– У всех болят, – успокоил её Степан.
– А что же вы мне не сказали?
Янка ёрзала внутри пингвина, соображая, как из него вылезти.
– А ты бы согласилась, чтобы мы все вместе пошли?
– Ну… Нет.
– Ну, вот и потому и не сказали.
Янка помолчала.
– Это получается, вы меня спасли? – наконец, сказала она.
– Да, ерунда, – судя по движению воздуха, Степан махнул рукой.
– Спасибо.
Янка попыталась нащупать руку Степана, чтобы её пожать, но рука была в крыле.
– А вы мне ещё не поможете? – сказала она после ещё одной паузы. Янка почему-то стеснялась об этом попросить.
– Чего?
– Ну, вот из этого вылезти.
Руки наружу Янка высунуть смогла. За них Степан с Машкой и ухватились. Ногами они упёрлись в ворот пингвиньего костюма, потянули. Янка, извиваясь как червяк, выползла наружу. От неё даже пар поднимался, так она вспотела в пингвиньих внутренностях.
* * *
– Ну вот, мы же не могли с тобой рядом идти. – Машка открыла рюкзачок, сшитый из носового платка, с лямками из шнурков от ботинок, вытащила пакетик с крошками от печенья и угощала на ощупь. – У тебя же демьянов костюм, в нём с этими ходячими хоть обнимайся. – Янка хмыкнула. – А мы, вот, простыней накрылись.
Машка показала на белый комок рукой, но в темноте её жеста никто не увидел.
– И кого же вы, боюсь спросить, изображали в этой простыне? Привидение с четырьмя ножками?
– Ну, мы, – замялся Степан, – мы…
– Ну, кого? Передвижную кучку сахара?
– Медведя белого мы изображали, – призналась Машка.
– Медведя? Белого?
Янка удивилась так, что растерялась перед тем, как рассмеяться. Она представила себе Машку со Степаном под простыней, с надписью: «Я белый мишка» на боку.
– Ой, не могу! А вы всех предупредили, что это белый медведь? А то никто не догадался! Предупреждать же надо!
Янка смеялась, затыкая себе рот ладонями.
Через секунду начала хихикать Машка. Степан трясся. Он хохотал, запихивая хохот внутрь, чтобы не услышали. Испуг выходил из них смехом.
– Ну вот, – Машка с трудом успокоилась и продолжила рассказывать, – мы не в толпе шли, а так, за заборами. А когда у тебя башка отвалилась, мы побежали. И вообще тебе к фее-крёстной надо пойти, – продолжила она без всякой связи с предыдущей историей.
– К кому? – удивилась Янка.
– Да не надо ей, – влез Степан.
– Надо, – повысила голос Машка.
– Да чушь это про фею, – ещё громче прошептал Степан.
– Ничего не чушь! – уже никак не шептала Машка.
– Тихо, тихо, – Янка нащупала в темноте руки спорщиков. – Тьщщ. Что ещё за фея?
– Фея-крёстная. Бывшая. Она в лесу живёт, – объяснила Машка.
– Под столом, что ли?
Под стол Янка не залетала, но видела лес, когда проснулась на подоконнике.
– Машка, ну перестань!
– Степан, дай Машке рассказать, – одёрнула его Янка.
Он, невидимый, что-то буркнул в темноте.
– Понимаешь, – шептала Машка, – фея-крёстная отвечала за детей. Ну, так, в целом. Она главная по детям была.
– Новорождённым желания желала? Чтобы красивыми стали, или умными?
У Янки были готовые преставления о функционале фей-крёстных, фоном к которым была гигантская тыква.
– Может и желала. Мы все желаем, чтобы ребёнок у больших хороший был, нам же потом проще, но не в этом дело. Нет, она за детьми присматривала. Ну, успокоиться помогала, когда расшалятся. Чтобы пальцы в розетку не совали. Она самая старая тут, в квартире. Феи советоваться к ней ходили, если что. Уважали, в общем. Вот. А когда Клавдия объявила себя королевой, она Клавдию не признала. Говорила: выскочка, корона набекрень. Ещё туалетным ёршиком называла. А королева стала потихоньку крёстную поджимать. Назначила отдельную фею детских слёз. Отдельную фею детского аппетита. Даже фею горшка. – Янка сморщила нос. – И скоро у крёстной никаких детских дел не осталось. Куда ни ткнётся, а место занято. И она ушла в лес. Королева её выгнать из квартиры хотела, как других, но не смогла.
– Ты ещё про палочку расскажи, – проворчал Степан.
– И расскажу. У неё палочка волшебная очень волшебная. Мощная. Если ребёнок к варенью тянется, сама понимаешь, как надо палочкой махнуть, чтобы ему расхотелось.
– А как они спорили? – вспомнил Степан.
– Да, скандал до потолка.
Янка подумал, что здесь, в этой квартире, «скандал до потолка», это буквально.
