– Повторить вам напитки?
– Да, – быстро кивнула Миа, попытавшись вернуться к тому месту, где остановилась, но то состояние исчезло, вокруг – только пьяные люди с пивом за барными стойками, и теперь она почувствовала, как много выпила, с трудом различая, что на дисплее ее телефона.
Мунк.
Он звонил шесть раз.
И прислал сообщение.
Где ты? Позвони.
Она нашла его номер и попробовала взять себя в руки, слушая гудки на том конце провода. Миа не совсем понимала, почему, но в Мунке что-то было. Что-то, из-за чего ей было стыдно перед ним. За то, что она так много пьет. За то, что подавлена. За то, что ей хочется просто исчезнуть. Он возлагал на нее такие большие надежды – наверное, поэтому. Она хорошо помнила ту встречу в кафе, когда он забрал ее из Высшей школы полиции. Он старался представить все так, что ей очень повезет, если она получит место в новоиспеченном отделе расследований, который он возглавит, но на протяжении всего собеседования было настолько очевидно, что он хочет заполучить ее любой ценой, что она совсем не нервничала и не переживала. Он такой хороший, Холгер. Этим он так ей нравился. Он не любит говорить о чувствах, но его всегда видно насквозь. Ей, по крайней мере. Добрый. Хороший человек. Наверно поэтому она почувствовала угрызения совести. Ее талант. Он рассчитывал на нее. Верил в нее.
Пойдем, Миа, пойдем.
Официант вернулся с новой порцией, когда она услышала низкий голос в трубке.
– Да? – проворчал Мунк.
– Да?
– Я слушаю, что?
– Это я тебе слушаю, ты звонил? – пробормотала Миа, в надежде, что это прозвучало более-менее трезво.
– Да, – отстраненно ответил Мунк, как будто был чем-то занят и забыл, что звонил ей.
– Есть новости? – спросила Миа.
– Ээ, извини, да.
– Что там?
– Получил два телефонных звонка пару часов назад, первый из «Дагбладе», второй из «ВГ», – сказал Мунк, вернувшись к разговору. – Карты раскрыты, скажем так, они собираются напечатать фотографии с места преступления завтра. Наверное, они уже появились в интернете.
– С места преступления? – удивилась Миа. – Как они их достали?
– Хрен их знает, – проворчал Мунк. – Но очевидно, что мы ничего не можем с этим поделать, поэтому нужно просто подготовиться. Я говорил с Аннете, она завтра сообщит это в Грёнланд. Устроим пресс-конференцию в девять утра, начнем с этого. И да…
Мунк на секунду замолчал, как будто задумался о том, что сказать.
– Да-да, что такое?
– Все под контролем, но важно, чтобы, да… – покашлял он.
– Что важно?
Опять тишина на мгновение.
– Тебе нужно держаться в тени, – коротко выпалил Мунк, как будто очень боялся это произносить.
– В каком смысле?
– Мы должны держать тебя на расстоянии.
– Как это, на расстоянии?
– Ведь ты официально пока не вернулась на работу, так что да, ты ведь знаешь, как все устроено, это ведь ты, и если в газетах узнают, что ты в деле, несмотря на то, что тебя отстранили, тогда…
Миа почувствовала нарастающее раздражение. Потянулась к бокалу пиву и сделала большой глоток.
– Ты тут? – робко спросил Мунк.
– Да, я тут, – кратко ответила Миа.
– Мы договорились, или как?..
– Миккельсон присел тебе на уши?
– Да нет, но…
Казалось, что Мунку очень неудобно за всю ситуацию, и она не видела причины ругать его. Это не его вина. Она знала, что если бы решал сам Мунк, он бы сделал для нее все что угодно.
– Расслабься, Холгер, – сказала Миа, немного успокоившись. – Конечно, я могу быть невидимой, если ты этого хочешь. Без проблем.
– Спасибо, – с облегчением отозвался Мунк. – Ты же знаешь…
– Да, я все знаю, – сказала Миа. – Я нестабильна и порчу репутацию участку.
– Нет, господи, никто так не думает, но…
– Расслабься, Холгер, – повторила Миа без всяких подтекстов.
Зачем ей говорить с газетами? Они неделями ее преследовали тогда, несколько лет назад, когда она застрелила Маркуса Скуга, парня Сигрид. Она не могла выйти из своей квартиры, в конце концов вынуждена была прятаться в отеле на Майорстуен. Нет, определенно нет. Теперь, поразмыслив немного, она поняла, что нет абсолютно никакой проблемы в том, чтобы держаться в тени.
– Спасибо, – сказал Мунк облегченно.
– No stress[12], не думай об этом, Холгер. Значит сегодня ночью в интернете и на первых полосах завтра?
– Похоже на то, – пробормотал Мунк, он был рад, что она сменила тему.
– Но они ведь не покажут фотографии трупа?
– Нет-нет, они, конечно, команда идиотов, но даже у них, как ни странно, есть мораль.
– Так что они напечатают?
– Только место преступления.
