Моё сердце бешено стучит от этого факта, а руки так и намереваются пуститься в пляс из-за волнения.
— Ты прекрасно понимаешь о чём я, — намекает о своём напряжённом «хозяйстве», находясь им в опасной близости с моим животом.
— Нет, Женя, не понимаю, — сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не повиснуть на его шее и не впиться губами в его губы. Желание поцеловать его равносильно выбору жизни среди смерти. — Я пытаюсь помочь тебе принять душ. Ты сам оттягиваешь время.
Заканчиваю дебаты и на ватных ногах, стараясь не показывать тремор в теле, подхожу к душевой кабинке.
— Идиот… — приглушённый голос сливается с шумом хлынувшей воды.
Пытаюсь отрегулировать температуру на смесителе, не успеваю толком выровняться, как натыкаюсь лопатками на тёплую, вздымающуюся грудь. Замираю, ощущая позади себя горячее, дышащее жаром тело. Мой затылок покрывается мурашками. Глохну от ударов собственного сердца, которое норовит пробить грудную клетку, потому что в попу упирается головка твёрдого члена и не на секунду не разрывает со мною контакт.
Сумасшедшая…
Что я вытворяю?
Ему же нельзя! — вопит моё сознание, а тело просит большего. Оно хочет праздника. Изнывает от тоски по иступленным ласкам, которые не способен дарить ни один мужчина кроме него.
— Раздевайся, если не хочешь испортить платье, — голос Захарова звучит хрипло, но в то же время настойчиво, затрагивая под кожей каждый оголенный нерв.
— Женя… — прошептав растерянно, принимаюсь кусать губы. — Ты же не…
Хочу добавить «несерьёзно», но мой голос сипнет окончательно на нервной почве. В голове происходит взрыв, накрывая противоречивыми эмоциями.
— Ты же не сахарная. Не растаешь, — платит той же монетой. — Помоешь мне спину, с остальным справлюсь я сам.
— Но… — вспоминаю о голой груди под лифом платья и меня бросает в жар.
— Яна, я действительно слишком вымотался. Ты горячая девочка, не спорю, я это понял, оценил и запомнил, но дальше водных процедур у нас с тобой дело не зайдёт, обещаю. Поторопись.
Лучше бы ты не обещал…
Глава 20. Мой мучитель
Яна
— Я не могу раздеться, — несвязно лепечу, ощущая, как его пальцы ложатся на косточку таза, надавливают на неё чуть сильнее, чем следовало бы. Вздрагиваю, не выдерживая губительного контакта.
— Я бы задал встречный вопрос с подвохом, но, скорее, промолчу, — щекочет дыханием кромку уха.
Ощущаю как сильно напрягаюсь, как тело зудит, жаждая ласки. Соски, болезненно ноют. Хочется почувствовать его горячие губы на них…
— У меня под платьем ничего нет, — пытаюсь объяснить причину моего беспокойства.
Боюсь, сорвётся и навредит себе ещё больше.
— Ты потеряла грудь? — качнувшись бёдрами вперёд, вынуждает шагнуть обратно в кабинку.
После короткой повисшей паузы мы оба издаём тихие смешки, и в груди что-то начинает таять и щекотать. Не верится, что он шутит впервые после долгого напряжённого дня.
— Дурачок, — разворачиваюсь к нему, вскидываю кверху глаза и встречаю жёсткий вопрошающий взгляд вдруг потемневших глаз Захарова. Кажется, в них сейчас не только буря, поднявшая графитовую пыль, ещё и дьявольский блеск присутствует, будоражит до мозга костей. От этого лёгкие забывают дышать. Коленки то и дело дрожат…
— Снимай платье, Яна... — чуть склонившись, повторяет мягче, практически мне в губы. — Оно тебе очень идёт. После наденешь обратно. И трусики снимай.
Падаю и разбиваюсь на осколки от прямого заявления.
— Женя… — не узнаю свой робкий голос.
— Поторопись.
Отрицательно верчу головой, переводя взгляд на его лоб. На нём всё ещё присутствует повязка. Придётся и её заменить.
— Становись под душ и подай мне гель с мочалкой, — говорю, намереваясь, наконец, осуществить то, за чем мы сюда пришли. — Затем отойдёшь подальше от струй, и я тебя намылю. Ничего сложного… Ай!!!
Вскрикиваю от неожиданности, когда Евгений, прорычав что-то невнятное, нетерпеливо сгребает меня в охапку одной рукой и встаёт вместе со мной под душ.
— Что ты делаешь Женька?! — приходится возмутиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вмиг становимся мокрыми, сливаемся телами, поверхностно дышим, глядя друг другу в глаза.
