Я вылезла, продолжая ворчать на Ларикова. Происходящее казалось мне парадоксальным идиотизмом, в котором я раньше Ларикова никак не могла заподозрить.
Мы поднялись, и тут Лариков почему-то позвонил в дверь.
Наверное, у него просто съехала крыша, решила я. После звонка он преспокойненько достал ключ и открыл дверь.
— Какой-то ты, Ларчик, таинственный масон, — сказала я. — То подмигиваешь, то жесты странные себе позволяешь.
Он улыбнулся и пропустил меня вперед. Я вошла в комнату и застыла.
В моем кресле, как ни в чем не бывало, сидела Танечка Борисова собственной персоной!
* * *
— Так, — проговорила я, смотря на это привидение. — Значит, вы решили сделать из меня идиотку. Тоже мне, Ниро Вульфы недоделанные!
— Саша!
— Пенс, — проговорила я слабым голосом, — ну хоть ты-то не знал?
Он отвернулся.
— И ты, Брут, — горько сказала я, ощущая себя полностью одураченной. — Вы вообще-то думали, что я должна была пережить? И что у меня тоже есть нервы?
— Санечка, мы просто не могли тебя посвятить в наши планы, — сказала Татьяна. — Ты же все время была с Варлаамовым. А наш Илюшка обладает потрясающим свойством рассказывать все в мелких подробностях всем встречным…
— Ага, — кивнула я. — А может быть, вы хотели увидеть, как я выгляжу, ощущая себя идиоткой… Потому что я ничего не понимаю. И на вашем месте я бы все-таки объяснила, что вы выкинули и зачем вы все это затеяли.
— Понимаешь, Сашечка, никто из этих людей не выдаст себя, если его не загнать в ловушку, — начала Таня. — Не забывай, что с игрой у них все в порядке. Кроме того, план был изначально нарушен, так как некоторые были прекрасно осведомлены о том, что ты и Лариков никакие не родственники Никитича, а работники сыска. Поэтому у нас не оставалось другого выхода, как придумать весь этот «спектакль». Тем более что многое ты нам подсказала сама.
— Ох, спасибо, — сказала я. — Значит, все-таки мной вы тоже воспользовались… А я уж думала, что мое дело было шляться по совершенно гадким салонам и мучиться там. Слава богу, мои мыслительные процессы тоже были востребованы! И каким образом, можно поинтересоваться?
— Во-первых, мы использовали твоего Чейни. Ты нас простишь?
— Как? — закричала я. — Пенс, ты порвал мою книжку?
Он виновато опустил глаза.
— Сатрап, — сказала я. — Ладно, пока я забуду это. Загоню это происшествие в дальний уголок моей памяти, чтобы припомнить тебе это зловредное деяние в старости. Так, значит, вы сами и написали? И кукла — тоже ваших рук дело?
— Ну конечно. Мы поняли, кстати, благодаря опять же тебе, что имеем дело с умным человечком. И я прочла «Уилта». Идея с резиновой куклой мне так понравилась, что я тут же поведала о своих планах Витьке. А у него знакомый работает в секс-шопе. Он с радостью выдал нам бракованную. Теперь представь себе реакцию автора писем — он готовит собственный выход, возможно, куда более опасный — если мы вспомним фотографию с убитой девушкой, и тут кто-то перебивает все его планы! Сашка, не обижайся на нас, ладно? Если бы ты не торчала весь вечер с Варлаамовым, мы бы все тебе рассказали!
— А Витька ваш чью книгу порвал?
— Витька свою порвал, — сказала Танечка.
— И где он?
В моей душе шевельнулись нехорошие подозрения. Если у Витьки была такая книга, то почему бы не подумать, что это он и…
— Витька ни при чем, — сказала Таня. — Он просто принял во всем этом участие. А сейчас он следит за домом. Потому что, как мы предполагаем, настоящие военные действия начнутся только теперь.
— Какой же смысл, если тебя уже вроде как нет?
Отвечать мне было не нужно. Я уже и сама поняла, чего они добивались.
В панике человек может открыться куда быстрее.
Именно когда к горлу подступает страх, человеку начинает изменять хладнокровие.
А значит…
— Нам тоже там надо быть, — сказала я, решительно поднимаясь. — В конце концов, один ваш Витька за всеми сразу не углядит.
Поэтому я быстро переоделась в черные джинсы и такую же черную куртку, упрятала косу под бейсболку и уже стояла в дверях, поджидая Пенса и Ларчика.
Таня тоже была готова.
Но я остановила ее:
— Нет уж, ты останешься. Тебя никто не должен видеть.
— Почему это? — удивилась она.
— Умерла так умерла, — безжалостно ответила я. — Вот и сиди теперь в полной тишине и неизвестности.
