— Клановые?
— Симаравети немного позавидовала и вернулась к безразличию. С учётом её планов — не удивительно. Тагосс в Сарекси идёт, но как целитель. Для него всякая возможность интрижки отсекается моим уровнем, к тому же он нацелился на Кульми. Немер…
Пауза.
— Немер? — поторопил мужчина.
— Безразличие с оттенком неприязни, — сформулировала Никасси.
— Почему?
— Длинные волосы. В его понимании это непрактично, почти уродливо.
«А ведь волосы — едва ли не единственное, что во мне действительно хорошо… Ксенофоб провинциальный!»
— Хе. Хе. Хех, — Выдох. Пауза.
И новый вопрос из ряда ожидаемых:
— Что думаешь про них? Про семью Мийола.
— Ригар бесперспективен. Маг-специалист его лет… даже сигил третьего уровня не очень-то выправляет положение. Но вот как наставник он определённо хорош.
«И не похож на провинциального мастера-ремесленника. Совсем не тот кругозор, не та широта мысли, не та эрудиция. Но как — и почему — он таким стал? Кто учил его?»
— Васаре интересней. Все считают, что она — истинно талантливый артефактор с большими перспективами. Скорый прорыв в подмастерья ей гарантирован. Потому она может быть полезна.
«И может способствовать выравниванию отношений гильдии Сарекси с АЛА. Когда зашла речь о выборе между Ассоциацией Лагорских Артефакторов и Зачарователями Ниама — она не сумела утаить наличия неких долгоиграющих планов. Напрямую ничего, конечно, не сказала… вернее, отговорилась интересом к ритуалам морферов… подлинным интересом, не показным…
Но от меня не скроешься. Не в её годы.
Хотя всё может оказаться проще. Сейчас АЛА испытывает трудности — и потому приход в гильдию даже эксперта, но с хорошими перспективами там оценят выше, чем у Зачарователей. А в совсем уж дальней перспективе Васаре может рассчитывать захватить в АЛА власть.
Когда станет мастером магии… получит шанс.
Да. Амбиций девчонке не занимать. Реализует ли она их? Время покажет…»
— А что твой… подопечный?
— Перспективен. Становление подмастерьем в неполные семнадцать — не частый случай. Он ещё полезнее, чем его сестра.
— Для кого? Полезнее.
— Для всех, кто сам ему полезен.
— Планируешь взять в личные ученики?
— Он достоин.
«И уже принял моё предложение».
В том подарке, завёрнутом в ткань с набитыми снежинками, содержались ранние записи Никасси, касающиеся использования Чуткости в аналитической алхимии. Исследование уровня эксперта, не слишком полезное для подмастерья — но достаточно явный знак намерений.
А сама Морозная перед уходом получила всё в той же ткани небольшую рабочую тетрадь, исписанную рукой Мийола. И вот в ней содержалось такое, чего она просто не ожидала.
Авторское заклинание Призыв Подобия Артефакта. С особенностями применения, рядом практических примеров, несколькими связанными гипотезами и вроде бы отвлечёнными, вовсе не относящимися к магии рассуждениями едва ли не философского толка… которые, однако, позволили ей взглянуть на ряд привычных реалий Планетерры… по новому.
И вот это уже заставляло задуматься. Всерьёз.
А ещё — испугаться.
Кто вообще мог ожидать при довольно рутинном обмене личными разработками, всего лишь утверждающими отношения личного ученичества, получить… такое? Это же, если немного развить заложенную идею, на мемориальную премию Торнайодда потянет! Создание эликсиров без материальной основы… обход пятого великого предела Энхелитта!
Боги заоблачные, как вообще такое могло в голову прийти? Или верно говорят, что знатоки могут убедительно объяснить, почему то-то и то-то сделать нельзя… и только дилетант, который понятия не имеет об этом, способен прийти и просто-напросто сделать «невозможное»?
— Достоин, говоришь…
«Это очень бледное слово для описания истины».
— …раз так, учи его. Учи хорошо, младшая Си. Будь ему полезна.
— По слову вашему и во благо Чарши, дядя Кемват.
— Ступай.
Никасси отдала одинарный харьятт на пристойные две секунды, развернулась и вышла.
