– Что-о? – похолодел я.
– Не-не… не извольте беспокоиться, – тут же поправился он, – я ж ни в жизнь слабых не обижу! Старушонок тех, поминальщиц, и пальцем не тронул, но…
– Что «но»?! Договаривай, кровопийца!
– За что такими словами обижаете?! Не тронул я их, а только… как это… обезвредил. Усадил на крышу обеих, к трубе поближе, им там теплее и видать далеко…
– А-а-а!
– …а Ксению я уж более уговаривать не мог, на старушечьи причитания народ сбегаться начал. Пришлось ее в перину сунуть, на плечо, да бегом к вашей милости…
На какое-то время у меня отнялся язык. Первый вопрос, который наконец вырвался, был не совсем по делу:
– В перине должны быть перья. Где они?
– Там, на царевом дворе, остались, – огорченно признал Митька. – Я ж говорю, народ набежал, вот я им перья в нос и выпустил. Весело стало, как на Рождество… Пока все отплевывались, я с мешком-то и убрался.
Баба Яга наконец высвободила из заточения бедную жертву милицейского произвола. Я приказал вредителю убраться с глаз моих навеки и бросился с извинениями к гражданке Сухаревой:
– Прошу прощения. Все потери мы вам непременно компенсируем. Надеюсь, вы лично не пострадали?
– Не очень… – Дочь покойного дворника позволила усадить себя за стол, и Яга мгновенно утешила ее большой ватрушкой.
Я перемигнулся с бабулей и, прокашлявшись, попробовал начать допрос. Ей-богу, я был настроен к ней очень дружелюбно, но уже через десять минут самого безобидного разговора Ксения своей душевной простотой довела меня почти до исступления.
– Скажите, пожалуйста, кого из лиц женского пола вы могли бы назвать своими близкими знакомыми?
– Чего? – Царская фаворитка почему-то нагнулась и начала пристально рассматривать пол в горнице. – Где ж тут знакомые лица… нету их.
– Нету… – кротко согласился я. – А подруги у вас есть?
– У нас?! У кого это у нас, у всех, что ль?
– Стоп, закроем тему. Давайте еще проще, перейдем на «ты». Ксюша, у тебя подруги есть?
– Кто, подруги-то?
– Да, да, подруги! Девки, девицы, девушки, девчонки, понимаешь? Друзей, мальчиков всяких, точно нет, иначе Горох бы с ними разобрался. А вот подруги есть?
– Мальчики, говоришь? – неспешно призадумалась гражданка Сухарева, а у меня затряслись руки. – Не… мальчиков нет, они царя Гороха боятся.
– А… подруги есть?!
– И мужиков тоже нет, никто за мной ухаживать не хочет. Только государь наш батюшка не брезгует, чаями поит, пряники дает, любит…
– Спасибо, я в курсе. Вернемся к подругам…
– Подруг нет у него! – твердо объявила прекрасная дебилка. – Точно говорю – нет! Были б у него окромя меня подруги, я бы знала… Нет, меня одну он любит!
– З-з-замечательно! – улыбнулся я, хотя мне хотелось просто ее придушить. – А вот у тебя самой-то подружки есть?
– Ах, у меня?
– Ну да!
– Значит, это у меня-то? Так сразу бы и сказали… что ж ходите вокруг да около. Совсем своими вопросами запутали… Какой вы веселый человек, Никита Иваныч!
Я свел глаза на переносице и рухнул лбом в блокнот. Баба Яга молча затаилась в углу с самым сочувственным выражением лица.
– Ксения, Ксюша, Ксюшенька, а есть ли у тебя подруженька?! – Боже, что я нес, сейчас вспомнить стыдно…
– Ой, да вы прямо как песню поете! – воодушевленно приподнялась она. – А ну-ка еще разок, дак я вам тут и спляшу!
Через полчаса я сдался. Шестеро стрельцов проводили подозреваемую обратно на царский двор. Единственным результатом всего допроса оказалась сакраментальная девичья фраза: «…а я и не помню». Яга отпоила меня валерьянкой и отправила спать.
Утро началось с радости. На этот раз я его подловил! Еще с вечера, поднимаясь к себе в спальню, мне удалось тайком унести в фуражке пять крепеньких желтых яблок. Укладываясь спать, я предусмотрительно разложил их на подоконнике. Словно пять боевых противопехотных гранат, они мирно лежали до зари, терпеливо ожидая своего часа. Когда в предрассветном мареве раздалось злорадное «ку-ка-ре-ку-у-у!!!», я пружинисто вскочил с кровати и распахнул окно. Не ожидавший такой прыти пернатый будильник удивленно воззрился на меня круглыми глазами. Я не прицеливаясь отправил в кукарекавшую мишень все пять штук, примерно с той же скоростью, с какой отплевывается шариками тренажер для теннисистов. Два раза попал! Сначала прямо в лоб, под гребешок, а когда он упал, то в полете еще и прямо в хвост! Четыре пера красиво закружились в воздухе… Я сделал локтем и коленом классический американский «йес!», после чего удовлетворенно приступил к зарядке. Петух, почти никакой, валялся под забором, и куры перепуганно обмахивали его крылышками.
