их живьем резали. Не вынесли они той муки, умерли. Один сын у меня остался, и тот калека. Мне с того Всеволода за кровь своих детей получить надо.
— Виру с него возьмешь? — с недоброй усмешкой посмотрел на него Вацлав.
— Возьму, — серьезно кивнул тот. — Я своей жинке обещал без виры не возвращаться.
— Хочешь идти с нами, иди, — согласился Вацлав. — Да только мы можем голову сложить, и тогда ты ее тоже с нами сложишь.
— Ты, парень, не понимаешь ничего, — зло усмехнулся Мстивой. — Я уже давно умер. В тот самый день, когда моих сыновей до смерти замучили. Я, пока виру не возьму, снова живым не буду. Незачем мне тогда жить.
Глава 8
Февраль 630 года. Белград. Словения.
Новый город заснул зимним сном. Самослав стоял на городской стене и любовался многими сотнями дымков, что поднимались над словенскими весями, плотно облепившими берега великой реки. Он всегда поднимался сюда, когда приезжал в Белград, ему нравилось стоять тут. Морозный воздух был прозрачен и чист до того, что его хотелось пить, словно самое лучшее вино. Самослав был тут уже больше десяти лет, а все равно не уставал удивляться холодам, что царили в это время. Бывали такие зимы, что птицы падали на лету промороженными комьями перьев, а звери, ослабевшие от бескормицы, выходили прямо к людскому жилью и покорно принимали смерть. У них уже не было сил бороться за свою жизнь. Пик дрянной погоды будет еще лет через двадцать, и только потом понемногу начнет удлиняться лето, снова будет вызревать виноград, каждый год делая еще один шаг в сторону севера, да и само лето станет привычно теплым, а не холодным и сухим, как сейчас. Но это будет еще не скоро, а значит, придется принять свою судьбу и не надеяться на подарки судьбы.
Компостные кучи и изобилие скота, которым любезно поделились разгромленные авары, позволили перейти на трехполье, а значит, голод был уже не так страшен, как раньше. Только, все равно, короткая страда, когда нужно было и убрать, и покосить, заставляла людей рвать жилы изо всех сил, работая от зари до зари. Зима была слишком длинной, а лето слишком коротким, чтобы можно было позволить себе лень. Соль и рыба спасали многие тысячи жизней. И даже аварские батыры в голодный год то и дело ели ее, стыдясь самих себя. Унизительно человеку степи есть рыбу. Только нищие опускались до этого. Да только лучше иногда рыбу съесть, но сберечь поредевшее стадо, смысл жизни любого кочевника.
Самослава ждали послы императора. Он прекрасно знал, зачем они здесь. Гонец от Марка прилетел тут же, как только необычайная весть пронеслась по коридорам Большого Дворца. Ромеи не смогли сделать из этого тайны, или, может, не захотели, а купцы на Константинопольском торге сделали себе зарубку — Милицу более искать не надо, нашли ее. А вот Никшу теперь стали разыскивать с еще большим старанием, потому что, оказывается, не пять сотен солидов стоит тот Никша, а куда больше. Все знали о богатстве герцога Самослава, а дураков среди купцов было так мало, что почитай, их и вовсе не было. Князь вздохнул и спустился по стене вниз. Там неподалеку стоял терем местного жупана, носивший гордое звание конторы.
— Ваша светлость, — патрикий Андрей отвесил поклон. Опытный придворный склонился ровно настолько, чтобы архонт варваров понял: его уважают, но не боятся. И это не укрылось от глаз князя. — Его царственность шлет вам свой привет и подарки. Он любит вас, как своего собственного сына и желает крепкого здоровья.
— Переходи к делу, патрикий, — излишне резко ответил Самослав и поморщился. Ошибка! Нельзя проявлять эмоции. — Ты хочешь выплатить мне виру за разграбленные склады, убитых купцов и их семьи? Я готов выслушать твое предложение.
— Э-э-э…, — осекся патрикий. — Я скорблю вместе с вами по убитым, ваша светлость, но его царственность не виноват в случившемся. Купеческие дома и склады разгромила чернь, которую разоряла ваша торговля. Его царственность дозволил торговать словенским купцам беспошлинно, и он готов был сдержать свое слово, но он не давал разрешения вашим людям продавать это право. Жители Константинополя возмутились, и их гнев понятен. Купцы из франков и словен лишали их последнего куска хлеба. И делали они это вопреки всем законам, божеским и человеческим.
Самослав сжал зубы, чтобы не выругаться. Это был нокаут. Он узнал слишком поздно о самоуправстве Марка и не успел запретить ему заниматься этим непотребством. Уж слишком далеко была столица ромеев, а у зятя купца Приска были весьма широкие полномочия. И вот теперь князя поймали на крючок и подсекли, словно рыбку, лишив аргументов в споре. Что уж говорить, этот раунд он проиграл вчистую.
— Мы всегда можем вернуться к первоначальным условиям, — сказал он с каменным лицом. — Мой человек будет вести дела так, как было договорено. А я забуду о том, что случилось. И даже не попрошу плату за кровь.
— Я думаю, это уже невозможно, ваша светлость, — со скорбным лицом ответил посол. — Чернь больше не потерпит преференций, выданных чужакам. Партия «зеленых» грозит бунтом.
— Император не может смирить свой собственный плебс? — презрительно сказал князь. — Пусть тогда почитает жизнеописание великого Юстиниана. Он залил кровью Константинополь, когда «зеленые» восстали.
— Василевс Ираклий истинный христианин, — с достоинством ответил патрикий. — Он проливает кровь язычников в бою, и ему противно убивать своих подданных, словно скот. Он чтит заветы господа нашего. Лучше избежать пожара в своем доме, чем потом гасить его.
— Это все? — спросил Самослав. — Я уже понял, что мои купцы теперь должны платить все налоги в Империи. Ты можешь ехать назад, патрикий. Ты услышан.
— Но… но, ваша светлость, — патрикий растерялся. — У нас и мысли не было ссориться с вами. Мы рассчитываем, что торговля продолжится. Империи нужно ваше серебро, а вам — наши товары. И мы продолжим выплачивать двадцать тысяч солидов в год, чтобы всадники охраняли торговый путь во Фракии.
— Я тебя услышал, патрикий, — снова повторил князь. — Ты можешь ехать назад.
— Но что я передам своему государю? — на посла было жалко смотреть. — Вы согласны?
— Конечно же, нет, — ответил Самослав. — Я не согласен. Мои купцы больше не пойдут в Константинополь, а ромейские купцы не пройдут через мои земли. Торговать будем здесь, в Белграде. И все пошлины будут платиться здесь. Можешь идти!
— Но, ваша светлость, — проблеял патрикий. — Некая госпожа Милица гостит у нашего повелителя. Это ваша мать… Может быть это…
— Да ты совсем страх потерял, ромей? — побагровел князь
