— Пока вы держите руки на месте, лампочки будут гореть, — сказал ей Барретт. — А разорвете контакт... — Он поднял ее руки, и лампочки погасли.
Флоренс видела, как Барретт размотал провода и подвел их к пластинам на туфлях. Ее встревожило, что Эдит в кабинете так взглянула вверх, хотя сама она ничего не заметила.
— И пластины на ногах зажигают те же две лампочки? — спросила она.
— Другие.
— Не слишком ли много света?
— Совокупная мощность всех четырех меньше десяти ватт, — ответил Барретт, подключая ножные пластины.
— Меня заверили, что мы будем в темноте.
— Я не считаю темноту обязательным условием теста. — Он взглянул на нее. — Попробуйте ножные пластины.
Флоренс приложила прикрепленные к подошвам пластины к другим, которые Барретт установил на полу. На столе с оборудованием загорелись еще две лампочки. Он встал и поморщился.
— Не беспокойтесь, света будет в самый раз, чтобы наблюдать.
Флоренс кивнула, но слова Барретта не успокоили ее. «С чего это я так разволновалась?» — подумала она.
Фишер смотрел на медиума, ее роскошную фигуру подчеркивала плотно облегающая одежда. Этот вид, впрочем, не возбудил его. «Чертова черная униформа», — подумал он. Сколько раз ему приходилось надевать подобные костюмы? Воспоминания о годах детства, когда ему было чуть больше десяти и они с матерью переезжали на автобусе из города в город от одного испытания к другому, были полны подобных сеансов.
Он закурил новую сигарету и стал смотреть, как Барретт подводит провода к рукам и бедрам Флоренс, привязывает ее к креслу и накрывает усеянной колокольчиками противомоскитной сеткой. Встряхнув, Барретт прикрепил сетку к деревянному шесту, чтобы она свисала на пространство, не покрытое шторами, и пододвинул к себе столик. Теперь сетка заполнила весь промежуток между столом и Флоренс, и грузила на нижнем краю держали ее натянутой.
Барретт направил инфракрасные фонари так, чтобы они светили через пространство стола перед кабинетом. Включив эти невидимые огни, он провел рукой по столу в кабинете. Послышался щелчок — включились синхронизированные затворы двух фотокамер. Удовлетворенный, Барретт проверил динамометр и шар телекинетоскопа. Он выставил на стол модельную глину и быстро помешал расплавленный парафин в горшке на маленькой электроплитке, после чего проговорил:
— Готово.
Словно поняв его, кошка вдруг спрыгнула с коленей Эдит и прошла через помещение, направляясь в вестибюль.
— Разве не обнадеживает? — сказала Эдит.
— Это ничего не значит, — возразил Барретт.
Настроив красные и желтые фонари на минимум, он подошел к выключателю на стене и выключил лампы. Большой зал погрузился во тьму. Барретт занял свое место за столом и, включив магнитофон, проговорил в микрофон:
— Двадцать второе декабря тысяча девятьсот семидесятого года На сеансе присутствуют: доктор и миссис Лайонел Барретт, мистер Бенджамин Франклин Фишер. Медиум — мисс Флоренс Таннер. — Он быстро перечислил подробности, касающиеся подготовки и предосторожностей, и, откинувшись на спинку, сказал: — Приступим.
Трое сидели молча, а Флоренс произнесла призыв к Богу и запела гимн. Закончив, она глубоко задышала. Вскоре ее руки и ноги начали дергаться, словно ее подвергли серии электрических разрядов. Голова стала раскачиваться из стороны в сторону, лицо покраснело. В горле завибрировали низкие стоны.
— Нет, — пробормотала она, — нет, не сейчас.
Постепенно ее голос затих, потом она издала хриплый вздох и снова замолкла.
— Четырнадцать часов тридцать восемь минут; мисс Таннер, очевидно, в трансе, — продиктовал в микрофон Барретт. — Пульс восемьдесят пять. Дыхание: пятнадцать. Поддерживаются четыре электрических контакта. — Он проверил самопишущий термометр. — Изменения температуры не наблюдается — стоит на семидесяти трех и двух десятых по Фаренгейту. Показания динамометра — тысяча восемьсот семьдесят.
Через двадцать секунд он заговорил снова: — Показания динамометра снизились дотысячи восьмисот двадцати трех. Температура снижается, теперь она составляет шестьдесят шесть и шесть десятых по Фаренгейту. Частота пульса — девяносто пять с половиной и продолжает повышаться.
Эдит подтянула ноги и сжала их, ощутив холод под столом Фишер сидел неподвижно. Даже закрывшись, он ощущал собирающиеся вокруг силы.
Барретт снова проверил показания термометра.
— Температура упала до двенадцати и трех десятых по Фаренгейту. Показания манометра отрицательные. Электрические контакты поддерживаются. Дыхание учащается. Пятьдесят... пятьдесят семь... шестьдесят; возрастание ровное.
Эдит смотрела на Флоренс. В слабом свете видны были лишь лицо и руки; закрыв глаза, женщина прислонилась к спинке кресла. Эдит глотнула. В животе собрался холодный комок, и даже уверенный тон Лайонела не помогал успокоиться.
Она вздрогнула от щелчка фотокамеры.
— Инфракрасные лучи прервались, сработали камеры, — сказал Барретт. Он посмотрел на темно-синий прибор и в возбуждении напрягся. — Очевидно, начинается ЭМИ.
Фишер взглянул на него. Что еще за ЭМИ? Очевидно, для Барретта это было очень важно.
— Частота дыхания медиума — двести десять, — диктовал Барретт. — Динамометр — тысяча четыреста шестьдесят. Температура... — Он прервался, услышав вскрик Эдит, и продолжил: — В воздухе чувствуется присутствие озона.
«Замечательно», — подумалось ему.
Прошла минута, потом две; запах и холод постоянно усиливались. Вдруг Эдит зажмурилась, подождала, потом снова открыла глаза и посмотрела на руки Флоренс. Нет, не померещилось.
С кончиков пальцев сочилось белесое, вязкое вещество.
— Формируется телеплазма, — проговорил Барретт. — Отдельные нити соединяются в единую пленку. Воля старается вызвать проникновение материи. — Он подождал, пока ленты телеплазмы удлинятся, после чего велел Флоренс: — Поднимите колокольчик, — потом немного подождал и повторил свою команду.
Вязкие щупальца медленно, как змеи, начали загибаться вверх. Эдит откинулась на своем стуле, глядя, как они плывут в воздухе вперед, проникают сквозь сетку и тянутся к столу.
— Телеплазма проходит сквозь сетку и движется к столу, — проговорил Барретт. — Показания динамометра: тысяча триста сорок, быстрое падение. Электрические контакты по-прежнему поддерживаются.
Для Фишера его слова превратились в расплывчатые бессмысленные звуки, он смотрел, как влажные блестящие щупальца, словно огромный червь, дюйм за дюймом ползут по столу. В голове на мгновение вспыхнул фотоснимок: он сам, четырнадцатилетний, пребывает в глубоком трансе, и нечто схожее тянется у него изо рта. Он содрогнулся, когда поблескивающее щупальце обвилось вокруг ручки колокольчика и стало медленно утолщаться. Вдруг оно дотянулось до колокольчика, и ноги Фишера судорожно дернулись, когда колокольчик затрясся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
