Так, приговором Санкт-Петербургского городского суда Елисеев был осужден по ч. 1 ст. 205, ч. 1 ст. 222, ч. 1 ст. 223 на три года шесть месяцев лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима. Как указано в приговоре суда, Елисеев, будучи неудовлетворен условиями своей жизни и социальной политикой, проводимой правительством, вынашивая намерение публично покончить жизнь самоубийством, решил одновременно путем акта терроризма заставить органы власти провести расследование имевшего место, по его мнению, факта незаконного ведения агитации в ходе кампании по выборам Президента РФ в 1996 г.[152]
Здесь следует отметить, что безнравственность политического преступления, каковым в абсолютном большинстве случаев является терроризм, далеко не так очевидна и постоянна, как, например, безнравственность преступлений корыстных. Понятие о ней изменяется «сообразно времени, событиям, правам и достоинствам власти»[153]. Как было отмечено выше, к политически мотивированному терроризму приводит и чрезмерное увлечение субъекта самыми благородными идеями. Поэтому то, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра может быть оценено как высокочтимый подвиг гражданской доблести. Государственное преступление «нередко… проповедь того, что еще недостаточно созрело и для чего еще не наступило время»[154].
Политический терроризм имеет место и в межгосударственных отношениях, когда одно государство посредством совершения актов терроризма пытается отстаивать свои геополитические интересы, влиять на политические, экономические, идеологические процессы, происходящие в других государствах.
Так, по сообщению американского журнала «Вестник разведки», ЦРУ в 1996 г. информировало государственный департамент США о том, что в ряде городов Сирии была проведена серия террористических актов, которые предположительно были организованы турецкой спецслужбой МИТ и являлись ответом на антитурецкие действия Курдской рабочей партии. В 1954 г. США организовали в Гватемале переворот, в ходе которого был свергнут президент X. А. Гусман. В 1979 г. после победы сандинистов в Никарагуа ЦРУ завербовало офицеров аргентинской армии, чтобы с их помощью организовать оппозиционные силы («контрас»), действовавшие с баз, расположенных вдоль границы с Гондурасом. По некоторым данным, американской разведкой в Европе – во Франции, Италии, Дании и других странах – была создана секретная организация «Гладио», в задачи которой входило осуществление диверсионно-тактических актов на территории этих государств. В мае 1995 г. в Риме был арестован итальянский гражданин, который в середине 70-х годов являлся связным между ЦРУ и террористическими организациями Италии[155]. Многократно аналогичные попытки делались в отношении стран, некогда входивших в «социалистический лагерь». Не отставал от США и Советский Союз, который так же организовывал перевороты в странах третьего мира для насаждения коммунистической идеологии. Если правопреемница СССР Россия на волне демократии отказалась от завоеванных СССР геополитических позиций, то США свои только укрепляет, применяя испытанные средства.
Разновидностью политического терроризма можно считать и идеологический терроризм, осуществляемый представителями тех политических идеологий, которые по тем или иным причинам оказываются исключены из рамок официальной или легитимной политики. Однако не все идеологии, поставленные вне закона, теоретически могут породить политический терроризм. Политический терроризм становится частью идеологии лишь в том случае, если отсутствуют иные средства влияния на социально-политическую реальность. Только те идеологии чреваты террором, в основе которых лежит фундаментальная и догматизированная концепция относительно сущности и абсолютной нелегитимности того строя, в рамках которого существуют представители альтернативной политической силы. Осуществление насилия предполагает преодоление глубинных психологических норм, свойственных большинству людей. Значит, для идеологии, признающей и оправдывающей терроризм, необходима особая антропологическая доктрина, релятивирующая общее человеческое качество в тех случаях, когда речь заходит о пособниках системы[156].
Нередко в политическом терроризме наличествуют элементы расизма, хотя этот расизм является подчас не биологическим, а антропологическим, классовым, духовным, гносеологическим и т. д. Представляется, что будет правильным рассматривать в качестве разновидности политического терроризма и терроризм этнический. Его субъектом является миноритарная национальная, этническая группа, включенная в состав мажоритарной группы, которая отказывает ей в праве на этнополитическое самоопределение. В данном случае система приравнивается к политической структуре мажоритарной нации. Здесь может иметь место определенное манихейство и «расизм», поскольку терроризм осуществляется в отношении демонизированной мажоритарной нации, вынесенной за скобки отчаянного этнического самоутверждения миноритарной группы.
Насилие, осуществляемое индивидом по отношению к другим членам общества как выражение рационально и идеологически необоснованного экзистенциального, субъективного протеста, можно считать разновидностью социального терроризма, вписывающегося в политический терроризм, поскольку это личное восстание индивида против общества и против его социальных институтов. Можно сказать, что это острая реакция на социальное состояние, отказывающее человеку в ценности интериорных аспектов его существования. В некотором значении следующий за осознанием такого факта припадок агрессии и спонтанный (или продуманный) акт терроризма имеет тот же смысл, что и в случае остальных разновидностей политического терроризма: невозможность легитимными средствами заставить мажоритарный социум считаться с онтологическими параметрами миноритарных общин вплоть до отдельного индивида и его персонального бытия[157].
2. Религиозный терроризм. В развитии терроризма немаловажная роль отводится религиозным учениям. Н. Д. Литвинов находит этому следующие объяснения: 1) Религия как форма идеологии уже сама по себе овладела сознанием определенной массы населения. Для многих религиозные нормы стали регулятивными. Вера в целом в религиозные догмы и привычка поступать в жизни в соответствии с предписаниями духовных пастырей значительно повышают восприимчивость населения к мотивационным и целевым установкам, формулируемым религиозными лидерами. 2) При широком диапазоне религиозных норм некоторая их «корректировка» в целях провоцирования антигосударственных выступлений может не осознаваться верующими. 3) Религиозные структуры – церкви, мечети, синагоги с «прикрепленным» к ним местным населением – представляют собой организационно-генерирующие центры, осуществляющие духовный контроль жизнедеятельности местных этносов. 4) Наличие взаимосвязи между определенной религией и этносом приводит к зарождению клерикального национализма как формы националистического течения среди духовенства, в связи с чем духовенство использует религиозные учения и возможности для защиты интересов верующих «своей» нации[158].
Во все времена в годы нестабильности в обществе религиозные деятели активно включались в политические и этнонационалистические процессы и использовали механизм церкви (мечети, синагоги) для разжигания национализма среди прихожан, выработки у них чувства неприязни и даже ненависти к людям другой веры и национальности, подрыва законопослушности.
За последние десятилетия усилилась разобщенность основных мировых религий, и связано это не только с осознанием массами, что «религия – опиум для народа», и не только с тотальным вовлечением религии в сферу большой политики. Это связано еще и с возникновением околорелигиозных и вовсе нерелигиозных, но использующих религиозные учения в политических и просто преступных целях, организаций и течений. Подобные организации разделили весь социум на множество групп, антагонистически настроенных по отношению не только к остальному обществу приверженцев традиционных религиозных учений, но и друг к другу. Эта тенденция отмечена в Концепции национальной безопасности от 10.01.2000, где говорится: «Этногоизм, этноцентризм и шовинизм, проявляющиеся в деятельности ряда общественных объединений, а также неконтролируемая миграция способствуют усилению национализма, политического и религиозного экстремизма, этносепаратизма и создают условия для возникновения конфликтов»[159].
По данным Министерства юстиции, за последние 15 лет в России многократно увеличилось количество религиозных организаций (с 3003 в 1985 г. до 20215 в 2001 г.). Более 11 тыс. из них представляют Русскую православную церковь, 4500 протестантские организации (лютеране, евангельские христиане, адвентисты, Свидетели Иеговы и другие), около 300 католические. Мусульманское сообщество представлено в России более чем 3000 организаций, буддистское 200[160]. Только в Дагестане с его двухмиллионным населением действуют 1594 мечети, 17 исламских вузов, 132 медресе, 670 школ при мечетях. Общее число обучающихся составляет 14 тыс. человек[161]. При этом согласно данным, представленным Министерством юстиции России по Республике Дагестан, только 7 из 17 зарегистрированных на территории республики религиозных высших образовательных учреждений имеют лицензии. В нарушение ст. 43 Конституции России, Закона «Об образовании» и Семейного кодекса России они принимают на учебу детей 11–13 лет, которые в результате не получают основного общего образования. В религиозных образовательных учреждениях не предусмотрено преподавание светских дисциплин, учебные программы не согласовываются с духовным управлением, не сформировалась система подбора и аттестации преподавательского состава[162].
