* Запикано по причине борьбы с терроризмом…
— Эх, я бы такое сделала! — азартно сжала кулачки Ирка.
— Не вздумай! — очень серьёзно предупредила её Катька. — Чуть маленько ошибёшься — и будешь, как наш Ромка, в драном пальто ходить. И ладно ещё пальто! Можно же и без глаз остаться, и без рук.
— А какое пальто? — выбрала важную для себя информацию Ирка.
Пришлось двойняшкам рассказывать историю с карманом, фосфором и бертолетовой солью. Вечер занимательных историй получился, одним словом.
НЕЗАТЕЙЛИВЫЙ АРМЕЙСКИЙ ЮМОР
28 — 30 сентября
ИВВАИУ
Вовка
Возвращался я в расположение роты не только с начищенными до зеркального блеска сапогами, но и кепку приведя в приличный (с точки зрения правильного курсанта) вид. Солдатская кепка — она специальных рёбер жёсткости не имеет, и поэтому парни без опыта ношения часто натягивают её чрезмерно, от чего вид у головного убора становится откровенно ушлёпочный. Для противодействия этому существовал простой и незамысловатый приём: руками промять место соединения донышка кепки с боковой полосой (кажись, по-костюмерному это называется тульей, но не поручусь) — получается нечто вроде жёсткого уголка, на манер отглаженной стрелки на брюках. А кепка приобретает правильный вид аккуратного невысокого цилиндра.
Одним словом, настроение у меня было вполне бодрое.
На подходе к располаге началось трешовое. Из распахнутых для проветривания окон второго этажа (над нами находилась располага второго курса РЭОшников), доносился знакомый громовой голос прапорщика Коломцева:
— Я с утра прошёлся по тумбочкам, нашёл трёх голых баб, отодрал их и выкинул в окно! Так вот, эти тумбочки в увольнение не идут!
Ностальжи, бляха муха!
Прапорщик Коломцев вообще был удивительный кадр, склонный к спонтанному генерированию армейских мемов в духе: «Не разговаривайте, товарищ курсант, у вас для этого есть тумбочка!» — или: «По команде „смирно“ голову держите перед собой!»
Но парней, лишившихся увольнения, было по-братски жаль.
Ко всеобщему облегчению, барабан починке не подлежал, а новый нам никто не выдал, и музыкальное сопровождение к походам в столовую упростилось до пения. И то хлеб!
А вот дальше…
Увидев третьим-четвёртым уроками в расписании предмет «Военная история», я сразу проникся нехорошими подозрениями. И, к моей невыразимой досаде, они полностью оправдались. Преподаватель был тот же, что и в молю курсантскую молодость. И даже перфокарты* с законспектированными на них именами и датами были те же. Хуже того: читал их он с той же интонацией невыразимого равнодушия к предмету. Вот это для меня было убийственно. Как⁈ Настолько не любить то, что ты преподаёшь? Да и вообще, военная история — это ж так интересно! Тем более, для мальчишек!
*Перфокарта — прямоугольник из тонкого картона,
использовавшийся как носитель информации
в старых ЭВМ за счёт наличия или отсутствия
отверстий в определённых позициях карты.
Потом этот способ сохранения данных
начал благополучно отмирать,
а перфокарты остались.
В качестве шпаргалок для докладчика —
удобная вещь, многие их использовали.
![]()
Но не в глазах этого полковника не желающего, кажется, ничего кроме беспроблемного выхода на пенсию.
Учитывая, что уроки стояли парой, не уснуть во время гнусаво-бормочущей лекции стало отдельной задачей на выживание. Больше всего я опасался гулко треснуться в парту лбом, ржать будут потом полдня. Поэтому слушал из последних сил.
— В третьем крестовом походе, — монотонно читал полковник, не отрывая глаз от перфокарт, — со стороны англичан выступил…
— Ричард Львиное Сердце, — сказал я под парту, опасаясь, что в противном случае просто вывихну челюсть.
Рота встрепенулась и начала оглядываться.
