Так началось это собрание, заочными участниками которого были и мы, 217 зимовщиков дрейфующего каравана. Вместе с избирателями Сталинского округа Москвы мы аплодировали почетному президиуму во главе с Иосифом Виссарионовичем. Вместе с ними мы слушали речи выступавших товарищей. Вместе с ними мы волновались, ожидая, будет ли говорить кандидат в депутаты.
И вдруг председатель собрания просто сказал:
«Слово предоставляется нашему кандидату товарищу Сталину...»
Мы всю ночь ждали этой минуты. И все-таки она наступила неожиданно для нас. Мы даже недоверчиво переглянулись: неужели сейчас мы услышим Сталина?
Тем временем вахтенный, хотя все уже были давно на ногах, бегал по коридору и стучал в двери кают: никто не простил бы ему, если бы он забыл разбудить хоть одного заснувшего.
- Сталин!.. Сталин!, - кричал он. Больше не было у него слов, но этим одним словом он выражал все, чем были полны в то мгновение наши умы и сердца.
Спящих не было. И когда умолкли восторженные овации, все 217 зимовщиков услышали негромкий голос вождя.
Казалось, он говорит совсем рядом, запросто, по-дружески беседуя с нами, зимовщиками дрейфующего каравана.
«Товарищи, признаться, я не имел намерения выступать. Но наш уважаемый Никита Сергеевич, можно сказать, силком притащил меня сюда, на собрание: скажи, говорит, хорошую речь. О чем сказать, какую именно речь? Все, что нужно было сказать перед выборами, уже сказано и пересказано в речах наших руководящих товарищей...»
Люди переглядывались и кивали головами: сказано-то много, сказано-то хорошо, но весь народ ждал, кроме выступлений руководящих товарищей, именно этого отеческого, напутственного слова своего учителя. Он вел свою речь дальше, и в голосе его звучала легкая ирония:
«...Конечно, можно было бы сказать эдакую легкую речь обо всем и ни о чем. Возможно, что такая речь позабавила бы публику. Говорят, что мастера по таким речам имеются не только там, в капиталистических странах, но и у нас, в советской стране...»
Из репродуктора донесся дружный смех, загремели аплодисменты. Послышался смех и в каютах «Садко»: знакомы и нам такие мастера!
А Сталин уже переходил к существу намеченной им темы. Тепло поблагодарив избирателей за доверие, он подчеркнул, что это доверие налагает на кандидатов в депутаты новые, дополнительные обязанности и, стало быть, новую, дополнительную ответственность.
«Что же, у нас, у большевиков, не принято отказываться от ответственности, - продолжал он. - Я ее принимаю с охотой...»
Бурные, продолжительные аплодисменты были ответом на эти слова. Когда же они, наконец, утихли, мы снова услышали знакомый сталинский голос, в котором теперь звучали твердые, решительные ноты:
«...Со своей стороны я хотел бы заверить вас, товарищи, что вы можете смело положиться на товарища Сталина...»
И снова до нас донесся гром оваций, и чей-то звонкий голос выкрикнул из зала Большого театра:
«А мы все за товарищем Сталиным!..»
Этот голос ясно и просто выразил то, что было в душе и у каждого из нас.
Но вот все утихло, и Сталин заговорил об особенностях выборов в Советской стране, о том, почему наши выборы являются единственными действительно свободными и действительно демократическими во всем мире. С огромным вниманием слушали мы его советы избирателям. Каким должен быть депутат?
«Избиратели, народ должны требовать от своих депутатов, чтобы они оставались на высоте своих задач, чтобы они в своей работе не спускались до уровня политических обывателей, чтобы они оставались на посту политических деятелей ленинского типа, чтобы они были такими же ясными и определенными деятелями, как Ленин...»
С непередаваемой теплотой, волнением и какой-то особенной суровой нежностью он произнес эти слова - «как Ленин». Овации еще раз потрясли эфир.
«...чтобы они были такими же бесстрашными в бою и беспощадными к врагам народа, каким был Ленин...»
И снова - овации, и снова - сталинский голос:
«...чтобы они были свободны от всякой паники, от всякого подобия паники, когда дело начинает осложняться и на горизонте вырисовывается какая-нибудь опасность, чтобы они были также свободны от всякого подобия паники, как был свободен Ленин...»
В голове пронеслось: вот он, идеал героя нашей эпохи! Вот образ, который каждый из нас должен хранить в душе... А Сталин находил все новые вдохновенные и яркие черты для этого образа.
«...чтобы они были также мудры и неторопливы при решении сложных вопросов, где нужна всесторонняя ориентация и всесторонний учет всех плюсов и минусов, каким был Ленин...»
