— Анна Николаевна, мне нужно завтра отлучиться из дома в студию. Ненадолго. Вы не могли бы присмотреть за Тимом? Он не доставит особых хлопот. Заодно и познакомитесь с ним поближе.
На самом деле в студию мне не нужно, но вся сложившаяся обстановка давит настолько сильно, что хочется сбежать отсюда хоть на полдня. Просто тупо развеяться. Не думать о мужчине, который сидит напротив и сверлит мою душу тяжёлым взглядом, от которого сердце сжимается в комок.
— Конечно, Яночка. Езжай, детка. Мы с отцом внука толком не видели. Мышонок уснул, да и нам хочется побыть с ним и наверстать упущенное.
— Поездку нельзя отложить? — раздаётся внезапный вопрос с нотками металла в голосе. Сердце не выдерживает, ухает в пятки.
— Почему я должна её откладывать? В этом есть необходимость? — задерживаю на Жене взволнованный взгляд. Только бы снова не требовал сидеть в четырёх стенах. Очередного вынужденного заточения моя психика не вынесет.
— Нет, — выдавливает из себя единственное слово после короткой заминки. Замечаю, как ослабевает сжатый на вилке кулак.
— Женя, я хочу вернуться к прежней работе. Тима оформим в хороший садик. Он нуждается в общении с детьми. Думаю, так будет лучше для всех нас.
— Поступай, как считаешь нужным, — опустив приборы на пустую тарелку, поднимается со стула. — Вал, пошли к Герману, покурим...
Глава 22. Бессонница
Яна
После ужина, поблагодарив повара Арно и проводив до двери семью Завальских, сбегаю наверх, в нашу с Женей спальню. Стаскиваю с себя всю одежду, оставляя лишь трусики.
В гардеробной натыкаюсь на рубашку моего мужчины, которую он снял, переодеваясь перед поездкой на ипподром. Она всё ещё хранит запах его тела, будоражит меня, вызывает стойкое желание спуститься вниз и нырнуть к нему под одеяло, даже если он запротестует.
С трудом отрываю лицо от нежного шёлка. Едва не всплакнув на эмоциях, надеваю его вещь и заставляю себя забраться в нашу холодную постель.
— Не нужно спешить, Яна, — внушаю себе тихим шёпотом и обратно утыкаюсь носом в воротник.
Как же он им пахнет…
Сомкнув веки, жадно втягиваю мужской любимый аромат. Голову теряю моментально. Где-то глубоко в лёгких начинает клубиться тягучее тепло. Постепенно сползая вниз живота, растекается по нему мучительным томлением. Соски от этого превращаются в твёрдые камушки, болезненно ноют, прикасаясь верхушками к ткани…
«Нужно попытаться уснуть…» — уверяю себя в том, что реально не сработает.
Притягиваю его подушку к груди, укладываюсь поудобнее, при этом натягивая на себя пуховое одеяло.
Лежу так какое-то время, не в силах прервать шальные мысли. Ворочаюсь, наблюдая за луной в ночном небе. Всё время представляю нас двоих, как мы обнимаемся перед сном, целуемся, шепчем друг другу на ушко всякие пошлости и слова любви, планируем завтрашний день и не только планируем...
Это помогает потерять счёт времени. Чувствую, как погружаясь в свой мечтательный мир, проваливаюсь в кратковременный беспокойный сон, а через какое-то время вздрагиваю всем телом, словно срываюсь с небес. Просыпаюсь.
И так длится каждый час, пока время на мобильном не указывает четыре утра.
Хочу к нему, прислонить ухо к двери и прислушаться к шорохам, вдруг не спит… Но в итоге решаю спуститься на кухню и сделать себе мятный чай. Может быть после этого мои нервы немного успокоятся, и я смогу ещё поспать, хотя бы пару часов.
Едва перешагнув через порог кухни, забываю, куда шла…
Горло сжимается в спазме, когда замечаю знакомую фигуру рядом с кухонным гарнитуром и дымящим электрическим чайником. Волосы взъерошены, уткнувшись лбом в подвесной шкафчик, Женя при тусклом свете ламп размешивает сахар в чашке с приготовленным чаем.
В четыре утра? Серьёзно? Почему он не спит? И ложился ли вообще?
— Доброе утро, — проговорив осипшим голосом, схожу с места и направляюсь к нему, чтобы помочь отнести чашку на стол.
