Сжав ноги, она взяла со стола разложенные страницы и сунула их под бумаги, лежащие на планшете. Слегка отодвинув планшет, она с удовлетворением убедилась, что спрятанные между ног документы не выглядывают наружу.
— Мне хочется пить, — заявила она.
— Я принесу бутылку воды, когда вы закончите.
— Вы сами предложили мне воды. И мне хочется пить сейчас, а не потом. И еще мне надо в туалет.
— В таком случае, поскорее заканчивайте подписывать все остальное.
Она уже собралась подписать следующую страницу, как вдруг замерла в нерешительности.
— Здесь нет ничего о моей тактической экипировке.
— Она конфискована.
— Когда мне ее отдадут?
— Никогда. Это улика, часть расследования.
— Почему этим делом занимается армия?
— Внутренний терроризм. Мы работаем вместе с ФБР.
Это означало, что они отодвинули сотрудников полиции Нью-Гемпшира на задворки. Правительство избегало обмена информацией даже между собственными службами, уже не говоря о местной полиции, даже если речь шла о полиции штата.
— Что с моей одеждой?
— Ее сожгли. Но вам будет приятно узнать, что нам удалось спасти ваши ключи и пластиковые карточки из кожаного бумажника. Сам бумажник и наличные деньги тоже пришлось сжечь, но все остальное мы продезинфицировали, причем совершенно бесплатно. А почему вы пользуетесь мужским бумажником? Я думал, хорошенькие дамочки вроде вас носят сумочки.
— Сумочку трудно засунуть в карман. А как насчет моего телефона?
— О телефоне я ничего не знаю.
— Вы возместите мне его потерю?
— Поговорите с кем-нибудь из Нью-Гемпшира.
Дарби подняла голову от бумаг.
— Я говорю с вами. Экипировка обошлась мне недешево.
— Занесите это в разряд списанных налогов.
— Мне нужно в туалет.
— Заканчивайте подписывать, и вы свободны.
Она повиновалась, всячески демонстрируя свой дискомфорт.
Подписав последнюю страницу, Дарби взяла планшет в руки. Страницы не были закреплены и, когда она потянулась к столу, соскользнули и рассыпались по полу.
— Прошу прощения, — буркнула Дарби, бросая планшет на стол. — А теперь мне надо срочно в туалет. Я истекаю кровью.
Он растерянно осмотрел ее руки и лицо.
— Месячные, — уточнила она.
На лице Билли появилось выражение отвращения. Он вскочил на ноги, выкатил ее из комнаты и по коридору, освещенному до боли в глазах, подвез к двери туалета для людей с физическими недостатками. За углом поджидали двое мускулистых вояк в полевой форме с пришитыми к курткам табличками с именами. Энтони и Уикс. Уикс, высокий парень с одутловатым лицом, был вооружен автоматом.
— Когда вы закончите, они отвезут вас домой, — сообщил Фитцджеральд. Потом ухмыльнулся и подмигнул ей. — Ведите себя прилично, мисс.
Глава 22
Дарби подняла глаза к потолку. В таком заведении, как это, она ничуть не удивилась бы, увидев видеокамеру, но ни на потолке, ни на белых стенах ничего не было. Она сняла с ног ремни и швырнула их в металлическое мусорное ведро возле унитаза. Потом, вытащив из-под себя бумаги, встала с кресла и заперлась в кабинке.
У нее в ушах все еще звенели прощальные слова Билли Фитцджеральда: «Ведите себя прилично, мисс». С каким самодовольством он это произнес!
«Можешь за меня не волноваться, мистер!» — подумала она, уже собираясь изорвать страницы на клочки и спустить их в унитаз. Вдруг ей в голову пришла другая, более приятная и привлекательная мысль: этих страниц касался Билли Фитцджеральд! Она могла бы проверить его отпечатки пальцев по автоматической базе данных. Все военные и офицеры органов правопорядка были обязаны предоставлять свои отпечатки для занесения в эту базу.
«Зачем тебе это нужно?» — мысленно поинтересовался у нее Билли Фитцджеральд.
«Да просто я не верю, что ты представляешь армию».
У нее не было никаких доказательств, а только какое-то внутреннее чувство, основанное на знакомстве со многими офицерами, служившими в Ираке или Афганистане. Почти у всех на бицепсе или чуть повыше кисти гордо красовались татуировки. Это был своеобразный обряд посвящения. У ее отца, бывшего морского пехотинца, татуировки были на обеих руках: бледно-голубая эмблема морской пехоты США на правой и более красочный и замысловатый рисунок на левой, где был изображен классический бульдог, символ морской пехоты, с подписью «Semper Fi» [2]. У Билли Фитцджеральда татуировок не было, что само по себе было не так уж и странно, поскольку не все военные их себе делали. Но у него и стрижка не соответствовала уставу. И еще он не брился. Если он не военный, зачем притворяется?