— Но без меня вы не сможете! — запротестовала было Таня, но я остановила ее.
— Сможем. Не волнуйся… Да, и, пожалуйста, не открывай никому дверь!
И вышла, не обращая внимания на ее обиженные глаза. Пусть себе пообижается, не вредно ей это совсем…
Я же перенесла свою обиду?
* * *
Мы расположились, как заправские следопыты, по разным точкам большого сада, почти слившись с окружающей средой, чему немало способствовала темнота.
Комната была ярко освещена, и все действующие лица нашей трагикомедии были неплохо видны.
Я влезла на дерево, стараясь делать это как можно бесшумнее, и теперь оказалась в более выгодном положении, чем остальные.
Там явно происходил агрессивный междусобойчик, грозящий перейти в сражение. Во всяком случае, Лада громко орала, используя далеко не нормативную лексику. «Вы, тра-та-та, полные тра-та-та, кто из вас такой осел? Вы хотя бы… представляете… что теперь будет?»
Я продолжала свои наблюдения.
Никто признаков особенной растерянности не выказывал. Просто ругались себе люди и ругались. Если учесть, что никто из них, исключая Подла и Грязнера, друг к другу страстной любовию не пылал, то чему было удивляться?
Наверху не спал бедный Никитич, который все время расхаживал по комнате, сжимая кулаки. С моего места его было очень неплохо видно — правда, только нижнюю часть. Верхняя была от меня скрыта.
«Интересно, он-то знает, что Таня жива и здорова? Или его забыли посвятить?»
Оставалось так же непонятным, где пребывает Виктор. По шевелению в кустах я быстро определила местонахождение Пенса и Ларикова. А так везде было тихо, как в могилке. Или наш «соратник» умеет оставаться невидимкой?
— А чего ты так психуешь? — услышала я голос Варлаамова. — Ты-то теперь будешь главной. Может быть, ты и писала всю эту смурь, а, Ладочка?
Он произнес это громко и безразлично. Как бы обращаясь в никуда. Его лица я не видела — он сидел вполоборота к окну, но совсем от него близко. Только руку с дымящейся сигаретой.
— У тебя было поводов не меньше, — огрызнулась Лада.
— А я и не отказываюсь, — передернул Варлаамов плечом. — Может быть, это я и писал. И думайте, что хотите. Поскольку, если честно говорить, мне на ваше мнение наплевать. А милиция, похоже, не приедет. Зря дожидаетесь с таким нетерпением. И никого, к сожалению, сегодня не посадят.
— Почему это?
Они развернулись к нему все и теперь застыли, разглядывая его кто с надеждой, кто с недоверием.
— Я так думаю, — ответил он, совершенно спокойно поднимаясь и надевая пиджак. — Поэтому я уж лучше пойду домой. Надо будет — вызовут повесткой… Там вот и будем «колоться», кто чего писал.
— Подождите, подождите, с чего это у вас, Илья, такое убеждение?
Грязнер не сводил с него глаз, полных немого возмущения. Ах, ну как же! Все так покорно сидят и ждут, а этот собирается уйти!
— Это не убеждение, — усмехнулся Варлаамов. — Впрочем, вы можете продолжать сидеть тут до «пришествия» милиции. Я лучше побуду это время дома…
В принципе я была ему даже благодарна. Больше всего мне надоело торчать на этой весьма ненадежной ветке яблони и мерзнуть. Тем более что, вопреки надеждам Ларчика, никто и не собирался так запросто раскалываться.
— Так что я пошел, чего и вам желаю.
Он вышел, насвистывая, и остановился прямо под моим деревцем.
Я замерла.
Он поднял голову и пробормотал, ни к кому не обращаясь:
— Вот так вот, девочка моя! Теперь ты и сама видишь, какой тут гадюшник!
И, небрежно взмахнув рукой, отправился дальше.
«Интересненько, — подумала я. — Кого это он имел в виду? Меня или Таню? Черт его разберет, этого Варлаамова!»
Глава 8 День больших открытий
— Саша! Просыпайся…
Я еще носилась по ночному саду, прижимая к себе отвратительную куклу, и почему-то мне казалось, что все это происходит на самом деле, но оказывается, все это происходило во сне. Может быть, и вчерашний светский раут тоже был во сне, с надеждой подумала я, открывая глаза.
Мама стояла передо мной, из плоти и крови, не призрак какой-то зловредный. На столике лежал том Вийона, а из кухонного приемника неслась «нетленка» про Любочку в синенькой юбочке.
— Сейчас, — потянулась я.
— Ты опаздываешь, — строго сказала мама.
— Ну и что теперь? — поинтересовалась я. — Я каждый день опаздываю с работы, можно один денечек опоздать на работу…