Захаров реагирует с опозданием. Задумчивый вид говорит о том, что мой мужчина снова витал где-то в другой реальности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Привет, — очнувшись, произносит.
Вижу, как теплеет его мрачное лицо. Покрасневшие от недосыпа глаза слегка сощуриваются, изучая меня с ног до головы.
Господи, я так растерялась, что забыла о причине, вызвавшей у Жени лестную реакцию.
* * *
Его полурасстёгнутая рубашка всё ещё на мне. И она из-за тонкого качества ткани не способна скрыть очертания отяжелевшей груди и набухшие соски.
— Прости, — виновато отвожу взгляд к его чашке, — я ею воспользовалась. Думала.., смогу крепче уснуть…
— И как? Удалось? — определив моё желание, Женя протягивает мне свой чай, разворачивая корпус ко мне.
Принимаю напиток с благодарностью, делаю несколько глотков и с довольной улыбкой возвращаю чашку в его руку.
— Неа. А тебе? — спрашиваю очевидное, но всё же хочу услышать от него о причине ночной вылазки на кухню.
— Точно также. Бессонница замучила. Вот… — кивает на электрочайник, улыбнувшись одним уголком рта.
Ловлю эту порочную улыбку и запечатываю в памяти, как ещё один драгоценный трофей.
— …Решил чаю выпить. Мята вроде бы успокаивает…
— Вижу. Кстати, чай очень вкусный. Спасибо.
Искренне хвалю его. Всё-таки не пожадничал, любезно поделился своим.
— Обычный, — подносит чашку к своим губам и надпивает из неё, а у меня в этот момент губы покрываются мурашками из-за того, что он не брезгует, наоборот, будто наслаждается, прикасаясь губами к тому месту, где только что были мои.
— Он лучший из тех, что я когда-либо пила…
— Может быть, хочешь ещё? — интересуется слегка охрипшим голосом, который забирается под кожу миллионами иголочек и щекочет изнутри до проявления мелкой дрожи.
— Хочу… — выходит вымолвить так, словно я перед этим полночи тренировалась соблазнять голосом мужчину. Думаю над этим моментом и чувствую, как на щеках расплываются пятна, полыхающие румянцем.
— Ты очень красивая, Яна, — Женя протягивает мне чашку, не сводя глаз с моего лица, водит ими по губам, по глазам, по переносице и лбу, опускается к подбородку и ниже, к груди, обжигает открытую ложбинку откровенным взглядом. — Моя рубашка тебе слишком идёт.
Тональность его голоса снова ударяет по нервам, вынуждает завибрировать каждую клеточку во мне. В груди сбивается сердечный ритм. Во рту от волнения пересыхает, и я, не мешкая, тянусь пальцами к его руке, чтобы отобрать чашку и утолить внезапно вспыхнувшую жажду.
Прикосновение кожи к коже пронзает разрядом тока. Поражённая своей реакцией, замираю на пару секунд, чтобы насладиться бегущими между нами импульсами, затем, едва прийдя в себя, беру из его руки чашку и делаю жадный глоток.
Легче не становится.
Непрерывно смотреть в его глаза и тупо молчать сравни ожиданию казни.
Выдыхаю рваный вздох, и в груди что-то лопается, резко, с болью, как натянутая на максимум тетива. Желание его обнять становится невыносимо жгучим.
— Поцелуй меня, пожалуйста… — едва слышу свою робкую мольбу.
* * *
— Яна… — мой мужчина отбирает из рук недопитый чай, ставит чашку на столешницу, сглатывая образовавшийся в горле ком. — Сейчас нелучший момент для этого, — его голос звучит совсем охрипшим.
Прислоняюсь к нему всем телом. Залипаю взглядом на движении слегка выпирающего кадыка. Какой же он красивый. Везде…
«Господи, спасибо тебе за то, что сохранил ему жизнь!» — не устаю это повторять.
Перестаю себе принадлежать, даю волю инстинктам. Тянусь к его шее дрожащими пальцами, опускаю подушечки на пульсирующие артерии и мягкими движениями прохожусь по ним вверх-вниз, ощущая, как стремительно в сосудах бушует кровь.
— Мне очень нужно… — шепчу, переводя взгляд на его полураскрытые губы. Вижу, что сам хочет, но сдерживает себя до последнего. Сопротивляется. — Ты даже не представляешь, как нужно, Женечка…
Поднявшись на цыпочки, выдыхаю его имя в подбородок, прихватывая зубами щетину.
