Когда девушку поволокли к столу, она вырывалась что есть силы и, извернувшись, укусила солдата. За это ее наотмашь хлестанули кнутом, а потом, повалив на стол, все-таки всадили в плечо иголку. Боль была слабее, чем страх. Солдат, которого она укусила, бранился, обливаясь кровью, и еще раз ударил ее кнутом — напоследок…
Вечером йолльцы ушли, оставив людей в недоумении и страхе: что с ними теперь будет?
То место на теле, куда входила йолльская иголка, покраснело и вздулось почти у всех. Метка была похожа на прикосновение «Багрового князя» — красной чумы, от которой тело человека сперва берется пятнами, а потом сохнет и распадается. Неужели йолльцы, вместо того чтобы вырезать поселок, поголовно заразили его чумой?!
Прошло два или три дня, и следы от йолльских иголок померкли, а потом и вовсе исчезли. Гораздо дольше заживали отметины от кнутов — в толчее досталось многим. Приблудная девушка, совсем обессилев, осталась в поселке на неделю.
Уходила на рассвете, по меже, разделявшей розоватое — и светло-желтое золотистое поле. Шла, сшибая росу, подняв бледное лицо навстречу солнцу. Цветущая расстилалась перед ней, спокойная и радостная, как будто никаких йолльцев не существовало на свете.
* * *
Йолльцы-медики вскочили на лошадей и двинулись дальше в поселок, по направлению к гостинице «Фатинмер»; в окне второго этажа обиженно и горько плакал ребенок, что-то успокаивающе приговаривал женский голос.
— Что же ты донесения не отправил? — Горчица с улыбкой обернулась к магу. — Что, если кто-то из наших ляпнет, что наместника, мол, убили, а йолльский маг расследование проводит на свой страх и риск, в столицу не сообщив?
Аррф молчал. Не оглядываясь на него, я отвалил дверь (качнулась лицензия, приколоченная гвоздем) и вошел в безымянную гостиницу беззаботно, как почти сутки назад.
В парадном углу стоял букет «солнечных цветов». На пустом столе оплывала свеча; хозяйка выскочила к нам навстречу встрепанная, с льняным одеялом наперевес.
— Хозяин дома? — бросил Аррф. Одновременно с ним Горчица добродушно осведомилась:
— Крикун-то не спит еще?
— Нет его, — круглые щеки хозяйки чуть ввалились, отчего лицо ее, похожее на подсолнух, казалось увядшим. — Уехал.
— Куда?!
Мы задали вопрос одновременно — Аррф, Горчица и я. Хозяйка отступила на шаг и чуть не упала, споткнувшись о край деревянной лестницы.
— Да ведь… Дела-то идут плохо, приезжих мало, «Фатинмер» всех перебивает… Он и решил разведать, что да как в Дальних Углах…
— На поезде уехал?
— Пешком ушел… Поезда сегодня не было, да и затратно это — на поезде… На своих двоих — надежнее…
Она говорила, глядя на меня и только на меня. Не то ждала, чтобы я расплатился за постой, не то боялась, что я здесь, прямо на ее глазах, начну веснарствовать. Аррф скрипнул зубами; искусство йолльских магов вызнавать правду сразу дает сбой, когда приходится допрашивать «свидетеля второй ступени». «Он сказал», «он решил» — свидетель просто передает чужие слова, а врал ли тот, кто «сказал» и «решил» — узнать не представляется возможным…
В полном молчании мы вышли во двор. Ребенок в окне второго этажа уже не плакал — тихонько поскуливал. Видно, место прививки еще болело.
— Догоним его, — отрывисто сказал Аррф. — Верхом. Пешего, галопом — догоним.
— По какой дороге? — рассеянно поинтересовалась Горчица. — Холмы, вишь, на перепутье, только к Углам две дороги ведут. А Крикун мог жене сказать, что в Углы идет, а сам податься на Побережье.
Я попытался вспомнить в мельчайших подробностях лицо хозяина гостиницы. Светлая борода, почти полностью загородившая лицо. Голубые глаза… длинные цепкие пальцы…
У Усача были длинные пальцы, я помню. Бороды, разумеется, не было и в помине: усы-невидимки едва пробивались…
Навалилась усталость. Я взялся за плетень, чтобы не упасть.
— Вина доказана? — скромно спросила Горчица.
— Нет, — отрывисто сказал Аррф. — Вина может считаться доказанной только тогда, когда есть неопровержимые факты. Свидетельские показания. Улики. Подозрение — это всего лишь тень… Я должен догнать его и допросить.
И, не оглядываясь на меня, он зашагал по направлению к площади, где было велено ждать начальнику стражи с лошадьми.
* * *
В бессонном мозгу мир преображается. Звуки становятся то резкими, почти невыносимыми, то уходят в вату. Глаза превращаются в две щемящие раны на лице, их можно тереть, а можно щадить, но труднее всего заставить их оставаться открытыми.
Было уже почти совсем темно, в руках стражников горели факелы. Базарные прилавки пустовали. Четвероногие нелюди — лошади — были привязаны под навесом к поперечной перекладине в центре базара, рядом с будкой сборщика налогов. Аррф подошел к черному жеребцу, погладил его по морде — и вдруг уткнулся лицом в короткую лоснящуюся шерсть. Жеребец переступил с ноги на ногу. В огромных, обрамленных ресницами глазах промелькнуло сочувствие.
— Можно опросить заставы, — сказал Аррф будто в полусне. — Его видели… как он выходил из поселка… мне нужно догнать его и задать один-единственный вопрос… Если он ответит — «да», я его покараю.
— А я не дам тебе его покарать, — в таком же полусне отозвался я. — Как только мы узнаем наверняка, кто это… мы умрем.
— Ты считаешь, что людей можно убивать безнаказанно?
Мы с Горчицей переглянулись.
— Людей, — сказала она с едва ощутимой насмешкой.
Маг осторожно отстранился от лошади. Отошел. Перевел взгляд с меня на Горчицу и обратно, а потом вдруг резко поднял руку, и белая молния из его кольца напополам перерезала опору пустого базарного прилавка:
— Людей! Людей! Ты, сука, спала с Нэфом почти двенадцать лет! Ты терпела всех его баб! Ты жила с ним — почему?! За красивые подарки? За свою гостиницу?! Считала нелюдью — и прижила от него сына! Считала нелюдью, ненавидела, презирала… и спала с ним! Шлюха!
Деревянный навес зашатался, покосился, стряхивая мусор и щепки на каменный прилавок. Забеспокоились кони. Из будки выскочил сторож. Кольцо, мерцающее синим и фиолетовым, смотрело мне в грудь.
— Да, убейте друг друга, — сказала Горчица. Лицо ее в свете факелов неуловимо изменилось — рассеянная улыбочка все так же играла на губах, но глаза сделались не стеклянные даже — хрустальные. — Убивайте, ненавидьте, презирайте друг друга. Бей, мясоед! Убей веснара, пусть он убьет тебя! А за Нэфа тебе все равно не отомстить. Тебе — за Нэфа, Осоту — за свою семью и деда… Скачите, ищите ветра в поле — его нет!
И она засмеялась.
* * *
Мне приходилось садиться на спину нелюди всего два или три раза в жизни. Сейчас не было другого выхода: Аррф желал скакать вдогонку беглецу, а я не мог выпустить мага из виду. Кроме того, мне тоже хотелось узнать… мне необходимо было узнать правду. Потому что если это Крикун… то есть Усач привел к смерти моего деда, это о нем хотел предупредить меня дед в последние мгновения жизни… я должен это знать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