– Фотографии места, где ее нашли?
– У меня нет подробностей, но я полагаю, что у них есть пентаграмма, свечи, перья, там, где она лежала. Чертовы стервятники.
– Мы можем узнать, откуда они взялись?
– Фотографии?
– Да.
– Поручил это Людвигу, и да, кстати говоря…
Миа сделала глоток пива, когда увидела знакомое лицо у входной двери. Тучный бульдог без волос препирается с одним из охранников, который явно не собирался пускать его внутрь.
– Людвиг получил ответ насчет перьев.
– Что-что? – сказала Миа, поднимаясь.
– Перья с места преступления, – продолжил Мунк. – Это перья совы.
– Совы? Все перья?
– Да, очевидно, так. Не знаю, как они их там различают, но…
– Обсудим это завтра, – прервала его Миа. – А то у меня тут кое-какие дела, ладно?
– Что? А, да, хорошо. Общий бриф в десять.
– Отлично.
– Хорошо, и спасибо за, ну, ты знаешь, за что, – пробубнил Мунк.
– Никаких проблем, – закончила разговор Миа по пути к разборкам у входа.
– Миа, – ухмыльнулся Карри, протянув к ней руки, едва завидев ее.
– Мы не пустим его внутрь.
– Черт вас побери, я не пьян, – прогундосил Карри, вырвавшись из рук крупного охранника.
– Все нормально, – кивнула Миа. – Я забираю его с собой, сейчас только возьму свои вещи.
– Вашу мать, да не пьяный я, – повторил Карри, вдруг запутавшись в собственных ногах и рухнув ничком на пол.
– Ему нужно покинуть заведение. Больше мы не хотим его здесь видеть, – строго предупредил Мию охранник, когда она вернулась со своей сумкой.
– Как меня можно выгнать? Я еще даже не зашел внутрь! И я не пьяный. Вот увидите, какой я буду, когда напьюсь…
– Пойдем, Карри, – сказала Миа охраннику с извиняющейся улыбкой, и вывела коллегу из паба.
3
21
Мужчина в белом велосипедном шлеме не любил выходить из дома, но сегодня придется, в холодильнике ничего не осталось. Он надеялся, что их хватит на дольше, продуктов, которые он купил в магазине, но не совсем помнил, когда, но, вероятно, какое-то время назад. Может быть, во вторник, или это было в апреле? Нет, не в апреле, в этом он был вполне уверен, апрель следует за мартом, а с марта прошло уже много времени. В марте приезжал мусоровоз, чтобы забрать все, что он складывал в зеленый контейнер у дома. Нет, не в марте, а по вторникам, они всегда приезжают по вторникам, чтобы забрать мусор, потому что тогда он обычно прячется в ванной, так что это он точно помнит. Не в марте. По вторникам он сидит в ванной, чтобы они не вошли в дом и не попросили позвонить или сходить в туалет, потому что один раз они так сделали. И мусорщик в перчатках описал сиденье унитаза, и это привело к тому, что мужчина стал носить велосипедный шлем дома, и с того раза он всегда прячется в ванной, когда они приходят.
Каждый вторник. В марте. Нет, не только в марте, во все месяцы. Октябрь. Сейчас октябрь. Несколько дней назад он перевернул страницу календаря. Да, он точно вспомнил, что сделал это. Перевернул с сентября на октябрь. Потому что на сентябрьской странице была чайка. А теперь чайки нет, теперь там лиса. Довольно хитрая лиса, с белым кончиком хвоста, она подмигнула ему, когда он сидел за кухонным столом и ел последнюю баночку тунца. Эта баночка дала ему понять, что в холодильнике пусто и что ему, хотя и совершенно не хотелось этого, но скоро придется сесть на велосипед и опять поехать в магазин, в надежде, что все пройдет не так, как обычно.
Тайком. Так они обычно это делали. Не пока он был в магазине, нет, никогда, порой случалось даже, что они притворялись дружелюбными. Эта молодая, жующая жвачку, и вторая женщина, обычно сидевшая на кассе, когда он показывал им список того, что нужно купить, они притворялись добрыми. Шли с ним и помогали складывать покупки в корзинку, хлебцы и макрель в томате, котлеты, – тогда они не смеялись. Не смеялись и когда он шел платить, несмотря на то, что у него не получалось достать деньги из кошелька так, чтобы получилась нужная сумма, как на кассовом аппарате. Нет, не тогда, тогда они были милыми и помогали ему считать, а потом. Когда он выходил из магазина и притворялся, как будто уехал домой, а сам продолжал смотреть, выглядывая из-за контейнера, там, где у них были пустые бутылки, или за машиной, на которой написано «Хурумланне Колониал», вот тогда они смелись над ним, ржали, хлопая себя по коленям, из-за того, что он носил велосипедный шлем. В одну сторону ехать двадцать четыре минуты, если не слишком скользко, а сегодня так и было, и он волновался больше обычного, отпирая замок на велосипеде и осторожно выкатывая его на главную дорогу.
