— Салют, — произнесла рядом Киара, легко пожимая протянутую Винсентом руку. Когда она была предложена мне, я протянула свою и с интересом уставилась на серебряный браслет, охватывающий запястье вампира.
— Рад тебя видеть, — произнёс тот.
— И мы тебя! — бодро отрапортовала я. — Браслетик-то не жжётся?
— Чуть-чуть, — признался Винсент. — Что вы здесь делаете?
— Да как обычно, — пожала плечами Киара.
— То есть, ищете, кому б по рогам надавать, — подытожил вампир, и мы с готовностью, словно малые дети — для Винсента, кстати, мы всегда оставались ими — закивали, а потом хором поинтересовались:
— А ты?
— Да на улицах стало неспокойно, — он осмотрелся по сторонам, словно это «неспокойно» уже занесло над его головой сковородку. — Какая-то клыкастая тварь людей жрёт, а какая — даже содружества пока не разобрались. Надеюсь, вы не собираетесь сегодня куда-нибудь в глушь города?
Мы с сестрой призадумались и, обменявшись взглядами, вполне честно ответили:
— Нет, не собираемся.
— Вот и хорошо, — осклабился вампир, на этот раз сверкнув клыками.
— Я так понимаю, вы в «Ночной оплот»? Советую поспешить: ваши уже там. Только вы что-то возитесь.
— Ладно, тогда пока. Может, ещё увидимся, — я потянула сестру дальше по улице — нам и впрямь надо было спешить — и она только успела возмутиться:
— Неужели кто-то завязывает шнурки быстрее нас?!
17.
Кафе-бар встретило нас неоновой вывеской ярко-синего цвета. Под ней стояло два плечистых мужика в белых майках и кожаных куртках — бобики. Вервольфы то бишь. Ну, охрана иным словом. Сейчас такие времена, такие нравы, что без стражи никуда. Правда, эти в основном вышвыривают на улицу чересчур разбуянившихся постояльцев. На наше счастье, они не предъявляют никаких возрастных цензов, как это делается в других увеселительных заведения.
В борделях, например.
Где-то с месяц назад Ник и Майк рассказывали нам, как пытались погулять на улице Красных фонарей, и как их оттуда раз за разом выдворяли. В основном потому, что, во-первых, они после изрядного количества спиртного начали ломиться в публичный дом, куда не пускали несовершеннолетних, а во-вторых, повсюду искали эти самые красные фонари и дотошно расспрашивали об их местонахождении каждого прохожего и каждую шлюху. Я думала, грыжу себе от смеха заработаю — такие возмущённые у них были лица, когда они рассказывали про тамошних блюстителей порядка в неприличных кожаных костюмах, но с во-о-о-от-такенными дубинами.
У здешних бобиков тоже были дубинки у пояса, и мы с Киарой одновременно подавились смехом. Видать, она тоже вспомнила про бордель. «Сторожа» подозрительно так посмотрели на нас, но смолчали. И правильно. Нечего к детям цепляться. Да и нам нарываться не стоит, потому что, как бы хорошо Саноте ни научила нас махать кулаками, с парой обученных бобиков мы, пожалуй, никак не справимся.
Поднявшись по ступеням, мы, хихикая, прошли в «Ночной оплот», а там уже заржали в две глотки. Ведь действительно, где же на улице Красных фонарей эти самые красные фонари?
Внутри кафе царил полумрак, смешанный с тихим гулом, хохотом, запахом пива, дешёвых сигарет и экзотических коктейлей. В общем, как всегда. Это запах весёлой клубной ночи, родной и знакомый до того, что может навеять самые разнообразные воспоминания. Если долго его не ощущать — приятные, а в иной раз — не очень. Всё-таки, это зависит и от настроения. Что мне сейчас вспомнилось?.. Хм-м-м, как я впервые пришла сюда с Саноте. Может, потому, что тогда звучала точно такая же песня? Или это не она? Нет, не она. Ту песню пела Кимберли о`Нилл — тигрица из Клана Белых Тигров. В тот вечер, кстати, я с ней и познакомилась. Ким — веселая классная девчонка шестнадцати лет. Тоже, кстати, сирота, только живёт с бабкой и дедкой. Мы с ней, откровенно говоря, полная противоположность друг другу. Но не разноимённые ли заряды притягиваются? Именно разноимённые, вроде меня с сестрой.
Вдоволь нахохотавшись, мы пробрались мимо забитых столиков, и оказались возле ярко освещённого бара, где в белых рубашках, чёрных жилетах и бабочках суетилась пара барменов, смешивая какие-то напитки, ловко подбрасывая и ловя стаканы, наполняя их пивом. Один, пухленький, круглолицый и узкоглазый, с короткой чёрной стрижкой и сигаретой в зубах — Ли Джонсон. А второй — бритый наголо негр, худощавый, с широкой жемчужной улыбкой — Джек Лаоре. Наши старые друзья-вампиры. Точнее, вампиры они от силы год, но знали мы их ещё в пору их… кхм… человечества. Они были поварами у нас в столовой и готовили такие спагетти с тефтелями — закачаешься.
— Наше вам с кисточкой, ребята, как дела?! — весело крикнула я и нахально протиснулась меж двух подвыпивших дамочек к стойке. Чёрт возьми, сто лет не видела этих ребят! Соскучилась — дико. Ведь эти два взрослых дядьки вполне охотно делятся житейскими мудростями. Разумеется, когда попросишь. Я прошу редко, моя сестра — чуть чаще.
— Гей! Это же Кейни Браун! А вон и Киара! — весело отозвался Ли, сверкая клыками. — Что-то давно вас не было!
— В летнем лагере торчали, — рядом на высокий стул (пьяные леди, шатаясь, почему-то улизнули) взобралась моя близняшка и широким жестом сдвинула в сторону пустые стаканы. — А так — всё по-прежнему. А у вас?
— Что может измениться за месяц? — пожал плечами Джек, протирая блестящий стакан. — Разве что… Ну, ходят слухи, что в Роман-Сити появилось новое братство вампиров. Какое именно, кто его глава, откуда они — черт знает.
— И всё же, — доверительно наклонился к нам пыхтящий сигаретой Джонсон, перебросив полотенце через плечо, — поговаривают, что они энергетические. КДВ пытается наладить с ними контакт, но пока ничего не выходит. И на улицах для людей стало не так безопасно, как раньше… Но это так! Слухи! — он махнул рукой. — Больше ничего нового, если вы хотели знать.
Новое братство вампиров, значит… Наверное, Винсент говорил об этом, так как упомянутая им тварь, жрущая людей, наверняка из новых. На меня, впрочем, это почему-то не произвело никакого впечатления. Может потому, что в Кварталах Нелюдей постоянно появляются какие-то бяки и буки, и их постоянно шинкуют в корейскую капусточку. А может потому, что меня ждали наказание и поединки. Впрочем, возможны оба варианта сразу.
Что же подумала Киара, я понять не смогла. Она всего лишь несколько секунд задумчиво анализировала известие в себе, а потом её симпатичное личико вновь стало обманчиво беспечным и весёлым. Вот почему в моей сестрёнке женственности больше, чем у меня — в ней всегда есть какая-то тайна, что-то скрытое. Это не в смысле, что спать она ложится в сапогах, как сказал когда-то один мужик, а в смысле, что её никогда не понимаешь до конца. Выгода из этого получается нам обоим. Как именно?.. Ну… долго рассказывать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
