Мы распрямились и выразительно покивали друг другу. Вот какие бывают родственники и друзья детства!
— Моем руки, потом банкет, потом собираться! — скомандовала Тайка.
В ванной, включив воду на полную, она склонилась к моему уху:
— Я, конечно, могу и ошибаться, но эта штуковина, кажется, работает в пределах комнаты, не больше. Но вот есть ли они еще где-нибудь…
Мегрэнь подняла плечи и развела руками. Делать было нечего. Тратить оставшееся время на поиски возможной прослушки не хотелось. Электричка утром, в восемь пятнадцать, успеть бы… Следующая только после обеда, а с чего бы нам терять целый день отдыха?
Я положила перед Тайкой две фотографии. Одна из них была сделана лет сорок назад — Татьяна Антоновна на ней была молода, белозуба и улыбчива. Элегантное платье, талия-рюмочка и тонкие гипюровые перчатки… Вторая фотография сделана гораздо позже, на ней был запечатлен тот самый юбилейный вечер, о котором рассказывала внучка Зинаиды Игнатьевны. Снимки разноплановые, фотография с банкета групповая, но и на той, и на другой Татьяна Антоновна, а чуть позади — один и тот же высокий мужчина. Ни на одном из снимков он не смотрел в объектив, но это и не было нужно. В плотно сжатых губах и резко очерченной линии подбородка угадывались твердый характер, сила воли и, вероятно, жестокость. Время словно обошло этого человека стороной, на втором снимке он мало изменился, хотя разница между фотографиями была не менее двадцати лет.
— Интересный экземпляр… — забормотала Мегрэнь, с увлечением звякая ложкой о стенки чашки. — Просто приятно посмотреть…
Я подождала еще полминуты и выдернула ложку из ее пальцев.
— Пока ты чашку не расколотила, угомонись. Пей,
все уже остыло.
Подруга покивала, но взгляд ее был отсутствующим, и мне почему-то показалось, что сейчас Тайка назовет имя мужчины. Но она спросила:
— И кто это?
Я пожала плечами. Тайка подняла фотографию и посмотрела на просвет, словно пытаясь разглядеть загадочного гражданина насквозь.
— Может, родственник?
Я снова пожала плечами:
— Никогда о них не слышала…
Разговаривать приходилось недомолвками и намеками, в результате мероприятие по празднованию начала отпуска вышло скомканным, повздыхав друг на друга, мы решили заняться сборами. Все-таки мы молодые интересные дамы, а в доме отдыха предполагалось наличие дискотеки.
Не успела за подругой захлопнуться дверь, как зазвонил телефон.
— Здравствуй, Светик! — сладко пропела трубка Юркиным голосом, а я сжалась и озлобилась. Но, памятуя строжайшие Тайкины наставления, вздохнула полной грудью и ласково мурлыкнула:
— Здравствуй, Юрочка…
Юрка обалдел, да и я тоже. Малость пережала.
Нам обоим понадобилось время, чтобы собраться с мыслями.
— Как дела, Светик?.. Чем занимаешься? Я догадалась, что Юрка решил попробовать продолжить в том же духе.
— Чего звонишь? — быстро расставила я точки над «i».
Одноклассник погрустнел и вроде даже обиделся.
— Просто хотел узнать, как поживаешь…
— Ага, — не удержалась я, — заботишься, значит?
На языке еще много чего вертелось, потому что
«Кампари» с соком оно, конечно, не водка, но расслабленному организму, да еще в обстановке строгой секретности…
— Просто хотел…
— Никак на свидание пригласить собрался? — развеселилась я. — Что-то больно робко…
— Собрался, — вдруг нахально заявил он, а я прямо ахнула.
Вот змей подколодный, наслушался про завтрашний отъезд, подождал, пока сестра уйдет, теперь на вшивость проверяет… Ну ладно…
— И куда ты меня пригласишь?
Юрка с дыхания сбился, поскольку этого, конечно, не ожидал.
— А-а-а…
— Что, передумал?
— Нет, нет. У меня одна знакомая есть…
— Хорошо начал, — не утерпела я.
— Не в том смысле… У нее художественная галерея, завтра новая выставка открывается… Она приглашала… Сходим?
«Оригинально наш мент работает», — покачала я головой и вздохнула:
— Во сколько?
— Я за тобой в пять заеду, — выдохнул кавалер, однако в голосе было столько растерянности, что я его едва не пожалела. Но, вспомнив о «жучке» под столом, опомнилась.
— Ладно.
— А ты… точно… пойдешь? — не унимался Юрка, я даже разозлилась.
Торопливо прикрыв трубку рукой, в сердцах выругалась в сторону, однако тут же сообразила, что закрывать трубку совершенно излишне: он меня и так хорошо слышит. Чертыхнувшись уже про себя, я отрезала:
— Да… Пока, Юра!
