я умер там, вместе с ней, на пятьсот лет.
Закопал окровавленный труп, поставил крест, а потом раздирал землю руками и плакал, как ребенок. Я прощался с ней и с собой. Все те капли человечности, что были во мне ушли вместе с Анной. Три дня я сходил с ума у ее могилы, сбивая руки в кровь, скуля от отчаянной пустоты и одиночества. Оплакивал свое разодранное в клочья счастье, нашего не рожденного ребенка и единственную женщину, которая любила меня после матери. Потом…еще долгие годы я видел ее прощальный взгляд…и, лишь спустя много лет, наконец-то забыл ее. Заставил себя забыть. В тот момент кроме жажды наконец-то закончить начатое, найти отца, во мне больше ничего не осталось. Именно от могилы Анны и потянулся кровавый след Зверя, которым я постепенно становился.
Дальше я продолжил идти один. Живой мертвец. Одиночка, психопат с исковерканной жизнью. То была судьба, потерять все, что имело для меня значение, и никто не мог ее изменить еще очень долго.
ГЛАВА 9. ОДЕЙЯ
Я все же дошел до Москвы. Точнее до близ лежащих деревень. Спустя несколько месяцев. Мне дьявольски везло, как и всем гадам по жизни. Я выигрывал деньги в кости, воровал, трахал богатеньких озабоченных шлюшек, дрался на дуэлях с их мужьями рогоносцами. Я был тем ублюдком с которым не стоит связываться, а лучше бежать без оглядки. Я прожигал жизнь, использовал женщин, друзей, шел по головам, телам, через тела всех, кто совершал идиотскую ошибку – доверится мне. Плевать. Я хотел достичь цели и мне было нас***ь каким образом и какой ценой.
Моя очередная любовница подыскала мне работу у боярина Артемьева, я стал эдаким мальчиком на побегушках. Плевать, без нее я бы не смог устроится в приличное место. Меня принимали за цыгана и гнали в шею ото всюду. Я все еще оставался шлюхой, обученной мастерству отменного траха и с успехом пользовался всеми познаниями в сексе. Только теперь я работал сам на себя. Днем бегал с поручениями барина, а по ночам яростно вдалбливался в мягкое тело своей любовницы прямо на сеновале, честно отрабатывая полученное место. Она подкидывала мне деньги, всячески опекала и обещала золотые горы. Мне же нужно было только одно – выбраться в высший свет и ради этого я готов был отыметь даже самого Великого Князя или подставить ему свою задницу. Хотя нет, я лгу. Задница – это святое и я порвал бы любого, кто посмел бы к ней приблизиться. Артемьев оказался мелким торгашом и никаких нужных связей не имел. Я успел кое-что разузнать о своем отце – Мокану оказался довольно известной личностью, приближенной к самому царю. Посол, советник, богатый сукин сын, до которого невозможно добраться особенно такому голодранцу как я, а такие, как мой нынешний хозяин могли лишь прислуживать ему и лизать задницу. То есть, я явно не в том месте окопался, и пора сваливать в столицу. Мне насточертела моя любовница и я забрал все золото, заработанное членом, языком и руками, прихватил так же кое-что из дома хозяина и поминай как звали. В смутное время, когда разбой и нападения, грабежи стали обычным делом, я без труда удрал и скрылся от преследования разъяренного Артемьева и моей бывшей любовницы. Черт, даже не помню, как ее звали. Иногда я лучше запоминаю их тела. У нее оно было полное и рыхлое и она любила чтобы я хлестал ее по округлой заднице кнутом и выкручивал ей соски. Я засовывал ей в рот ее же кружевные панталоны и засаживал по самые гланды, а она давала мне пару золотых монет и трепала пухлой ручкой мои длинные кудри, как породистого жеребца, приговаривая:
- Николас, ты отменный любовник…Клянусь, что никогда в жизни ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой, мой синеглазый мальчик.
А я смотрел на ее ляжки, покрытые рубцами от хлыста и думал о том, что с удовольствием забил бы ее до смерти. Вот такая была у нас любовь. БДСМ из прошлого. Я был отменным «топом». Я мог превратить в «нижнюю» любую и превращал. Мне нравилось унижать за их же деньги.
Теперь я рыскал по деревням и реально понимал, что для того чтобы сунуться в столицу мне нужно гораздо больше, чем золото, которое я почти промотал. Нет не на баб, те сами мне платили, а на алкоголь и игры в кости. Однажды я надрался вусмерть и меня избили и обчистили такие же ублюдки, как и я сам. Харкая кровью я смеялся, как ненормальный. Все мои надежды проникнуть в приличный дом, получить хорошее место лопались как мыльный пузырь. Меня пожалел пожилой мужик. Федор. Старший конюх боярина Бельского. Он как раз искал себе помощника. Нарвался на меня, окровавленного, с синяком под глазом и дыркой в кармане. Пожалел. Почему-то меня часто жалели. Наверное, смазливая рожа действовала не только на женщин, но и на мужчин. Нет, Федор не был пе***ом, но он не так давно потерял сына, примерно моего возраста, парнишку переехала ломовая лошадь во время ярмарки, раздробила грудь копытами и тот помер несколько месяцев назад. Его звали Николаем. Вот так я, ободранный сукин сын, попал в дом к Бельскому. В столице. К тому времени я уже выучил русский язык, обычаи и нравы русских дворян, освоился в новом доме и на новой должности помощника конюха. Конечно, у меня все еще был дурацкий акцент и меня все так же принимали за цыгана. Да хоть за негра. Меня это несколько не волновало. Для женщин я всегда был экзотическим фруктом, теперь я рьяно трахал служанок и крепостных девок князя Бельского. Чистеньких, пахнущих мылом, в стоячих сарафанах и с длинными косами, которые я наматывал на руку в порыве страсти и похоти, когда они стояли на коленях и ублажали меня ртом. Я менял их как перчатки, пока не был вынужден угомонится. Одна из крепостных утопилась, когда я закрутил шашни с ее сестрой. Дура несчастная. Мне не было ее жаль, я трясся за свое место потому что чуял нутром – оно правильное. Думал ли я о том, что довел несчастную до безумия? Нет, я никогда и ничего им не обещал. Поэтому ее поступок просто разозлил. Теперь меня обходили дальней дорогой, крестились, называли душегубом и антихристом…как же они были близки к истине. Я сеял зло. Я выплескивал гниль и яд на всех, кто ко мне приближался. Федор похлопотал и меня не выгнали, но все же я был вынужден остепениться.
