Восприняв недовольство своим положением как неизбежное зло, Сонтерий смирился и ушел с головою в работу. Долгое время это избавляло от дурных мыслей и настроений, но как только грянула война Шеварии с Герканией, а на клан Мартел ополчилась не только Ложа Лордов-Вампиров, но и Одиннадцатый Легион, то к недовольству собственным положением в клане прибавился еще и страх неминуемо приближающегося конца. Многие, слишком многие члены клана, как рядовые, так и занимающие высокие посты, как безродные, так и титулованные, являющиеся носителями герцогской крови, были слепы и слишком сильно верили в мудрость герцога и его окружения, и лишь разрозненные единицы, вроде Сонтерия, которые свои опасения и вслух-то боялись произнести даже в очень обтекаемой, абстрактной форме, понимали, что клану Мартел грозит поражение и полнейшее уничтожение.
Его Светлость герцог Теофор Мартел переоценил силы своих последователей, да и с шеварийскими вельможами был явно недостаточно строг. Шеварийские полководцы плохо вышколили свою довольно большую и хорошо вооруженную не без поддержки клана армию, и она не могла самостоятельно противостоять вторгшимся в королевство герканским войскам. Именно из-за этого клану пришлось далеко не в самое подходящее время растрачивать злато казны на сбор отрядов наемных головорезов и умасливание союзников. Тем не менее положение дел на всех без исключения фронтах оставалось незавидным. Несмотря на все уловки и диверсии, несмотря на коварное нападение на северные провинции Геркании подкупленных кланом Мартел соседей, противник не думал останавливаться, а медленно, но упрно, продвигался в глубь Шеварии и вскоре уже должен был бы взять в кольцо осады Удбиш. Родной клан Сонтерия слишком много времени, сил и средств уделял войне на поверхности земли, в то время как дела в махаканских подземельях шли все хуже и хуже и также требовали постоянного вмешательства. Карьеры по-прежнему давали слишком много шлака и слишком мало ценной породы. Подземные хищники все плодились и плодились, не желая вымирать, и делали попытки первой исследовательской бригады их извести откровенно смехотворными. Но самая большая опасность крылась в том, что покоренные, оболваненные и порабощенные гномы были не столь уж и безопасны, как это казалось с первого взгляда. Непокорная природа махаканцев брала свое, и это несмотря на тонны порошков, которые уже были подмешаны в еду да питье мирным и безвредным с виду рабочим. Управитель подземными выработками, маркиз Анвес, не видел и не хотел видеть угрозы, но Сонтерий чувствовал, что вот-вот и горняки поднимут восстание, даже если никогда и не задумаются о том, кем были и как жили их великие предки. От дешевой гномьей рабочей силы нужно было срочно избавляться, но вельможи с «ястребиными когтями» на рукавах были столь спесивы и самоуверенны, что откровенно не видели дальше своих высоко задранных носов.
Кстати, далеко не глупый ум Сонтерия так и не мог постичь, как и, главное, для чего Его Светлость, являвшийся основателем клана, наплодил в давние времена не одного, не двоих и не троих, а с полсотни прямых наследников. Зато за последние двести лет, что ученый муж ему служил, не разродился ни на одного. Непостижимо странным казалось и то, что никто из его потомков не боролся за благосклонность правителя-отца и, казалось, даже не мечтал о вступлении в права наследства. Заговоры, интриги и козни, сетями которых окутаны любые иные дворы, были чужды клану Мартел, и возможность их случайного возникновения никогда серьезно не рассматривалась. У властителя Теофора не было даже личных охранников, и он частенько один, без сопровождения свиты, покидал пределы дворца.
Непонятно аморфное, пассивно-сонливое поведение окружения герцога долго не укладывалось в пытливой голове ученого, но, когда в ней возникло смелое, граничащее с безумием предположение, все обрывки кривых линий логической цепочки выпрямились и соединились. Все сразу же встало на свои места, а убийственная правда явила свой уродливый, веками скрываемый под маской красивой лжи лик. Возможно, вельможи клана Мартел и состояли в каком-то отдаленном родстве с герцогом, но уж точно не являлись его потомками. Их объединяло нечто другое, то, что не должно было стать известным всем. Они составляли ядро клана, были чем-то вроде государства в государстве, а ложь насчет сыновне-отцовских отношений нужна была лишь для того, чтобы под благовидным предлогом не впускать в свой узкий круг чужаков. Таким образом, выходило, что «ястребиные когти» были совершенно иными существами, весьма отличными от остальных вампиров клана, которых они умело обманывали и которыми виртуозно управляли.
Наблюдения за графом Норвесом и другими вельможами, с которыми Сонтерию время от времени по долгу службы приходилось общаться, лишь укрепили эти подозрения и открыли глаза на многое, чего ни ученый, ни другие члены клана не замечали в суетливых, проводимых в заботах и трудах буднях. К примеру, граф Норвес не любил пить кровь и каждый раз неохотно потягивал живительную влагу из кубка, как будто это был рыбий жир или иная, очень противная на вкус микстура. От корченья недовольных гримас вельможа при этом удерживался, но если приглядеться, то со стороны было заметно, что процесс испития не доставлял ему наслаждения. К тому же граф частенько обнажал клыки на глазах низкородных соклановцев, но никогда не обагрял их, вонзая в тело жертвы, хотя всем известно, что пить кровь из живого теплого тела куда приятней, чем из хладного, бездушного сосуда. Его Сиятельство любил разгуливать по шеварийской столице днем и даже хвастался загаром, списывая отсутствие губительного воздействия на него солнечных лучей на особое, проявляющееся с годами свойство клановой крови. Конечно, это приходилось принимать на веру, ведь вельможа жил уже около тысячи лет, а Сонтерий относительно недавно приобщился к клану шеварийских кровопийц. Однако почему-то у низкородных сородичей, проживших пятьсот-шестьсот лет, наблюдалась лишь легкая невосприимчивость к свету солнца. Их кожа выдерживала лишь несколько жалких секунд, а затем начинала краснеть, пузыриться и дымиться. Новички сгорали сразу, трехсотлетний Сонтерий мог продержаться под солнцем пару-тройку секунд, а те, кто был вдвое старше него – всего с десяток, поэтому ученому мужу казалось как-то нелогичным, что тысячелетний собрат мог спокойно разгуливать под губительными лучами и даже загорать. Если объект иль явление развивается эволюционным, постепенным путем, то качественные скачки случаются редко и они незначительны, а в случае с графом Норвесом наблюдался настоящий, революционный прыжок свойств организма. Налицо был явный пропуск нескольких этапов плавного, медленного развития и парочки тысячелетий, за которые они должны были произойти.
Непонятных мелочей и более крупных странностей было множество. Их неполный перечень мог бы занять целый лист, так что у Сонтерия не оставалось сомнений. Он точно знал, что приближенные герцога являлись не только «сынами ночи», но и кем-то еще, более древними и могущественными существами, создавшими клан шеварийских вампиров как ширму, то есть лишь для того, чтобы в его тени прятаться от недоброжелателей и врагов, как явных, так и потенциальных. Ученый это понял, знал и благоразумно молчал, боясь допустить даже легкий намек на свою осведомленность.
Что же касалось вопросов ведомой войны, то в отличие от «ястребиных когтей» Сонтерий прекрасно понимал, что знания знаниями, волшебство волшебством, возможности возможностями, интриги интригами, а исход любого силового конфликта зависит вовсе не от них, а от крепкого, надежного тыла и от острого меча в сильной руке. На данный момент, по его оценке, у Шеварии не было ни того, ни другого. На фронтах дела шли плохо, да и в тылу творилось черт-те что. От военной экспедиции, посланной к Аргахару, до сих пор не было вестей или были, но настолько плохие, что граф Норвес предпочел о них умолчать.
Одним словом, Сонтерий в последнее время чувствовал себя крысой, сильной, но очень уставшей и напуганной безысходностью крысой, занимающей неподобающе низкое положение в стае, обитавшей к тому же в трюме медленно тонущего корабля. Сонтерий чувствовал себя крысой и из-за страха за собственную жизнь был готов себя соответствующим образом повести, то есть совершить гнусное предательство и не просто бежать, а постыдно воспользоваться выпавшим шансом перейти на сторону побеждающего врага.
Две недели назад ему было сделано очень выгодное предложение, от которого трудно, почти невозможно было отказаться. Сонтерий был заперт в подземной цитадели и не имел абсолютно никаких контактов с внешним миром, но враг сам нашел способ связаться с ним и передать условия сделки. Две недели, четырнадцать долгих дней и ночей, ученый провел в тяжких раздумьях, и вот пришла пора что-то решать. Самый важный вопрос в почти трехсотлетней жизни Сонтерия вновь стал актуальным, и нежащийся в ванной вампир в пятый раз за три века ответил на него «Да, пора!».
