мнется, — Я тоже хочу с вами, Вальку и остальных увидеть. Конфеты ей привезу, ну и ещё кое-чего по мелочи.
— Обязательно, и не только ты. Аню с собой возьмем, она тоже к Ольке рвется, и других ребят. Детей проведаем, и свой праздник им устроим. Только разобраться надо, как будем туда добираться. Две машины у нас есть, но это очень мало. Надо будет ещё пару-тройку автомобилей найти, чтобы вещи малышне и людей туда привезти. Но вопрос решаемый. Вероника сказала, что всё организует.
— Здорово, — повеселел Волков, — если надо чего помочь, говори, не стесняйся.
— Не буду, — саркастически хмыкнул я, — поверь, мы тебя ещё загрузим, мало не покажется.
— Всегда готов, как юный пионер, — Иван дурашливо вскидывает руку в салюте.
Через десять минут наш класс стоит в одном строю, вытянувшись перед физруком.
— На первый-второй-третий-четвертый рассчитайсь, — гаркает Гризли.
— Первый-второй, третий, четвертый, — несется по шеренге.
Физрук строит нас в четыре колонны, занимаемся зарядкой-разминкой. Зычный бас Евгения Григорьевича гремит над залом:
— Раз-два-три.
Послушно машем руками, приседаем, прыгаем.
В зале появляются новые персонажи. Надвинутые на глаза кепочки, наглые взгляды, походка вразвалочку. Старые знакомые, Бычара с рукой на перевязи, Шпиль, с парой незнакомых сявок и его старший братик.
В прошлой жизни я этого урода периодически видел, но особо не общался. Шпиль-старший жил строго по заповеди, озвученной персонажем «Джентльменов удачи» — «украл, выпил, в тюрьму». Правда, «украл» можно было заменить: «избил», «надебоширил» или «ограбил». Он выходил, потом снова садился, мелькая бледной тенью, где-то там в отдалении. Ко мне не лез, считая пацаном малолеткой. Бренчал себе на гитаре блатные песни, задирался, выпив бутылку водки к каким-то мужикам, периодически кого-то грабил и опять шел по этапу. Но среди несовершеннолетней шпаны был авторитетом, «видавшим многое».
Длинный как шпала, худой и сутулящийся парень со шрамом на подбородке, крутит головой. Испитое лицо пристально вглядывается в нас. Бык что-то шепчет ему на ухо, указывая взглядом на меня.
«Комок, похоже, пропедалил этот момент. Плохо работает. Жалобу, что ли на него написать Омельченко? Мол, ваш агент мышей не ловит, разберитесь товарищ старший лейтенант», — мелькает саркастичная мысль, и губы раздвигаются в кривой ухмылке.
Гризли, стоящий к ним спиной, увидев, что мы смотрим куда-то в сторону, резко разворачивается.
«И чего эти идиоты сюда, приперлись? Сами на себя материалы для будущего уголовного дела дают. Мозгов что ли совсем нет? Если сейчас рыпнутся, Гризли их прямо здесь похоронит», — с любопытством наблюдаю за процессом. Ваня дергает меня за локоть, но я отмахиваюсь.
Евгению Григорьевичу потребовалось пару секунд, чтобы рассмотреть гостей во всех деталях, и сделать выводы. Глаза физрука темнеют от злости. Он уголовную шпану на дух не переносит.
— Чего надо? — ревет он так, что стенки дрожат.
Шпанюки отшатываются, покачиваясь как тонкие деревца на сильном ветру. И мне всё становится ясно.
«Они же бухие. Поэтому сюда и приперлись», — констатирую факт, разглядывая красные лица.
Шпиль секунду смотрит на него пустыми глазами, и переводит взгляд на меня.
— Ну здравствуй фраерок, — обращается ко мне, презрительно скривив губу.
— Привет баклан, — отвечаю ему в таком же духе.
— Шелестов заткнись, — орет на меня Гризли, и снова разворачивается к сявкам.
— Быстро ушли отсюда или помочь? Так я это мигом, — в голосе физрука появились угрожающие нотки.
— Спокуха отец, — отшатывается от него один из сявок, — минута и нас нет.
— Я б такого сына как ты, при рождении бы задушил, — басит Евгений Григорьевич.
Шпиль-старший смотрит на меня.
— А ты борзый. Но ничего мы с тобой ещё встретимся, — обещает он, и демонстративно плюет на пол.
— Вы меня достали уроды, — рычит красный от злости Гризли, — Ну смотрите, сами напросились.
Он угрожающе надвигается на побледневших урок. Ещё бы им не побледнеть. Гризли вдвое шире каждого в плечах. А его громадная лапа по толщине выглядит примерно, как нога Быка. Даже этот здоровенный переросток по сравнению с Евгением Григорьевичем смотрится бледно.
— Уходим, — командует Шпиль-старший, и вся шобла быстро выметается из зала, не дожидаясь расправы.
«Ещё одна проблема. Но сейчас голый мордобой не пройдет. Итак, уже засветился везде, где только мог. Только лишнего внимания к своей персоне мне не хватает для полного счастья. Хожу по лезвию бритвы. Надо это прекращать. В этом случае лучше использовать хитрость и смекалку. Это более действенное оружие, чем кулаки. Но сперва надо с Комком поговорить», — в голову начинают приходить первые идеи, как красиво разрешить вопрос с уркой.
* * *
Домой я попал часа в три. Матушка взяла отгулы, чтобы провести время с малой. Девочка ей явно пришлась по душе. Она давно мечтала иметь дочку. Но я родился, когда они мотались по гарнизонам, а постоянные переезды, желанию завести второго ребенка не способствовали. Три года назад наша семья обустроилась в этом городке. Но почему-то до сих пор, родители пополнением в семье не озаботились.
И сейчас мамуля с удовольствием возится с Машей. Вместе смотрят телевизор, лепят вареники, разговаривают о всяком разном. Матушка просто светится от счастья, общаясь с малявкой. А кроха вообще цветет и пахнет. Здесь её все любят. Папаша уже два дня, возвращаясь с работы, обязательно что-то сладкое притащит из магазина, напротив дома. В первый день порадовал малышку кульком ирисок «Коровка» и шоколадкой «Аленка». Вкусные конфетки с тягучей жидкой начинкой-помадкой, растворяющиеся во рту с нежным вкусом топленого молока, были съедены счастливым ребенком за какие-то полчаса. Правда мама тоже к ним хорошо приложилась. И с шоколадкой девочка быстро справилась.
Но батя не успокоился, и вчера принес большую картонную коробку с жирными пятнами крема. В ней оказались эклеры. Матушка с Машей так увлеклись дегустацией, что спустя минут сорок родительница с тревогой рассматривала свою фигуру в зеркало. А ребенок вообще был похож на объевшегося хомячка, и еле ходил, довольно поглаживая тугой животик.
— Леша, — малявка уже традиционно летит ко мне в объятья.
Следом за ней, из кухни выходит улыбающаяся мама в фартуке и полотенцем на плече.
— Раздевайся, и иди есть, мы с