И трубку бросила. Никакой совести у людей!
На серый растрескавшийся асфальт платформы робко шлепнулась первая дождевая капля. Я зябко поежилась, уныло оглядывая огромную пеструю толпу.
— Ты зонт взяла?
— Не-а, — отозвалась Тайка, — я думала, ты возьмешь.
— Думала, думала… — зашипела я, раздраженно поправляя на плече ремень сумки, беспрестанно сбиваемой снующими пассажирами. — Вечно ты все на меня сваливаешь…
Мегрэнь скорчила рожу, но вступить в перепалку не решилась. Все вокруг было мерзким: и серое хмурое утро, и ветер, и голосящая толпа, и электричка, опаздывающая уже на три минуты.
Наконец мы устроились на жесткой замызганной лавке. Тайка пристроила вещи на полку и села, нахохлившись, словно мокрый воробей, и вперив несчастный взгляд в окно. Я тоже молчала, настроение было гадкое, и почему-то здорово хотелось всплакнуть. Вскоре большинство пассажиров задремало, незаметно для себя я тоже принялась клевать носом и в итоге заснула.
Я проснулась от толчка. За окном электрички вовсю сияло солнышко, а возле нашей скамейки стоял молодой симпатичный парень и смотрел на меня с сочувствием. Мегрэнь спала, уткнувшись лбом в немытое стекло, раскачиваясь в такт вагонному перестуку.
— У вас сумка с колен упала… — ласково сказал парень и посмотрел на меня так, как смотрят доктора на больных, которым недолго осталось. — Рядом парень сидел, он на остановке встал и вышел… А сумка упала…
«Сейчас скажет, что перед тем, как уйти, парень вытащил из нее кошелек…» — подумала я, молча таращась на незнакомца.
Тут он наклонился и поднял сумку с пола.
— Вот…
И сунул мне ее прямо в руки.
— Спасибо, — наконец кивнула я, ожидая, когда же он скажет про кошелек. Но он ничего не сказал, только кивнул и пошел к выходу. — А какая сейчас станция?
Парень оглянулся и ответил.
— Мегрэнь! — взревела я не хуже пароходной сирены. — Нам выходить!
Та моментально вскочила. Схватив в охапку вещи, мы дружно ринулись к дверям. Глянув краем глаза в окошко, я успела отметить, что электричка уже стоит у платформы, а возле дверей перетаптываются готовящиеся войти пассажиры. Выскочив в тамбур, мы бросились в распахнутые двери, едва не зашибив сумками выходившего молодого человека. Но он оказался молодцом, помахав немного руками, сумел удержать равновесие и остался на ногах.
Станция была маленькая и обшарпанная. Поставив вещи на землю, Мегрэнь деловито огляделась:
— А где автобусная остановка?
— Вон там! — махнул молодой человек и на всякий случай отступил подальше. — Через мост и налево.
Мы поблагодарили его, подхватили багаж и направились в указанном направлении.
— Какой автобус?
Мегрэнь извлекла из кармана какие-то клочки бумаги и зашлепала губами:
— Маршрут номер пятнадцать… Должен быть через пять минут…
Однако автобус не заставил себя ждать. Уже через минуту мы влезли в старенький желтый «лиазик» и устроились на переднем сиденье. Автобус отправился не сразу, поджидая замешкавшихся пассажиров, поэтому Тайка, бросив вещи, полезла к водителю:
— А до «Богородского» сколько ехать?
— До «Богородского»? Минут тридцать…
Воровато оглянувшись на меня, Мегрэнь придвинулась к водителю ближе. Но слух у меня в порядке, поэтому, как она ни старалась, я все равно услышала:
— А Октябрьский далеко?
— Октябрьский? Не-е… От станции часа не будет…
Тут Мегрэнь слабо задрожала и сделала стойку:
— А вы, случайно, не знаете… Октябрьский раньше назывался Вельяминово?
— Вельяминово? Да вроде бы… — Тут водитель вдруг сделался очень серьезным, повернулся, окинул взглядом салон и объявил: — Граждане, автобус отправляется.
Поняв, что аудиенция окончена, Тайка уселась рядом со мной. Автобус весело фыркнул, и мы покатили по утрамбованной грунтовке. За окошками быстро промелькнули деревянные домишки, потом пошли желтеющие поля да редкие перелески.
— Ля-ля, ля-ля, пора… Очей очарованье… — брякнула Мегрэнь, не в силах справиться с накатившим приступом поэзии. — Забыла, как там… Здорово, да, Светка? Багряные леса, и все такое…
— До багряных еще малость потерпеть надо, — усмехнулась я, прекрасно понимая, отчего Мегрэнь старается мне зубы заговорить. — Ты папку-то с собой взяла?
