В первые два военных года Бетманн в рамках так называемого «гражданского мира» держал общественность в стороне от дискуссии о целях войны. Всё же с 1916 года эта дискуссия всё более и более прорывалась наружу и подействовала так, что в рейхстаге в конце концов образовались две группы партий: правая, которая добивалась весьма радикальных целей войны, захватов и аннексий, огромной колониальной империи, требовала громадных контрибуций; и левоцентристская группа, которая заявляла, что следует радоваться, если из этой войны удастся выйти подобру-поздорову, и потому нужно использовать каждую возможность, чтобы заключить компромиссный мир, мир «без аннексий и контрибуций».
К этой группе принадлежали теперь не только социал-демократы. В 1917 году образовалось новое большинство в рейхстаге из социал-демократов, левых либералов и центра. Они вели в прессе и в обществе постоянную борьбу с правыми, правыми либералами, консерваторами и с внепарламентской правой оппозицией, которая теперь объединилась в «Немецкую Партию Отечества». Это были так называемые «дебаты о целях войны», чисто академическое занятие, поскольку следовало сначала войну выиграть, достичь полной победы, чтобы вообще быть в состоянии превратить в реальность огромные военные цели правых. Но этого сделать не смогли, во всяком случае до 1918 года. Чтобы претворить в реальность цель войны нового большинства в рейхстаге, а именно компромиссного мира на основе границ 1914 года, требовалась разумеется готовность противника такой мир заключить, чего также не было.
Несмотря на это — или как раз поэтому — дебаты о целях войны чрезвычайно углубили внутренние противоречия в Германии. Они велись со столь большим ожесточением, как если бы единственно постановкой великих целей войны можно было достичь победы, а готовность к взаимопониманию уже означала компромиссный мир. По этому вопросу в Германии произошёл глубокий внутренний раскол, который правда должен был по-настоящему сказаться лишь после войны. Но практически дело обстояло так, что большинство в рейхстаге вовсе не оставалось глухим к тяготам войны и ко всё более ожесточённому продолжению войны.
В 1916–1917 гг. в Германии произошло два больших внутренних изменения. В августе было смещено второе Верховное Командование войсками, которое уже в ноябре 1914 года заявляло рейхсканцлеру, что войну более невозможно будет выиграть чисто военными средствами. Оно вело войну до 1916 года в определенной мере по-бухгалтерски: экономное обращение с человеческими и материальными ресурсами, так чтобы можно было продержаться как можно дольше; ограниченные военные операции, чтобы продлевать войну столь долго, пока не возникнет положение, в котором можно будет без издержек выйти из неё. Это командование войсками в 1916 году было смещено и заменено третьим Верховным Командованием войсками во главе с Гинденбургом и Людендорфом. Эти люди политически полностью принадлежали к немецким правым, которые добивались полной победы, с нею всех завоеваний, которые должны были за такой победой последовать, и которые были готовы в любое время для победы всё поставить на карту. Неограниченная подводная война была внедрена этим третьим Верховным Командованием, и революционизирование России также проходило под его сильным влиянием.
Второе большое внутриполитическое изменение последовало в июле 1917 года: смещение рейхсканцлера Бетманн-Хольвега, при котором удивительным образом сотрудничали правое Верховное Командование и левое большинство в рейхстаге. Обе стороны желали избавиться от Бетманна, хотя и по противоположным мотивам: Верховное Командование — поскольку он не был достаточно воинственным, а большинство рейхстага — потому что он не был для них достаточно мирным. И у тех, и у других не было наготове преемника. Лишь несколько месяцев на этом посту был случайный кандидат, и затем (в декабре 1917 года) появился первый в известной степени парламентский рейхсканцлер, старый баварский политик-центрист граф Гертлинг. Гертлинг опирался на новое парламентское большинство и одного из их депутатов рейхстага (ныне забытого партийного вождя фон Пайера) сделал вице-канцлером.
Кайзер тем временем скатился в полную пассивность: во всей войне он больше не играл прежней роли. Вильгельм II. колебался только еще между подчинением Верховному Командованию и подчинением большинству рейхстага. Ни как Верховный Главнокомандующий, ни как действительно авторитетный, решающий в последней инстанции политик он уже не задавал тон.
В 1917 году Германия в своём состоянии была удивительно запутанной. Внешне в её устройстве ничего не изменилось, но практически оно более не функционировало. Внешнеполитически Рейх в основном управлялся Верховным Командованием, внутриполитически — в основном новым большинством в рейхстаге. Во многих делах они работали резко раздельно, в противостоянии новым центрам силы также и вместе: например новое армейское командование в конце 1916 года провело мобилизацию всех сил (то, что позже обозначат как «тотальная война»), то есть своего рода рабочую повинность для всех немцев в возрасте от 17 до 60 лет, возможное трудовое участие женщин, полное замещение всей промышленной продукции на военную продукцию. Большинство в рейхстаге соучаствовало в этом, но во внутриполитическом реформистском смысле с подтекстом. Так называемый «Закон о вспомогательной службе» был принят, с которым в первый раз были проведены такие вещи, как будущее повышение тарифов между предпринимателями и профсоюзами, а также участие профсоюзов во внутренней жизни предприятий. Эти перспективные учреждения, которые для тогдашней Германии были поистине революционными, Верховное Командование армии приняло, хотя и против воли, чтобы протащить свою военную программу.
Так что в конце 1917 года ситуация в Германии выглядела следующим образом: внутриполитически Рейх стоял на новой основе, действительным силами теперь были не кайзер и рейхсканцлер, а Верховное Командование на одной стороне и большинство рейхстага на другой. Обе силы до определенной степени работали совместно, не достигая при этом настоящей гармонии. Внешнеполитически дела обстояли так, что война на Западе становилась всё более позиционной, подводная война проигранной, а Америка вступила в войну в качестве противника. С другой стороны предполагалось, что Россия как противник выйдет из игры. Таково было положение к началу 1918 года, в котором при уже сильно перенапряженных и почти истощенных внутренних силах рейха еще раз на короткое время показалась возможность победы.
1918 год
1918 год был поворотным в истории Германского Рейха. До 1918 года рейх в своей написанной конституции и в сознании его граждан всё еще был государством, каким он был основан — федеративной монархией с сильным доминированием Пруссии и с полупарламентским устройством. В 1918 году всё изменилось, и с 1918 Германский Рейх больше не успокаивался. События этого года были неслыханно противоречивыми, неслыханно лаконичными, неслыханно опрометчивыми — и они до сих пор в сознании немцев никогда не были правильно осмыслены. В этом месте я хочу попытаться по возможности в какой-то степени прояснить их.
В начале 1918 года положение Германского Рейха в войне внешне казалось более обнадеживающим, чем когда-либо раньше со времени провала плана Шлиффена в сентябре 1914 года. Большим событием, с которого начался этот год, было заключение мира со ставшей большевистской Россией — Брест-Литовского мира. Тем самым Германия могла в любой момент оставить войну на Востоке и сконцентрироваться на войне на Западе, могла на Западе еще раз, по меньшей мере на время, получить военное превосходство. И кроме того, Германия на Востоке почти полностью достигла своих изначальных военных целей.
В своем сентябрьском меморандуме 1914 года Бетманн так обрисовал военные цели на Востоке: оттеснение России от германских границ и освобождение вассальных народов России. Точно таким было содержание Брестского мира, чрезвычайно жесткого для России победного германского мира. Большая полоса территорий, принадлежавшая до того России — балтийские государства, Польша и Украина — получали теперь государственную независимость, однако становились при этом более или менее зависимыми от Германии и также оставались оккупированными Германией. Так что Россия была оттеснена от границ Германии, и Германия за счёт России приобрела в Восточной Европе огромную империю, которой она могла управлять прямо или косвенно. Кроме того, и в тот момент это казалось гораздо важнее — высвобождалась германская восточная армия в новых странах, за исключением некоторого количества оккупационных войск.
На этом месте, забегая вперед, я хочу указать на факт, который лишь позже должен был получить большее значение. В сумятице начинающейся русской гражданской войны и интервенции держав Антанты против большевистского правительства руководящие лица Германского Рейха неожиданно увидели шанс: сверх Брестского мира заполучить всю Россию в зависимость от Германии. Началось большое наступление германских войск за пределы установленных Брестским договором границ. Летом 1918 года немцы стояли на линии, простиравшейся от Нарвы на севере через Днепр до Ростова на Дону. Это означало: они дошли почти так же далеко, как Гитлер во Второй мировой войне, они завладели огромными территориями России, и они начали размышлять, не смогут ли они на развалинах большевистского господства также и собственно Россию сделать германской империей. В определенном смысле это была та Восточная Империя, к которой стремился позже Гитлер, и она уже однажды была в пределах досягаемости немцев, что глубоко врезалось в память многих немцев — в том числе и Гитлера. От 1918 года осталось убеждение, что Россия побеждаема, что, несмотря на свою величину, несмотря на массы своего населения, она была слабой страной, которую можно одолеть, покорить и подчинить. Совершенно новая идея, которая в 1914 году была очень далека, начала играть роль в германской политике. Она должна была, как сказано, стать важной лишь в будущем, потому что в 1918 году эта германская Восточная Империя просуществовала лишь мгновение. Она исчезла в результате более поздних событий этого года; и от этого осталось одно лишь видение.