Дарби сложила документы в крошечный квадратик, обернула их бумажным полотенцем и сунула в просторные больничные панталоны. Мешковатая пижама скрыла образовавшийся у нее на животе бугорок. Нажав ногой на педаль унитаза, она спустила воду и подошла к умывальнику вымыть руки.
Она вышла из туалета, и рядовой Энтони рявкнул, чтобы она припарковала свою задницу в кресле.
Дарби выкатила кресло из туалета, размышляя над тем, как легко было бы завалить этих молодых быков. Эти огромные накачанные парни наверняка не привыкли держать удар, особенно удар, наносимый женщиной. Два удара каждому… ну, от силы четыре, и они будут рыдать, ползая на коленях.
Но сейчас не время и не место. Она послушно села в кресло, ожидая, пока партнер Энтони, Уикс, сходит в туалет за ремнями.
Дарби снова пристегнули к креслу, и Уикс подошел к ней, держа в руках маску для глаз из какого-то черного вспененного материала.
— Что это? — спросила она.
— Маска, — пожал плечами Уикс.
— Зачем?
Вместо ответа он прижал маску к ее лицу. Как только он отпустил руку, коляска тронулась с места. Дарби подвигала глазами в надежде, что между маской и ее щеками остался хоть небольшой просвет, который позволил бы ей сориентироваться. Однако эта маска полностью закрыла от нее окружающий мир.
Но все остальные органы чувств остались при ней, и она сосредоточилась на звуках. Уикс и Энтони молчали. Кроме поскрипывания обуви по покрытому линолеумом полу, она слышала жужжание открывающихся электронных замков с последующим защелкиванием. Каталка не останавливалась ни на секунду. Она просто катилась вперед, и у Дарби сложилось впечатление, что она движется по бесконечному коридору, в котором витал запах какого-то антисептика.
Наконец коляска остановилась. Позади захлопнулись двери. Пол покачнулся, и Дарби почувствовала, что опускается.
Потом лифт замер, двери открылись и ее выкатили в подземный гараж. Об этом Дарби сообщил холодный воздух, шум двигателя, гулкое эхо шагов и запах выхлопных газов. Кресло остановилось. Чьи-то руки снова занялись ремнями, потом приподняли ее из кресла. Она ощутила подошвами холодный цементный пол.
— Идите, — сказал Уикс.
Она повиновалась, отметив резкий бостонский акцент парня. Местный. Отлично.
— Стоп! — скомандовал Уикс.
Она остановилась. На ее затылок легли пальцы и пригнули ее голову вниз. Сев в машину, она нащупала ладонями холодное кожаное сиденье. Из воздуховодов тянуло теплом. Дверь захлопнулась, и машина тронулась с места.
Дарби дотронулась до маски у себя на глазах. Она была толстой, резиновой и, казалось, прилипла к коже. Схватив маску за край, она попыталась отклеить ее от лица и тут же сцепила зубы и зашипела от боли.
— Черт! — пробормотала она.
— Маска останется на месте, пока мы не доберемся до вашей квартиры, — вмешался Уикс. Оказалось, что он сидит рядом с ней. Она вдохнула запах сигар, впитавшийся в его одежду. — Вы сможете ее оторвать только вместе с кожей и бровями.
Дарби откинулась на спинку сиденья, кипя от возмущения и пытаясь понять, что кроется за всеми этими играми в секретность. Она отлично знала, где находится лаборатория. Кто угодно смог бы разыскать ее адрес в «Гугле». Да и вообще, в свое время она привлекла к себе внимание широкой общественности. Реакция на ее появление была неоднозначной. Местные жители и активисты-общественники встали на дыбы, как только стало известно, что бостонский Саут-Енд станет площадкой для строительства первой в городе лаборатории по изучению инфекционных заболеваний с четвертым уровнем биологической защиты. Газеты с наслаждением расписывали, что случится, если кто-то из работников лаборатории по неосторожности окажется инфицирован, если в здании случится пожар или утечка химикатов… Протесты не утихали очень долго, но когда лаборатория приступила к работе, вопрос решился сам собой. Во всяком случае, пресса оставила ее в покое.