– Никитушка-а! Встал ужо, голубь сизокрылый? Давай-ка рученьки ополосни, личико белое умой да за стол к вареничкам и садись. Давай-ка вот двигай сметанку поближе…
– Бабуля, завтрак должен быть легким. А при таком рационе нашу опергруппу скоро смело можно будет называть «Следствие ведут Колобки». Причем главный Колобок, естественно, я! Вы-то сами почему не едите?
– Дак я пока готовила, того-другого по крошке попробовала, вот и сыта, – охотно разулыбалась Баба Яга, глядя на мой аппетит. – Ты уж кушай, милок, не отвлекайся, а я тебе пока про дела наши ночные рассказывать буду.
– Угу… случилось что-то интересное? – прожевав вареник, поинтересовался я.
– Да уж кой-чего приключилось. – Бабка выдержала театральную паузу и выдала: – Маньяка кошачьего стрельцы взяли!
– Вау!.. ум… ням… ням… святое дело! Митьке на расправу отдадим или пусть царь сам порет?
– Стрельцы злодея еще до первых петухов взяли. Тебя решили не будить, вот в поруб его и сунули. Ужо поутру доложились мне… Может, как покушаешь, так и поглядим на кошкодава проклятущего?! Я ить из-за него Васеньку свово милово третий день гулять не пущаю. Вконец измаяла кота…
Мы порешили для начала разобраться с маньяком, потом я и плюс десяток стрельцов едем с проверкой на мельницу, оттуда по результатам: либо в отделение, либо на царский двор. За ночь у меня восстановились силы, восполнились неисчерпаемые запасы терпения, и, казалось, я свободно могу рискнуть еще на одну попытку собеседования с недалекой красавицей Ксенией Сухаревой. «Не помню» не означает «нет», возможно, за эту ночь она неторопливо подумала и вспомнила. А с чего это я вообще так вцепился в тему несуществующей подруги? Скорее всего, от недостатка иных версий, как утопающий, хватающийся за соломинку. Ведь Митька докладывал, что подруг у Сухаревой нет. Она сама при личном допросе тоже никого не смогла назвать. Бывшие царские пассии явно воротили от нее нос, что же оставалось? Если предположить, что Горох относительно честен в своих пристрастиях и не ведет двух амурных романов одновременно, то… минуточку! Кто же мне говорил о двух девицах, сразу посещавших царя! «Ведь загубят здоровье царя-батюшки…» – кто же это писал? Мысли прыгали в голове, как пинг-понговые шарики… Письмо… донос… Ксюха с подругой… дьяк… кот!
– Кот! Это кот! Где он?!
– Окстись, Никитушка! Ты что ж так орешь, милай? – пораженно вытаращилась Яга. – Я вон из-за тебя ложку в варенье утопила…
– Это кот, бабушка! Понимаете… ну, в смысле… где он?
– Кто?!
– Да кот же!
– Какой кот?!
– Ваш кот! Черный! Василий который… – бегая по горнице и заглядывая во все углы, пытался объяснить я.
– Ты что ж, на моего кота с подозрениями наезжаешь? – угрожающе приподнялась бабка. – Ой, смотри, Никитушка… Как ни дорого мне наше дело милицейское, а Васеньку своего я в обиду не дам! И не смотри на меня таким умоляющим взглядом…
Я мысленно досчитал до десяти, потом еще раз, но в обратном порядке. Дыхание выровнялось, охотничий ажиотаж остыл, теперь можно было говорить спокойно.
– Ни в каких преступлениях я вашего кота не обвиняю, заявляю это совершенно официально. Просто два-три дня назад, как раз после кражи царских чертежей, дьяк Филимон всучил мне очередной донос. Так вот, если я правильно помню, то в нем говорилось о некой подруге гражданки Сухаревой, с которой та якобы ходит в спальню государя. Но в тот момент я не придал этому факту никакого значения и выбросил бумажку. С ней начал играть ваш кот, почему я его и ищу. Ведь теперь, в свете полного отсутствия улик, – это единственная ниточка…
Баба Яга подумала, кивнула и молча пустилась на поиски кота. Разыскиваемого мурлыку общими усилиями обнаружили аж в подвале, где он бессовестно дрых в обнимку с пустеющей крынкой сметаны. Яга хладнокровно отодвинула меня в сторону и сухонькими ручками приподняла тяжеленного негодяя за грудки.
– Васенька, сукин ты кот, глаза твои бесстыжие… Я ли тебя не кормлю, не лелею? Ты что ж, паскудник, по погребам шастаешь, у своих же, у милицейских, сметану воруешь?! Я ить тебя, кровиночку, с младых когтей вырастила-вынянчила… Ночей не спала, куска недоедала, все тока бы Васеньке моему яхонтовому хорошо было… Кочергой пришибу, жулика паршивого-о-о!!!
