«Знаешь, Анна, я не совсем поняла про широкую и узкую линии: меня больше привлекает широкая линия, находящаяся внизу, чем узкая вверху. Как мне выбрать ту тонкую линию, которая находится выше?» И она объясняет тебе, поскольку рисунок несовершенен (и об этом сказал и тот, кто его нарисовал, объяснив, что нужны были бы две плоскости, потому что он тоже не дурак). Когда она объясняет тебе это, идея свободы захватывает тебя все больше. Именно так мы учимся. С годами, проведенными в этой компании, человек становится другим, он отличается от других: он отличается от других на работе, он отличается от других в школе, он отличается от других в университете, он становится другим в семье. Он понимает, размышляет, чувствует, действует, использует вещи по-иному, нежели другие. Этот человек, как сказал бы святой Павел, – новый человек, потому что во Христе Иисусе уже не важно, грек ты или еврей (великое идеалистическое разделение того времени), а важно новое творение, новый образ мысли и чувства[48]. Через несколько лет… Да даже не лет: из месяца в месяц мы меняемся, даже если не понимаем, как.
Когда я начинал движение GS (Студенческая Молодежь[49]), я преподавал в первом классе лицея Берше; и в течение всего года на мои собрания не пришло ни одного человека, поэтому я проводил их с теми немногими (их было семь или восемь) ребятами из гимназии, которых я встретил почти случайно и которые были мне верны. В конце года я пошел к директору, чтобы сказать: «Господин директор, для занятий по физике существует специальная аудитория, а специализированной аудитории для занятий по религии нет, поэтому в конце года, чтобы проводить упражнения по религии, я на три дня увезу ребят с собой». Я не сказал ему, что это духовные упражнения, я сказал, что это будет «эксперимент по религии». И я отвез их в прекрасное место, это был дворец на озере Орта. Их было примерно шестьдесят. И вот в определенный момент я говорил о том, что жизнь растет медленно, что мы не видим, как растет жизнь… Когда мы ездили отдыхать, как только мы приезжали на место, моя мама ставила меня к одному и тому же дереву и отмечала ножом мой рост; через три месяца она опять приводила меня к этому же дереву, и было видно, настолько я вырос за три месяца. И так каждый год… В общем, дерево было полно таких зарубок. Жизнь растет, но ты не видишь, как она растет. Все они слушали с блуждающим выражением лица, не понимая. «Как же, вы не понимаете этих слов? А ну-ка все на улицу!» Я выбежал с ними на улицу, там была прекраснейшая клумба с голландскими тюльпанами, которые еще не все расцвели. «Посмотрите внимательно на эти цветы: живые они или мертвые?» – «Живые». – «Если они живые, то они движутся, жизнь движется. Смотрите на них внимательно: когда увидите, как они движутся, скажете». Они остались там… а я ушел! Они остались стоять, ничего не понимая, а я вернулся через две или даже полторы минуты и сказал: «Я мог бы оставить вас здесь на весь сегодняшний и даже завтрашний день, вы врастете в землю, но так и не увидите, как проявляется жизнь, и все-таки она проявляется». Шаг развития жизни бесконечно мал. Развитие жизни – это как маска, которая скрывает тайну, тайну жизни как таковую.
Точно так же, по прошествии месяцев и лет, вы научитесь и этому. Научитесь, если будете следовать. Все те люди, которые последовали, а потом однажды сказали: «Да, может быть, Вы и правы, но я устал и ухожу», – ничему больше не научились. Те, которые остались, научились. Это ужасающе: кто остается, научается, становится самим собой; кто не остается, теряет себя самого.
Творения привлекают свободу. Часто я чувствую, как самые различные вещи, дела, ситуации, в которые я хотела бы полностью окунуться, взывают ко мне, и я хотела бы, чтобы реальность развивалась согласно определенному благому замыслу. Я хотела бы знать, как можно очистить взгляд, просить о том, чтобы во всех ситуациях быть орудием? В общем, как призвание касается этого желания вовлечься во все?
Если любое творение, как мы сказали в прошлый раз, является отблеском бесконечного совершенства бытия или Тайны, – даже травинка, даже сосна, сосновая иголочка… Когда я был маленьким и учился в начальной школе, я помню, как летом в горах я не давал маме покоя: «А Господь знает, сколько листочков на всех-всех деревьях в мире?» Мама, немного в смущении, отвечала: «Конечно!» А для меня, в самом деле, было невыносимым возражением, что кто-то может знать количество всех иголок на всех соснах мира. Но принцип остается тем же: каждый созданный предмет является отблеском совершенства, океана совершенства, бесконечного совершенства тайны Бытия. И это не такой отблеск, как от света в проекторе: ты вставляешь предмет в проектор, и он проектирует форму; здесь все не так, здесь сама природа сосновой иголки является отражением Тайны, потому что сосновая иголка не создает себя саму ни на миг.
