Начал Рублёв бегать по инстанциям, справки собирать да медалями звенеть. А начальства-то нет, то оно занято, время идёт, деньги кончаются, уж на бритвенные лезвия перестало хватать, а от пены для бритья капитан Рублёв давно отказался.
Наконец отправился капитан Рублёв в главный офис, уже не военный, а гражданский, туда, где не пластик по стенам, а мрамор, где не обычные лампочки, а энергосберегающие, где перед тем, как цапнуть ручку у двери, нужно сначала в сортир сбегать и руки помыть. А в том сортире тебя ещё обморок хватит, какое мыло там в дозаторе да какие зеркала.
Капитан Рублёв сел в приёмной, проходит час, другой, охрана в «тетрис» играет, народу вокруг набежало, причём не простого, а в орденах — у кого звезда «Меценат года», у кого «За достоинство предпринимателя» на пузе горит. Тут и хозяин вышел. Ну… можете представить себе: государственный человек! Подходит к одному, к другому и ласково так спрашивает: «Чё? Как? Зачем вы?»
Добрался и до Рублёва, а тот ему, собравшись с духом, и говорит: «Так и так, проливал кровь, пять ранений, в глаза кровососу глядел, слепые собаки моё тело рвали, пенсия маленькая. Спасите-помогите». Хозяин поглядел — всё правда, и справки в искусственной руке дрожат на сквозняке.
— Хорошо, — говорит, — зайдите завтра.
Капитан Рублёв радостный ушёл, нажрался, будто дело сделано, а через два дня снова в офис. Там говорят, что надо ещё подождать, а куда ждать, если уже и бритвенные лезвия кончились.
Потом и вовсе его в приёмную пускать не стали — охранник сразу перед ним турникет запирал.
Наконец капитан начал кричать у подъезда, как самый настоящий диссидент.
— Спасите-помогите!
Это дело увидел важный человек-с-мигалкой и говорит:
— Ведь сказал я уже вам: ждите, не сегодня.
Слово за слово, разговор стал накаляться, Рублёву говорят, что бюджеты не подписаны, а он гнёт, что кровь поливал. Ему — что кризис, а он — что товарищи, съеденные и недоеденные, по Зоне лежат.
Ему так:
— Сами пока поищите себе средств к существованию!
А он такой:
— А я здесь пенсии ждать буду!
Не нашли понимания.
Вызвали охрану, потащили к выходу да и выкинули в сугроб.
— Ну и ладно, — тогда заорал капитан Рублёв прямо в камеру видеонаблюдения. — Сам найду себе средство! Сказали — средство, будет вам средство! Существованию? Будет мне к существованию! Уж найду себе кусок хлеба, чё!
И пропал капитан Рублёв, будто его и не было. Так, понимаете, и слухи о нём канули в реку забвения, в Лету, как выражался покойный поэт Доризо. Итак, куда делся Рублёв, неизвестно, но не прошло, и двух месяцев, как появилась у нас тут на Зоне группировка Чорного Сталкера и паханом там был не кто другой…
— Да что за хрень ты городишь, — не утерпел Петрушин, — группировки такой нет. «Чёрная кошка» — была, да вся, как один, в болоте сгинула. Анархисты из «Чорного передела» пытались тут бомбу из «ведьминого студня» собрать, да их всех как один повязали. «Белые Сталкеры» были, да это оказалось подразделение «Долга», вот и всё.
Селифанов как-то растерялся, но тут же вывернулся, говоря, что это нам ещё неизвестно, и если полицейские нам дадут почитать сводки, то там про Чорного Сталкера всё будет, всё там написано, и про искусственные руки и ноги в качестве примет — тоже.
Но тут Борода, всё слышавший, обидно заржал, да и все остальные тоже. Селифанов крепился-крепился, да и стал смеяться вместе со всеми.
Я пошёл к себе в отведённую комнатку и забылся рваным сном, в котором ко мне пришёл несчастный Портос.
— Да, — говорил он, — обещал на яхте покатать, а видишь, что вышло…
Сон прерывался, но каждый раз чувство вины накатывало снова.
Я стал ворочаться и вдруг услышал что-то странное.
За тонкой стенкой звучали два голоса.
Я прислушался и стал различать слова. Сначала я не поверил своим ушам — так взволнованно можно было говорить о личном, о неисправном осциллографе, о грантах, наконец. Это бы я понимал.
Но два человека, мужчина и женщина, видимо давно знакомые друг с другом и давно работающее в этом месте на Зоне говорили совсем о другом. О, Боже — они говорили о политике!
Рядом с непонятой и непонятной Зоной — да о политике.
Итак, слышал два голоса — мужской и женский, мужчина обладал хорошо поставленным баритоном, видимо, сказывалась какая-то преподавательская практика, женщина горячилась, сбивалась иногда не только с мысли, но и с самого ритма разговора.
— Я понимаю, я сама за новое. Я доктор наук и знаю, что жизнь моя не ограничивается пределами Зоны. Господи, я не знаю, как говорить об этом, моё дело — протоплазма. Мне всегда кажется, что все нужно разжевать. Иначе остается «поле для дискуссий». А все разговоры на эту тему уже говорены-переговорены. Но вот я уже написала половину длинного текста обращения — и пытаюсь выкинуть его в корзину, чтобы было, наконец, коротко. Аргументацию пытаюсь оставить за кадром. На выборы идти надо каждому, и даже нам — скоро выборы в Раду, и если мы будем прикрываться тем, что нам сложно выехать и положить лист в избирательную урну, то всё рухнет.