Преподаватель споткнулся, пробежал глазами по классу и вернулся к перфокарте, словно удостоверяясь:
— Ричард Львиное Сердце… — он снова внимательно посмотрел на нас и продолжил читать: — Французскую сторону возглавлял…
— Филипп II Август, — вставил я.
Рота взбодрилась ещё больше. Пошла движуха!
Полковник с подозрением оглядел оживившиеся рожи. Материал он явно не знал — иначе не читал бы, настолько прилипая к конспекту.
— С германской… стороны… — начал он, прочитывая каждое слово и проговаривая его, впиваясь глазами в класс, — выступил…
Отступать было уже некуда, и я сказал:
— Фридрих I Барбаросса, по пути в Палестину благополучно утонувший в реке, по разным источникам, то ли купаясь, то ли пытаясь переправиться.
— Откуда вы знаете? — несколько неприязненно спросил полковник.
— Я там был.
Прозвучало самоуверенно, но я ведь и правда был. Пусть персонажем большой ролевой игры, но готовился-то я и читал материалы по-настоящему. Да и восемь часов сдерживать непрерывный штурм вдесятеро превосходящего противника, в двух кольчугах, стальном шлеме и с мечом, копирующим настоящий размером и весом — это, извините, опыт. Не верите? Попробуйте махать килограммовой палкой восемь часов, когда на вас наседает толпа. Да, я был среди защитников Акры и остался последним, чудом выжившим.
Впрочем, это совсем другая история.
Препод внимательно посмотрел на меня и хмыкнул:
— Если у кого-то возникнут вопросы по третьему крестовому походу, обратитесь к Петрову. Он там был.
Вечером на чистку картошки никто нас не отправил — не знаю уж, то ли зачли наш геройский забег на КМБ, то ли простили, то ли забыли. Батону с Кипой, однако же, напомнили, что со следующей недели, когда их больничные окончательно закончатся, их ждёт череда увлекательных вечеров в компании бака картошки.
В дополнение ко всеобщему счастью сломался телевизор. Капитан Гробовченко с досадой констатировал этот факт и велел всем заняться чем-нибудь полезным. Целых сорок минут дополнительного личного времени! Хотя я так и так собирался почитать: днём успел заскочить в библиотеку — в ИВАТУ довольно приличная, и специальный отдел большой, и художественный — спросил наобум «Игры Эндера». А она, оказывается, есть! Библиотекарша вынесла томик, пахнущий свежей типографской красной. Удивилась:
— Ты как узнал? Мы позавчера только получили.
— А я и не знал. Наугад спросил. Слышал просто, что такая книга есть.
— Понятно. Ну, держи. Шесть дней на прочтение!
— Ясно. Прочитаю.
С «Играми Эндера» я и засел в классной комнате. Сравнить впечатления, тысызыть. В прошлый раз я тоже читал её здесь. И тогда она показалась мне удивительно похожей по ощущениям на мои курсантские будни, только со скидкой на более ранний возраст персонажей. Посмотрим, как оно воспримется теперь…
Читаю я быстро. Успел одолеть треть книги, когда понял, что в кубриках происходит нечто не вполне ординарное. Любопытно.
На табуретке, трагически протягивая руку в неведомую даль, стоял Санька Ламорев. Он читал нечто лирически-надрывное. Судя по всему, произведение приближалось к своему финалу:
— … А я — любил тебя сильно
За глаза твои синие!
Ты ведь — такая красивая!
В сердце
Своём
Сквозь года
Пронеси меня…
— Во даёт, э! — восхищённо прицокнул Зима. — Чысто Лэрмонтов!
— Да какой он Лермонтов! — не согласился интеллигентный Женька Левченко, за чёткую и выразительную речь получивший кличку Левитан* или коротко — Лёва. — Маяковский — возможно. И ритм такой… похожий.
*Знаменитый диктор,
зачитывавший по радио сводки и объявления
во время Великой Отечественной Войны.
— А ну, стой! — Генка Карась вытащил из тумбочки учебник литературы и пробежался по оглавлению. Подскочил к поэту, всё ещё возвышающемуся на табуретке: — А ну, повернись-ка вот так… А похож, мужики, гляньте! Натурально, Маяковский!