Поэтому, если каждое творение есть отражение богатства Бога, то чем больше в тебе чувствительности, тем больше ты испытываешь притяжение со всех сторон: от больших и маленьких объектов, от того, что толкает тебя спереди, от того, что давит на тебя сверху, от того, что подталкивает тебя сзади… в общем, со всех сторон.
Первая проблема: как узнать, что мы должны выбрать в этот момент, в этот определенный момент? Это, как ты сказала, проблема призвания: ты должна выбрать то, на что Бог указывает тебе как на что-то полезное (если не необходимое) для задачи призвания, которую Он тебе поручил. Например, если твоя жизнь посвящена Господу, и ты преподаешь в школе биологию, то твое призвание заключается в том, чтобы посвящать себя Господу полностью, в том числе преподавая в школе биологию. Если ты преподаешь биологию, ты должна уметь как можно лучше объяснить, что такое сосновая иголка. Поэтому именно твое призвание устанавливает, что ты должна интересоваться сосновой иголкой, а не Моцартом или Бетховеном, как Вера, которой выпала такая удача и которая получила благодать преподавать музыку. Ничего другого тут не ответишь: через обстоятельства, если твоя душа расположена и внимательна к Богу, Он покажет тебе то, что полезно и лучше для твоего призвания, в том числе и в твоей работе, потому что работа – это неотъемлемая часть призвания.
Можно сказать, что свобода – это как бы решение, или позиция желания пребывать в том изумлении, которое пробудила в нас встреча?
Я бы сказал, что свобода – это расположенность действия и привязанности к тому, чтобы видеть, как во всех отношениях вновь предлагается та исключительность и то величие отношений, которые составили твою первую встречу.
Это замечание очень важно. Встреча, из-за которой человек пришел в Движение или в Memores Domini, возможно, была едва различимой, была почти неосознанной; однако никто не может сказать, что кто-то притащил его за горло. Нет! Раз ты здесь, то потому, что что-то поразило тебя; слабо, но поразило. Поразило, по крайней мере, через предчувствие, по крайней мере через предчувствие исключительности, или, как говорит Библия, обетование счастья. Обетование, которое в менталитете евреев в то время отождествлялось с плодовитостью.
Свобода – это способствовать расположенности ума, привязанности и творчества ощущать Присутствие и соответствовать ему, Присутствию, обусловившему для тебя начало, и Присутствию, которого, на что бы в мире ты ни смотрел, в каких бы обстоятельствах ни оказывался, в какой бы день ни вставал, даже в день самого трудного экзамена, ты не упускаешь из виду. Труд учебы делает разумным та же самая причина, по которой ты влюбилась во Христа.
Возвращаясь к графику, который Вы нарисовали в прошлый раз, мы думали о том, где на этом графике находится Иисус Христос, потому что Он, как Вы только что сказали, Бог, Который участвует в истории конкретно, во плоти. А там описана траектория свободы, которая идет к своей судьбе и встречает творения.
В любой точке графика. Христос – это не что иное, как воплощение (облечение в плоть, рождающуюся от женщины) последнего предела, последней границы, определяющей свободу. Свобода – это способность отношения с бесконечностью. Бесконечность мы обозначили последней линией; эта линия – Слово, Тайна, ставшая плотью. Плоть – это значит маленький ребенок, поэтому это может быть даже отрезок длиной в сантиметр; однако став плотью, он мог наложить свой отпечаток на то, как ты смотришь на звездное небо, и линия уже кажется длиннее.
В любом случае, если бесконечность становится плотью, это означает, что бесконечность входит в единственный великий опыт истории, которым является реальность Бытия, реальность Тайны, переживаемая человеком в меру самого человека. Поэтому ты обнаруживаешь во всем конкретный отблеск Христа, ведь из чего состоишь ты? Из чего состоит сосна? Из чего состоит птичка? «Все Им стоит». Поэтому, если ты смотришь на птичку так, как смотрел на нее Христос, ты удивляешься, поражаешься этому, как удивлялся ты, когда, читая или слушая кого-то, ты понял, что Христос – это истина; ты испытываешь что-то столь же великое.