– Это когда она уходила. Королева орала, что Августа, это крёстная, не умеет за детьми ухаживать, что у неё дети в синяках и царапинах, а при ней, при королеве, дети чистенькие, без единого пятнышка. А крёстная кричала, что дети и должны быть в синяках и царапинах, на то они и дети, а королева делает из них каких-то кукол целлулоидных. Не знаю, что это такое. Королева своей свите крикнула, чтобы крёстную схватили, а та палочкой так – раз, и полетела себе спокойно. Она на соске тогда летала. А те стоят, как будто им не захотелось её хватать. Ну и всё. Королева посылала своих в лес, те до опушки долетят, и разворачиваются, не могут пролететь. Неохота им становится. А всем остальным она запретила в лес ходить.
– И что, никто не ходил?
Янка вспомнила переступающую с ноги на ногу избушку на поляне в центре леса. В её мире в таких избушках жили не совсем добрые феи. Точнее, совсем не добрые. Ну, не в её мире, а в сказках, которые в её мире… Янка уже начала путаться, с этим волшебством. Вернётся домой – начнёт над чайником палочкой махать, вместо того, чтобы включить. Эх, когда она ещё вернётся! И вернётся ли вообще… Янка встряхнула головой: её тянуло в сон.
– Никто не ходил, – вздохнула Машка. – С королевой никто не хочет ссориться.
– А ещё говорят, что кто-то всё-таки ходил, и очень потом жалел, – гнул свою линию Степан. – Она там что-то сделала, и феи неделю по лесу бродили, не могли выйти. Незачем тебе туда, – подытожил он.
– А зачем мне, кстати, туда? – поинтересовалась Янка у Машки.
– Ну, ты же не хочешь, чтобы королева к тебе переселилась.
– Не хочу, – кивнула Янка.
– Я так думаю, крёстная тебе поможет.
– Она меня даже не знает.
– Зато она королеву знает. И если кто-то может с ней справится, это крёстная. Не затем даже, чтобы тебе стало хорошо, а затем, чтобы королеве стало плохо.
Степан ещё пытался спорить, но Янка решила идти. Поможет – не поможет, но на избушку с ногами она должна посмотреть. А что в таких избушках нельзя на лопату садиться, она в курсе.
Заснули они там же, за шкафом, положив головы на шкуру пингвина и накрывшись простыней.
* * *
Утром они проснулись с первыми лучами люстры, включённой большой женщиной. Вся простыня оказалась намотанной на Степана, а Машка спала, засунув голову пингвину под крыло. Разобравшись спросонья с тем, кто они и где они, запинав простыню и пингвинью шкуру в самый дальний угол за шкафом, они бросились по домам. Пешком. То есть, бегом. То есть, ногами. Немногочисленные утренние феи, летевшие по делам, поглядывали на них с подозрением: по утрам здесь бегать не принято. Днём и вечером тоже не принято. Торопишься – лети. Фей выключателей даже заложил вокруг них круг на куске толстой алюминиевой проволоки, нахмурился, но ничего не сказал.
Дома Янка не успела шагнуть за порог, как её схватил за плечи Демьян.
Ого, а она ещё думала, что плохо выглядит после такой ночи. Демьян выглядел гораздо хуже. Он не спал ни минуты. Решив, что Янка погибла, он где-то с четырёх часов утра только и делал, что прощался со своей пропащей жизнью, прерываясь лишь на то, чтобы постучать лбом по столу.
– Ты! Ты жива! Жива! Жива! Я уже не верил!
Демьян тряс её, сделав от радости зверское лицо.
– Спокойно, тихо, не кричи на всю улицу. – Янка пихнула Демьяна внутрь домика и закрыла за собой дверь. – Всё хорошо. Я потом расскажу, сейчас некогда.
Она побежала в ванную, наскоро умылась, почистила зубы фейской зубной щёткой, схватила людскую зубную щётку и полетела помогать умываться своим подопечным.
Движения в воздухе прибавилось, на кухне даже образовалась утренняя воздушная пробка из феев, летевших к шкатулке, откуда раздавали еду на завтрак. Фей тостера кричал на фея хлеба, а тот, оправдываясь, что-то говорил о фее ножей. Фей тапочек лез без очереди. Фея чайных пакетиков села на пол, прислонившись к ножке кухонного стола, и решила ещё поспать.
Схватив под столом кусочек докторской колбасы и съев его на лету, Янка впорхнула в ванную комнату вместе с мальчишкой. Уселась на зеркало над умывальником, и, болтая ногами, стала считать вслух его движения зубной щёткой.
– Слева, изнутри, раз, два, три, четыре…
Мальчишка явно халтурил. Янка вертела в руках волшебную палочку, наконец решилась, махнула. Большой задвигал рукой энергичнее.
«Нет, – подумала Янка, – в Москву феи проникнуть не должны». Пусть у неё будет кариес, но свой, честно заработанный.
Ещё Янка подумала, что не знает, как зовут больших. Феи не называли их по именам: большой, большая – и всё. Ну да, они для них почти неодушевлённые объекты, за которыми надо ухаживать, направлять, управлять, заботится, но и только. Для феев дружить с большими – это как дружить с велосипедом, шины которого ты подкачиваешь.