Я буду голосовать за «Союз Демократов» — без иллюзий. Но считаю это необходимым. Если вы не хотите голосовать за «Союз Демократов» — проголосуйте за «Апельсин». Хотя я лично Осташинскому не могу простить именно того, что он ни с кем не хочет объединяться и хочет остаться в белом. Но проголосуйте за «Апельсин», если не за «Союз Демократов». Если не за «Союз Демократов» и не за «Апельсин», то даже за коммунистов. Это может сработать в отдаленной перспективе, теоретически — для следующего поколения, если эта партия не только совершенно обуржуазится, но, главное, привыкнет, что она всегда в парламенте, и сила, и следующие поколения политиков будут достаточно амбициозны, чтобы считать, что они могут получить больший кусок пирога в открытой борьбе — и вот тогда борьба начнется, может быть. Альтернатива походу на выборы — выход на улицу с дубьем. Я так не хочу. В общем, идите и голосуйте за «Союз Демократов» — это мое мнение…
Вот идиоты! Я слушал это всё с удивлением. Какой-то «Апельсин»… Что за «Апельсин»? По Зоне бродили мутанты, солдату на прошлой неделе откусили голову, все ждали выброса, а эти двое говорили о политике. Я, конечно, с уважением относился к другому государству, но для меня это было дико. Видимо, мой жизненный опыт вытолкнул у меня весь давний ажиотаж выборов и битв политических карликов с административными гигантами.
А соседи мои продолжали беседовать, будто находясь в аудитории.
Они действительно были на своём придуманном семинаре, и я стал думать, что у них тоже есть правота — ничуть не хуже моей. Да какая у меня, беглеца, правда? Нету никакой, а тут — партии, выборное начало, демократия…
Другой голос продолжил:
— Но ваши мотивы не хуже прочих, но ведь, согласитесь, совершенно иррациональные. И дело не в том, есть шансы у «Союза Демократов» или нет, а в том, что это очень интересная протестная модель поведения. Что за партия, при этом — никто не знает. Кто назовёт мне третью фамилию за Миколой Квитко и Осташинским? Кто назовёт четвёртую фамилию за ними? Кто объяснит мне, что эти люди хотят, сколько их? Почему не представить, что весь этот призрачный «Союз Демократов» просто часть партии чиновников, которую отпихнули от кормушки? Нет, я понимаю людей, что голосуют за «Апельсин» — их традиция в рамках какого-то стиля. Ну, там Квитко, вечно обиженный Осташинский… Но стиль, стиль! А тут-то что? Мотив «Осташинский — мой друг» мне понятен. Или там «А моя девушка у них в предвыборном штабе работает»… Я вижу со стороны акт некоторого отчаяния, когда рвут на груди рубашку и кричат: «Пропадай, ридный край, или там что-то делай! Хватай мешки, вокзал отходит!». Но и тут я бы согласился — потому что к шаманизму я тоже отношусь с уважением. У меня впечатление, что для многих людей это французский симулякр, за которым нечто выдумываемое каждым самостоятельно: «Союз Демократов — это те, кто против Лещины», «Союз Демократов — это интеллект и бизнес», «Союз Демократов — это что-то хорошее, а если не будет хорошего, то всё будет плохо». Вот что такое «Союз Демократов»?
— Это партия, за которую я голосовала раньше, потому что считала ее хотя бы отчасти наследницей «лучших времён», наших надежд, за которую принимала уже решение не голосовать больше и за которую тем не менее пойду голосовать, сейчас мне больше не за кого. По любэ…
Я клянусь, они так и сказали «по любэ», как какие-то подростки. Нет, эти учёные с их лексиконом и их негасимыми, как Вечный Огонь, убеждениями были бесподобны.
— Причём тут выборы как фикция? Говоря проще — это как эмоциональные всплески после прочтения «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка»[18] — оно, конечно, бокрёнка жалко, но его нет. Нет ложки. За символом «Апельсина» нет реального содержания. Ну, с «Великой Украиной», мне, например, не всё ясно. Я вообще завидую, людям, которым ясно всё. Например, мне совершенно непонятно, как функционирует «Великая Украина», какая там система внутрипартийной дисциплины. Я вот довольно хорошо представлял, какова она была в КПСС, но вот как функционирует «Великая Украина» (в которой, кстати, бывших членов КПСС больше, чем у нынешних коммунистов), мне непонятно. «Союз Демократов» имеет те же шансы, что NSDAP[19] — (понятно, что это пример) а в том, что это как раз протестное голосование. Когда включается механизм бытовых объяснений: «холодно, далеко идти, напился в субботу, партайгеноссе — мой друг», этот механизм безупречен, потому что на многое не претендует, а вот когда кто-то декларирует рациональный механизм — мне хочется понять, какова степень его рациональности. Нет ли тут какой-то драки фантомов вроде куздры с бокрятами?