В ушах оглушающе грохочет пульс. Замечаю, как взгляд его становится диким. Эмоций не счесть. Такой сумасшедший микс, что я сама теряюсь вместе с ним.
— Ты ненормальный.
— Я предупреждал. Ты не приняла всерьёз мой совет, теперь будем мыться так.
— Обнявшись? — неосознанно хватаюсь за его шею, чтобы не упасть, потому что от этой близости не только голова кружится, из-за неё мои губы тянутся к его…
Вода заливает лица так, что дышать становится сложно. Я понимаю, что полностью нарушаю установленные мною правила, но остановиться уже не могу. К нему тянет настолько сильно, что все мои бастионы рушатся в один миг, осыпаясь обломками к ногам.
Прикрываю глаза, чувствую его дыхание на губах. Кожа к коже, и острый разряд электричества снова поражает меня, прямо в сердце, потому что Женя не отстраняется, он словно заново исследует, пробует прикасаться ко мне губами, кончиком «неуверенного в себе» языка.
Привстав на носочках, прижимаюсь к нему ртом, грудью, животом, чувствую, как сквозь мокрую ткань в развилку между ног пытается прорваться твёрдый член. Внутри происходят неописуемые химические реакции, взрываются фейерверки, распускаются бутоны цветов, срывающиеся ввысь огромные стаи птиц, словно крыльями щекочут моё нутро вплоть до яремной ямочки...
Всё как в чудесном сне. Мой любимый рядом, со мной, прижимает к своему телу сильной рукой и губительно медленно, без участия языка, пробует ощутить мои губы. Не сминает их, не облизывает, не набрасывается с жадностью, чтобы прихватить их зубами и свести с ума в один миг. Он просто прикасается к ним нежно, щекочет, как будто лепестками роз, жалит кожу будоражащими импульсами, разжигает в теле очередной невыносимый пожар.
— Ж-е-н-е-ч-к-а… — из горла вырывается то ли стон, то ли судорожный вздох.
Ноги начинают подкашиваться. В поисках опоры, слепо хватаюсь за больное плечо, и тут же меня отбрасывает в реальность. Огорошенная внезапно резанувшим по нервам пронзительным стоном Евгения, бьюсь в истерике.
— Прости. Прости меня, пожалуйста, прости… — отпрянув от него, как от огня, нервно хватаюсь за мочалку и баночку с гелем. Дрожащими руками наливаю жидкость. Естественно перебарщиваю.
Выскользнув из мыльных рук, бутылочка с грохотом падает на пол, а я вздрагиваю, вскидывая растерянный взгляд на его искажённое болью лицо.
— Очень больно? — закусив губу, виню себя за неосторожность.
— Нормально всё, — шипит, поглаживая здоровой рукой больное место.
— Не нужно было… — бормочу я, вспенивая состав мочалкой. Чтобы не поскользнуться на геле, приседаю и поднимаю бутылку с пола. Ставлю её на место, затем прошу повернуться ко мне спиной.
Женя, оперевшись рукой о стену, послушно замирает, устремляя взгляд на чёрный кафель.
— Слева не дави, — изрекает просьбу.
Медленными движениями прохожусь мочалкой по рельефной спине, задерживаюсь на пояснице, намыливаю ягодицы и бедра…
— Нужно было взять с собой табуретку. Хочешь, я принесу? — порываюсь к дверце, но Женя останавливает меня, прорычав твёрдое «НЕТ!»
— Хватит! — надавив тоном, вынуждает остыть. — Успокойся, Яна. Подай мне полотенце. На сегодня мытьё окончено. И сними ты, наконец, это чёртово платье! Не хватало, чтобы ты поскользнулась из-за него в луже воды.
— Я сейчас… — расстроенная ситуацией, переминаюсь с ноги на ногу, пока Женя самостоятельно намыливает макушку и ополаскивается под душем.
— Долго ждать?
Оборачиваюсь к нему спиной. Несмело, будто в первый раз, спускаю с плеч бретельки, освобождаю от них руки, нерешительно стягиваю с себя платье и отжимаю воду, выкручивая намокшую ткань.
По позвоночнику пробегает ток, мурашки тоже не заставляют себя долго ждать. Распознав их природу, автоматически прикрываю грудь испорченным нарядом и выхожу из душевой. Умудряюсь дважды поскользнуться перед тем, как встать на коврик и высушить стопы. Дотянувшись рукой до махрового халата, срываю его с крючка и сразу же надеваю на мокрое тело. Жене вручаю то, что просил. Он и так у себя в комнате, а мне предстоит вернуться на второй этаж…