В обители семейства у неё осталось ещё одно дело.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
…звукоизоляция здесь всё так же отменна. Поэтому, пока адвансар идёт по коридору, она не слышит никого и ничего, кроме собственных шагов. Эту тишину можно спутать с молчанием склепа (а у них, разумеется, есть свой фамильный склеп; в последний раз она туда приходила четыре года назад, для обряда прощания с троюродным братом — и заодно отстояла положенные шестьдесят секунд у памятной таблички отца… совершенно пустое занятие: он мёртв дольше, чем она живёт — и знаком ей лишь по портретам; но непочтительность к символам непристойна и не подобает вис-Чарши, пусть даже ущербной).
Однако там, где бессилен слух, выручают иные чувства.
Никасси знает, кто суетится в детской — хотя грудничков не опознаёт: слишком редко возвращается сюда, слишком формальны её истончившиеся связи с кровной роднёй. Она также знает всех, кто сейчас занимается в тренировочных залах, отмечает присутствие на кухне младшей тёти по отцу и тройки слуг-поваров — Воины отличаются отменным аппетитом; чувствует волны эмоций из музыкальной и другие, расходящиеся от массажной. Сдерживаемую волей боль из семейной лечебницы тоже чует.
Но идёт мимо без задержек. Здесь нет тех, с кем она хотела бы перемолвиться словом — и тех, кто захочет говорить с ней самой без приказа.
Подъём по лестнице. Третий этаж, четвёртый — и, наконец, сад. Осенённый присутствием той, повидать которую также пристойно и подобает дочери вис-Чарши.
Женщина сидит в кадарском кресле перед лотком с настурциями: розовыми, оранжевыми, нарядно-алыми. На коленях у неё планшет, придерживаемый правой рукой, на планшете — лист бумаги для рисования. Простой угольный карандаш в левой руке неспешно скользит по нему, линия за линией проявляя чёрно-белый рисунок…
«Ни разу не использовала краски. Ни разу не нарисовала кого-то одушевлённого.
Ни одного готового рисунка не сохранила.
Закончит — оценит — сожжёт. Закончит — оценит — сожжёт. И снова. И снова.
И снова.
Бесконечный, бессмысленный цикл.
Кажется, она проводит здесь дни напролёт только для того, чтобы отпугивать родню от зелёного уголка с его живым уютом. Жаль, что…»
— …ты ещё жива?
Женщина задаёт свой вопрос, не отрываясь от рисования.
Её седые, поредевшие пряди острижены так коротко, как только можно. И не очень ровно. Её худощавое тело облачено в самый простой долгополый халат — чистый, снежно-белый. Её ноги не просто худощавы, а болезненно истончены.
Её костыли лежат справа от кресла.
Оставаясь на почтительном расстоянии в семь шагов, Никасси низко кланяется.
— Мои приветствия, старшая.
— … — карандаш скользит по листу. Может, с несколько большим нажимом, чем раньше. Но скорее — с тем же самым.
— У меня всё хорошо. Моё положение в гильдии Сарекси прочно, статус неизменен.
— …
— Рада сообщить вам, что я взяла личного ученика. Его имя Мийол.
— …
— Дядя Кемват… одобрил… это.
Карандаш на миг уходит в сторону. И останавливается.
— …ты ещё жива?
— Да. Я ещё жива. И я ещё приду тебя навестить… позже. Когда смогу… матушка.
Новый низкий поклон.
Младшая женщина разворачивается и уходит. Её шаги не быстрее и не шире, чем по пути в сад. Они ровно такие же. Выверенные, пристойные. Подобающие.
Но для себя самой Морозная знает: это не отступление. Это бегство.
Финал очередного бессмысленного цикла.
Базилар 8: промежуток
— Судя по твоему лицу, всё прошло… не очень?
— …
— Ладно. Наливай, садись и излагай.
Мийол проигнорировал и заварочный чайник с набором пиал, и стулья. Прошёл вдоль дубового стола, занимающего всю середину столовой, вперёд и назад. Развернулся, повторил. И лишь на третьей подобной эволюции заговорил:
— Поначалу всё пошло… ожидаемо. Я рассказал ей историю создания Призыва Подобия Артефакта. Самую суть: как мне — по аналогии с Призывом Волшебного Существа — пришла в голову идея о призыве зачарованных предметов; как я, отталкиваясь от неё, в порыве чистого вдохновения скомпоновал рунную формулу; как выяснял ограничения… и как потом Старик Хит удивил меня последствиями моего… творчества. Что гипотеза о подвале мироздания, который он назвал первичным планом и сердцевиной мира, принадлежит не мне — тоже рассказал…
