— Да, Эрик, заткнись — слышал, что тебе сказал папа?
— Николь… — я посмотрел на нее в зеркало заднего обзора.
— Из-ви-ни, папа.
Я понял, что еще немного — и она расплачется.
— Солнышко, мне правда очень жаль, что тебе досталась не та роль, которую ты хотела, — сказал я. — Я знаю, как сильно ты хотела получить эту роль. Конечно, теперь тебе очень обидно.
— Нет. Совсем мне и не обидно.
— Что ж, в любом случае мне очень жаль.
— Нет, правда, пап, мне все равно. Это все уже в прошлом. Я не буду оглядываться, буду смотреть вперед. — Но минуту спустя она воскликнула: — И знаете, кому досталась эта роль? Этой писухе Кэти Ричардз! Мистер Блейки — просто писун!
И прежде чем я успел что-то сказать, Николь разрыдалась. Она громко всхлипывала на заднем сиденье, а Эрик посмотрел на меня и закатил глаза.
Я вел машину домой и думал, что надо будет поговорить с Николь о выражениях, которые она употребляет, после ужина, когда она успокоится.
Я резал стручковую фасоль, когда на кухню пришел Эрик и спросил:
— Пап, ты не знаешь, где мой МР3-плеер?
— Понятия не имею.
Я никак не мог привыкнуть к тому, что дети думали, будто я должен знать, где находятся все их личные вещи. Футболист Эрика, его бейсбольная перчатка, браслет Николь, ее заколки для волос…
— Я не могу его найти, — сказал Эрик, стоя в дверях. Он не подходил ближе, опасаясь, как бы я не заставил его накрывать на стол.
— Ты везде искал?
— Везде, папа.
Я вздохнул.
— В своей комнате смотрел?
— Обыскал всю комнату.
— А в гостиной?
— Везде.
— А в машине? Может, ты забыл его в машине?
— Я не забывал, пап.
— Может, ты оставил его в своем шкафчике в школьной раздевалке?
— У нас нет отдельных шкафчиков, только крючки на общей вешалке.
— А карманы куртки ты проверял?
— Па-ап… Я уже везде искал, правда. Он мне нужен.
— Но, если ты уже везде искал и не нашел, я тоже не смогу его найти, правильно?
— Ну, па-ап… Помоги мне, пожалуйста.
Жаркое в горшке должно было тушиться еще полчаса, не меньше. Я отложил нож и пошел в комнату Эрика. Я посмотрел во всех обычных местах: в дальней части его шкафа, где он сваливал одежду в кучу (придется поговорить об этом с Марией), под кроватью, за прикроватным столиком, на дне ящика в душевой и под грудами всякой всячины у Эрика на столе. Эрик был прав — в этой комнате плеера не было. Мы пошли в гостиную. По пути я заглянул в комнату к малышке — и сразу увидел пропажу. Он лежал на полке возле пеленального столика рядом с баночкой детского крема от опрелостей. Эрик схватил плеер.
— Спасибо, пап! — сказал он и убежал к себе.
Не было смысла спрашивать, почему плеер оказался в комнате Аманды. Я вернулся на кухню и продолжил резать фасоль. И почти сразу же Эрик снова меня позвал:
— Па-ап!
— Что? — крикнул я в ответ.
— Он не работает!
— Не кричи.
Насупленный Эрик пришел на кухню.
— Она его поломала.
— Кто его поломал?
— Аманда. Она его обслюнявила или еще что-то с ним сделала — и он сломался. Так нечестно!
— Ты проверил батарейки?
Эрик посмотрел на меня и сказал:
— Конечно! Говорю тебе, это она его сломала! Так нечестно.
Я сильно сомневался, что его МР3-плеер действительно сломан. Эти штуки делают с солидным запасом прочности, и там нет никаких подвижных деталей. Кроме того, он слишком большой, чтобы малышка могла с ним управиться. Я ссыпал порезанные стручки в пароварку и протянул руку:
— Дай посмотреть.
Мы пошли в гараж, и я достал свои инструменты. Эрик следил за каждым моим движением. У меня был хороший набор мелких инструментов, которые нужны для работы с компьютерами и другими электронными приборами. Работал я быстро. Отвинтил четыре фирменных болтика «Филипс» — и задняя крышка плеера упала мне на ладонь. Под крышкой оказалась зеленая системная плата. Она вся была покрыта тонким слоем мелкой сероватой пыли, похожей на налет, который бывает на стенках сушилки для белья. Пыль покрывала все компоненты электронной платы. Я подумал, что Эрик, наверное, носил плеер в кармане, крышка сдвинулась, и пыль набилась внутрь — поэтому плеер и не работает. Но когда я внимательно посмотрел на край пластиковой крышки, то увидел полоску резинового уплотнителя в том месте, где крышка прилегает к корпусу. Значит, корпус плеера закрывается герметично… как и следует.
Я сдул пыль, чтобы лучше рассмотреть плату. Я думал, что увижу либо какой-нибудь обрыв контакта или, может, чип памяти, который от перегрева вышел из своего слота, — в общем, что-нибудь такое, что можно легко исправить. Я прищурил глаза и рассматривал чипы, стараясь прочитать маркировку. На одном из чипов маркировка показалась мне какой-то размытой, потому что там как будто…
Я замер.
— Ну что там? — спросил Эрик, не сводивший с меня глаз.
— Подай мне вон то увеличительное стекло.
Эрик дал мне большую лупу, я нагнул яркую настольную лампу пониже и, склонившись над чипом, внимательно его рассмотрел. Как оказалось, надпись на чипе невозможно было прочитать, потому что поверхность чипа была повреждена коррозией. Весь чип был похож на дельту речки, размытую множеством миниатюрных ручейков. Теперь я понял, откуда взялась та пыль. Это были распыленные остатки чипа.
— Ты можешь починить его, папа? — спросил Эрик. — Можешь?
Какая причина могла вызвать такое повреждение чипа? Вся остальная плата выглядела совершенно нормально. Был поврежден только чип памяти. Я, конечно, не «железячник», но понимаю в этом достаточно, чтобы самому ремонтировать компьютер. Я умею инсталлировать жесткие диски, добавлять в компьютер память и всякое такое. Мне приходилось иметь дело с чипами памяти, но ничего подобного я раньше не видел. Единственное, что приходило в голову — чип был изначально дефектным. Наверное, эти МР3-плееры собирают из самых дешевых деталей, какие только можно достать.
— Па! Ты можешь его починить?
— Нет, — сказал я. — Нужно менять чип. Завтра найду подходящий.
— Это потому, что она его обслюнявила, да?
— Нет. Я думаю, тут просто был дефектный чип.
— Пап, но он целый год работал нормально. Она его обслюнявила. Так нечестно.
И тут, как нарочно, малышка заплакала. Я оставил разобранный МР3-плеер на столе в гараже и вернулся в дом. Я посмотрел на часы. Пока жаркое доготовится, мне как раз хватит времени сменить Аманде подгузник и развести ей на ужин молочную смесь.
К девяти младшие дети заснули, и в доме стало тихо. Слышен был только голос Николь, которая повторяла: «Мне кажется, это очень серьезно. Мне кажется, это очень серьезно. Мне кажется, это очень… серьезно». Она стояла перед зеркалом в ванной комнате, смотрела на свое отражение и заучивала слова из пьесы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