Из репродуктора, почти не умолкая, неслись аплодисменты.
«...чтобы они были также правдивы и честны, каким был Ленин...»
Аплодисменты гремели, нарастая.
«...чтобы они также любили свой народ, как любил его Ленин...»
Теперь в эфире бушевала настоящая буря.
- И как Сталин!.. И как Сталин! - воскликнул кто-то рядом.
Я взглянул на своих товарищей. Глаза у всех горели, лица сияли. Все мы, вероятно, выглядели, как люди, получившие драгоценный подарок, о каком мечтали всю жизнь.
Кончилось собрание. Умолкли репродукторы. Но еще долго не расходились люди по своим каютам. Хотелось коллективно продумать мудрые сталинские слова и еще раз пережить замечательное ощущение самой тесной и непосредственной близости с вождем народа, который подсказал и нам, как должны мы вести себя в борьбе с жестокой стихией, чтобы не уронить, не запятнать высокое достоинство советского человека и гражданина.
* * *
Подошло памятное утро 12 декабря. Мы находились на 78°10',8 северной широты и 140°43' восточной дол готы.
Люди встали очень рано. Приоделись в лучшие костюмы, тщательно умылись. Многие даже побрились ради высокоторжественного дня. В кают-компании зажгли камелек. Больше того, по случаю выборов был пущен в ход небольшой аварийный двигатель, и на корабле вспыхнули электрические огни. Стало совсем празднично.
Ровно в 10 часов нас пригласили принять участие в голосовании. Один за другим мы подходили к столу избирательной комиссии, получали бюллетени и конверты, уходили в каюту Румке и возвращались оттуда с запечатанными конвертами, чтобы опустить их в урны. На лицах людей можно было прочесть настоящее, хорошее волнение. У меня в этот час было какое-то особенное, приподнятое настроение: занесли нас льды за 78-ю параллель, штурмуют караван, жмут, давят, а мы не только не сдаемся, но вот вместе со всем народом делаем большое государственное дело...
А из кают-компании уже доносились веселые, бодрые звуки музыки: самодеятельный концерт был в разгаре.
До поздней ночи шло праздничное веселье. Самого большого подъема наше торжество достигло, когда избирательная комиссия сообщила результаты голосования: голосовали 100 процентов избирателей, кандидаты в депутаты Верховного Совета СССР получили 100 процентов всех голосов.
* * *
Снова потянулись трудовые будни. Надо сказать, что работой участники дрейфа нисколько не тяготились. Больше того, работу искали. Без нее было бы скучно. И вот на кораблях одна за другой вспыхивали своеобразные трудовые кампании, охватывавшие поголовно весь коллектив.
Первым из таких увлечений был «сезон ветрофикации». Как только погасли электрические огни, и началась возня с керосиновыми коптилками, на ящиках у камельков пошли дискуссии о строительстве ветродвигателей.
Никто не имел представления о том, как такие двигатели изготовляются. Воображение рисовало некое подобие ветряной мельницы. Но как эта мельница должна дать свет, никто толком не представлял.
В Москву полетели по радио запросы. Началась долгая переписка. Нам присылали десятки советов, но выполнять эти советы было нелегко: их авторы забывали, что ближайший склад подходящих стройматериалов находился от нас в 3000 километров, а мастерские - и того дальше.
Создались самодеятельные строительные тресты, действовавшие в свободные от работы часы. Одни лишь садковцы организовали три конкурировавшие между собой фирмы под такими вывесками: «Бадигин и сыновья», «Ветросвет», работавший под руководством Токарева, и «Красный Матвей», возглавлявшийся нашим старшим механиком «Матвеем в кубе».
Фирма «Красный Матвей» была самым солидным предприятием: она монопольно владела всей «производственной базой», в том числе токарным станком машинного отделения, и имела право использовать рабочие часы трудового дня. Как и подобает серьезной фирме, трест «Красный Матвей» действовал неторопливо и с достоинством. Изготовлялись модели ветродвигателя, проверялись расчеты, делались эскизы и схемы. Тем временем в твиндеках царила тьма. Поэтому самодеятельные конкуренты «Красного Матвея» спешили опередить его.
Первой соорудила «двигатель» фирма «Бадигин и сыновья». Но... сколоченные из досок крылья почему-то вращались с таким грохотом и скрипом, что на всех кораблях было слышно, когда мы приступали к опытам, и садковцы вздрагивали, заслышав эту адскую музыку. Все это можно было бы терпеть, если бы нашей фирме удалось выжать из своего двигателя хоть одну электрическую искру. Но при всем желании этого достигнуть не удалось.
