Батон вскинул руку и все замерли. Екимов подошёл к нему:
— Слушаю.
— Вон там у кривой сосны видны следы вскопанной земли и край плащ-палатки торчит.
— Молодец!
Сразу вскинулась ещё одна рука.
— Так?
— За отвалом вижу край каски.
— Хорошо.
Ещё рука! Когда стало понятно — где, глаза стали придирчивее выискивать мелочи…
Я тем временем осматривался, стараясь прикинуть, куда бы я залёг, будь я снайпером с этой стороны. И куда бы не лёг… Опа! Я вскинул руку. Нет, парень выбрал неплохое место, и травой прикрылся хорошо. С моей точки даже ствол не отсвечивал.
— Слушаю, — Екимов подошёл ко мне.
— Посмотрите вон туда. Два дерева очень близко расположены. Край каски над травой видите? Это снайпер.
— Отлично! — взводный довольно сделал пометку в планшетке.
Над строем поднимались руки, отмечались те и иные огрехи маскировки. Потом мы прошли ещё чуть вперёд, пока противники не были обнаружены все.
Потом мы бодрой рысью вернулись на свои позиции, я обратно получил СВД и напутствие:
— Давай в укрытие, до прямого приказа признаков жизни не подавать!
— Так точно, тащ лейтенант.
Я отвернул пласт мха, подсунул туда конверт из плащ-палатки и залёг в свою ямку. Пристроил СВД между кустиками и приготовился ждать.
И вся процедура повторилась в обратном направлении, с той лишь разницей, что найти меня не смогли, даже когда случайно наступили — я ж продолжал молча лежать. А мало ли, что там подо мхом, деревце, может, давно упавшее…
Екимов остался страшно доволен. Всю предыдущую неделю мы в отстающих ходили, а тут — такой подарочек. Поэтому поводу даже физо с пробежкой прошли в облегчённом формате, а личное вечернее время у первого взвода приросло почти на час.
Батон, первым заметивший противника, до некоторой степени реабилитировался этим после своего конфуза и ходил козырем.
В общем, у первого взвода наконец-то состоялся приятный вечер.
А вот к ночи нашла туча и зарядил дождь. Мгновенно, как это бывает осенью, похолодало. И вот тут-то коричневые солдатские шинельки очень даже выстрелили! Если накрыться ею поверх одеяла, да слегка подвернуть нижний край под матрас, чтобы ноги в тепле были — красотища!
Я лежал, слушал стук капель по брезенту и думал: как там Олька? Эх, был бы телефон, мы бы хоть голос друг друга услышали…
10. ОГОНЬ, ВОДА И…
ОДНА, НО ПЛАМЕННАЯ СТРАСТЬ
24 сентября, четверг
Комбинат дополнительной ступени №1
Оля
Шедший всю ночь проливной дождь мгновенно переключил сентябрь из режима «тепло, почти как летом» в «пипец, дубак». Снова открыли гардероб, и после занятий ученики выстраивались в длинную очередь.
— Ну, посмотришь сегодня на следы пламенной любви к химии, — сказала мне Катька.
Ромка только хмыкнул.
— Расскажите уж, — попросила я, — всё равно стоим.
— Да чё там рассказывать… — попытался закататься Ромка.
— Нет уж, ты расскажи! — подкусила его Катька. — Нет! Я расскажу! Слушай. Прошлой весной мы на НВП гранаты кидали. И не просто, а такие, знаешь — кидаешь, а они типа взрываются. Ну, вспышка и дым такой, видела?
Я, конечно, не видела, но суть-то не в этом, правильно?
— И дальше чё?
— Ну, Рома наш возьми да спроси: почему это, дескать, происходит? И вспышка, и дым вот этот. А НВПшник давай объяснять: как она там внутри устроена, как чего и от чего прорывается, что с чем смешивается — и получается реакция.
— И не так там… — начал Ромка.
— Да неважно! — Катька вошла в раж. — Главное, что наш дорогой Рома, наш, практически, Менделеев, запомнил: два основных компонента, которые если смешать — будет полная красота. И вот однажды ему внезапно страшно повезло. Дело в том, что в нашей школе были ещё любители химии…
— Ох, уж химии! — возмутился Ромка. — Шпана глупая! Кто не знает, что дымовухи ядовитые⁈
— Коне-е-ечно! — саркастически согласилась Катька. — Это же примитивизм, не то что взрывчатку по полу рассыпа́ть!
— Так, погодите! — перебила я. — Я запуталась. Что там с дымовушками?
— С дымовушками всё просто, — Ромка внезапно сделался очень серьёзным. — Если смешать анальгин с гидроперитом и завернуть в кулёк размером… с шоколадную конфету, скажем, то через некоторое время пойдёт реакция — выделение тепла, дым, раздражающие газы. Если в тёплое место положить или даже просто в руке нагреть, реакция идёт быстрее и интенсивнее. Дым получается очень вонючий, ядовитый. Но если дымовушка небольшая — проветрить, и всё. А в тот раз нашёлся идиот, который решил супер-дымовуху сделать. Или идиоты. Не знаю уж, сколько таблеток они туда натёрли, но смеси получилось целых три банки от тушёнки. На большой перемене кто-то зашёл в кабинет химии и на батарею их поставил.
— А-а-а-фи-геть… — протянула я.
— Представила? Школу эвакуировали, стоим на стадионе и смотрим, как из окон химии сизый дым валит. Несколько человек в больницу попали, между прочим, потому что концентрация очень высокая была.
— Отравились?
— Конечно!
— Нашли… умников?
— Да кого там… Хотя наших, с кружка химии, тоже опрашивали — не интересовался ли кто?..
— Толку то! — встряла Катька. — Чего там интересоваться? Даже я знаю, как дымовушку сделать. Но мы-то соображаем, что они вредные.
— Вот я этим, из детской комнаты милиции, тоже так сказал.
— Поверили?
— Канеш*, поверили. Что мы — на дураков похожи, что ли? — Ромка слегка раздражённо пожал плечами. — Это среди мелкой шпаны искать надо.
*Это подростковое «конечно».
— Да уж, — усмехнулась Катька, — мы ж не мелкие! Мы ежли обмараемся — то по-крупному. Слушай, что дальше было. Химия провоняла так, что неделю кабинет с открытыми окнами держали — заниматься всё равно невозможно. Ну и парней с химического кружка попросили из лаборантской по-быстрому помочь какие-то приборы вынести. А там, прямо у входа — коробки. С этой самой химозой, которая для учебных гранат идёт. Красный фосфор и соль какая-то.
— Бертолетовая*, — Ромка слегка нахмурился и отвернулся в сторону.
* На самом деле, «бертолетова», конечно же.
— Во! И, понимаешь ли, решили мальчишки, что раз уж они собой тут, практически, жертвуют в, можно сказать, заражённом помещении, то в качестве компенсации — и для научного эксперимента, конечно же — по пакетику можно взять.
Ромка вздохнул.
— Дай я предположу. Они смешались и взорвались в портфеле? — спросила я.
— Хуже! — всплеснула руками Катя. — Портфель-то — он в коридоре лежал! А пацаны все в уличной одежде были, потому что они уходить уж собрались, их в вестибюле одетыми поймали. А химия вся за неделю выстудилась, раздеваться не стали. В карман пальто сунул!
— Едрид-мадрид…
— Не говори.
— А что, такие непрочные пакеты?
— Бумажные, — кисло сказал Ромка. — Мы, главное, сперва в кино в «Байкал» пошли. Я, видать, пока там сидел, то-сё, они смешались. А потом домой пошли через болото, я то ли портфелем хлопнул, то ли чё, не понял сам — ка-а-ак даст! Я в одну сторону, портфель в другую, парни давай меня по земле катать…
— Ты загорелся, что ли? — ужаснулась я.
— Фосфор, оставшийся от взрыва, распылился! Темно уже, вечер — красным светится, пятнами. А мы сперва с испугу не поняли — катают, хлопают меня…
— Цирк, — согласилась Катька.
— Потом карман оторванный искали. Руки у всех от фосфора светятся…
— Нашли?
— Не-а. Разорвался на клочки, я так понимаю. И на месте кармана дыра прогоревшая.
— Можешь себе представить, как обрадовалась мама, — Катька выразительно изобразила бровями радость, и мы как раз вошли в раздевалку. — Хорошо, хоть фосфор отстирался.
Ромка, как положено джентльмену, облачился куда быстрее нас и ждал на крыльце. Катька с видом гида ткнула в Ромкино пальто:
— Видишь, если присмотреться, у правого кармана оттенок чуть-чуть другой?
— Ага.
— Это потому что маме пришлось манжеты использовать. Теперь она ворчит, что рассчитывала, что Ромке этого пальто ещё на весну хватит — и хватило бы, если манжеты развернуть. А теперь что? Рукава уже только-только, к весне будут руки торчать, как карандаши из стакана.
