«Посмотри на себя, — сказала я себе. — Вообразила себя жалким ничтожеством, приперлась сюда и превратила свои ноги в две толстые розовые сосиски. Что с тобой творится?»
Я вывалилась из примерочной в надежде, что от зеркала в полный рост будет больше толку — ха-ха, — и беспомощно уставилась на растрепанные патлы, потную красную физиономию и тяжелые бедра. Глаза — видимо, в знак протеста против слез — просто исчезли; остались только две черные кляксы от туши для ресниц.
Хорошо, Алекс поблизости не шляется, утешила я себя.
И увидела Энгуса.
Он топал мимо в какой-то жуткой брезентовой куртке с ярко-оранжевой изнанкой капюшона. Господи, только бы не заметил! Но Энгус поднял голову и увидел в зеркале мое отражение. В первый момент он будто бы даже обрадовался, но тотчас опомнился, сообразив, кто я такая — подружка Аманды, любовница Алекса. Он приблизился с чопорным видом.
— Привет.
— Какого черта ты делаешь в отделе женских штанов? — воскликнула я, решив, что лучшая защита — нападение.
— Да вот, маме на день рождения подарок ищу. Что это с тобой?
— Ничего. Все прекрасно.
— Хорошие брюки.
— Да пошел ты! Ох, извини. — Мне вдруг надоело быть стервой. — Я не то хотела сказать. День выдался поганый, взяла выходной, надеялась развеяться, а стало еще хуже. В общем, сыта по горло!
— Вот оно что.
Так мы и стояли — я в нелепых розовых кальсонах, на которых даже молния не сходилась, и Энгус, нахохлившийся в своей брезентовухе.
— Чаю с лепешками хочешь? — вдруг спросил он.
Я шмыгнула носом.
— С удовольствием.
Мы сидели в кафе, среди богатых шумных дамочек. Интересно, что они думают про нас с Энгусом? А может, невооруженным глазом видно, что это озлобленный младший братец жениха моей врагини?
Вид у меня был уже не столь плачевный — после того, как я безжалостно стерла остатки туши, расчесала волосы и влезла обратно в свой темно-синий брючный костюм. Зад у меня в нем не так выпирал, но, с другой стороны, и грудь казалась плоской.
— Ты всегда покупаешь матери белье?
— Нет, я сюда случайно забрел. Никогда не знаю, что ей подарить, и просто болтаюсь, жду, когда на меня снизойдет вдохновение. А покупаю в конце концов занавеску для ванной или еще что-нибудь эдакое.
Мне это было знакомо. Не знаю, сколько книг Делии Смит[8] способна одолеть моя мама, но она по-прежнему мужественно принимает их в дар.
— А почему бы вам с Фрейзером не скинуться и не отправить ее в круиз или еще что-нибудь в этом духе?
— Не знаю. Ты на свою мать обычно сколько денег тратишь?
— Фунтов тридцать.
— А.
Повисла пауза, и я встревожилась: не угораздило ли меня ненароком оскорбить его матушку. А то знаю я этих шотландцев. Обидеть кого-нибудь — это последнее, чего мне недоставало в жизни. Тогда по популярности я займу место точно за вирусом эбола. Энгус сморщил лоб.
— Этого не хватит, чтобы доплыть и до середины Кэмденского канала?
— Только если она у тебя совсем уже старая калоша.
Эта довольно-таки глупая шуточка рассмешила Энгуса, из чего я сделала вывод, что чувствует он себя ненамного уютнее, чем я.
— Я тридцать фунтов так легко на ветер не выкину, — продолжала я.
— Уже понял, по тем розовым штанишкам. Впервые за весь день я улыбнулась.
— Спасибо за совет по части моды, мистер Брезент.
Уголки губ Энгуса слегка дрогнули.
— В чем дело? — прицепилась я.
— Ни в чем.
— Это что, волшебная куртка?
— Нет. — Теперь он уже откровенно ухмылялся.
— Нет, волшебная! И эта волшебная куртка… Она делает тебя… даже не знаю… невидимкой — чтобы не платить в метро.
— Гм. Вообще-то такие куртки носят все у нас на Севере. Просто у меня сегодня встреча кое с кем. А к человеку, который только что слез с вертолета, отнесутся серьезнее.
— Ого! Ты летал на вертолете? — Тьфу! Что я, Аманда какая-нибудь?
— Да, — спокойно подтвердил Энгус. — Совсем как Ноэль Эдмондс[9].
— Я и не знала, что тебе приходится летать на вертолетах. Думала, ты какими-нибудь трубами занимаешься.
— Так и есть. Но иногда до труб надо добираться на вертолете. А проходят эти трубы под водой.
Я постаралась не выдать, какое это на меня произвело впечатление.
— А это у тебя, получается, куртка Джеймса Бонда, да?
Энгус посмотрел на меня в упор:
— Да, радость моя, это куртка Джеймса Бонда.
Странно — в этот миг Энгус Маккональд и запал мне в душу.
Полтора часа спустя мы купили для матери Энгуса клюшки для гольфа в магазине «Дисней» (она действительно играла в гольф. Я-то думала, что у шотландцев это дань традиции, но, похоже, матушка Энгуса увлекалась гольфом всерьез), а я обзавелась удобными темно-синими брюками четырнадцатого размера. Конечно, это был верный признак надвигающейся старости, но ведь должна я была хоть что-то купить!
А ведь он не похож на таких парней, которым нравится шопинг. Я приосанилась, рассудив, что это, наверное, я такая девушка, с которой парни не прочь прошвырнуться даже по магазинам (и ничего, что эти парни слегка деревенисты). Мы беззаботно болтали о том о сем и замолкли, только когда проходили возле огромной витрины в отделе хрусталя. Молодая, стильно одетая парочка стояла, вчитываясь в длинный список.
— Маркус, поторопись же, — начальственным тоном велела девица.
Маркус — с виду шестилетка огромных размеров — надулся и покраснел.
Энгус наклонился ко мне:
— В Лондоне принято выслеживать наследников пэров и налетать на них, будто стая пираний, через пять минут после того, как их отцы почили в мире?
Я изумленно посмотрела на него:
— Ты его знаешь?
— Я этот тип знаю, — мрачно буркнул Энгус, буравя взглядом девицу.
Тут я вскипела:
— Ну, извини. Не знала, что сегодня международный день сексиста. А ответ, к твоему сведению, положительный. Я тут на тебя время перевожу, а мне надо принца Уильяма соблазнять.
— Тоже мне, — проворчал Энгус и добавил, уже менее брюзгливо: — Я вовсе не это имел в виду.
И вообще умолк.
В любом случае, подошло время разбегаться по домам, и я вздохнула свободнее.
— Рада, что тебя встретила, — неловко проговорила я возле станции метро.
— У меня интуитивная прозорливость. — Энгус ухмыльнулся из своего брезента.
— Ого, ну и слова ты знаешь. Это чтобы произвести на меня впечатление?
На кой черт я это брякнула? Энгус покраснел. Мы молчали, не зная, что сказать.
— Э-э… Нет, не… совсем не для этого. Я… увидимся.
И он ринулся в предрождественскую толпу.
