Козинский пробрался к задней стене сада, прислушался — там кто-то прогуливается взад и вперед. Сомнений не оставалось — выйти из дома незамеченным не удастся, остановят». С минуты на минуту можно ждать обыска…
Однако, зная Барвинского, он успокоил его и уговорил продолжать прием. Наблюдая с чердака, Козинский убедился, что отпущенные доктором больные уходят беспрепятственно: одного из них он смог проследить до конца улицы. Но его-то не пропустят!.. Вызвав Терезу из приемной, он рассказал ей, в какое положение они попали.
Экономка предложила Козинскому воспользоваться платьем больной, усыпив ее под предлогом исследования. Пропажу платья объяснить просто — дурачок Владек стащил его и сжег в плите; пострадавшую нужно будет щедро вознаградить. Вызвали Барвинского. Он пришел в ужас от этого дерзкого плана и наотрез отказался, требуя, чтобы Козинский переоделся в платье экономки или в его собственное — как хочет, только чтобы уходил немедленно. Козинский ответил, что иначе, как в платье больной, он не пойдет, это бессмысленно. Он останется в доме и, если его захватят здесь, будет защищаться, при этом первую пулю пустит в доктора. Барвинский уступил. Осуществить задуманную хитрость можно было, отпустив всех остальных больных. Как ни спешил Барвинский, а чуть-чуть не опоздал.
Едва ушел страшный постоялец, едва Тереза сняла маску с лица потерявшей сознание женщины, в сад вошли милиционеры и с ними Яновский. Барвинский окончательно обезумел от страха. На что он рассчитывал, когда вложил топор в руки идиота, а потом пустил в дело собаку, — он и сам не знал. А Тереза не остановила его, так как не могла отойти от больной, которая плохо дышала. Только увидев, что все погибло и рассказ о сожженном платье не поможет, — она сделала попытку к бегству.
…— Вот, товарищи, я изложил вам факты так, как они выяснились для нас в настоящее время. Теперь займемся анализом, он очень поучителен. Приготовьтесь выслушать небольшую лекцию, скажем, в порядке командирской учебы.
Как видите, никакого двойника лесовода/ у Влоцкого не было, не было и таинственного, могущественного Яна. Был Кларк-Влоцкий и был его сообщник Козинский. Они организовали слежку за командующим, а затем и покушение на него. Зайонц, Кочаны, лесники — мелочь; Юзеф Стучек, или Корецкий, — крупный уголовник, наемный убийца; все они либо запуганы, либо куплены Кларком.
Когда все уже было готово, появляется Маргрет Стил и, как сказал Кларк профессору, «делает свой бизнес», то есть оттирает Кларка на второй план и берет на себя руководство Диверсией. Кларк раздражен, но субординация заставляет его подчиниться.
Покушение не удалось, однако сыграло свою провокационную роль — почитайте западную буржуазную прессу: здесь и «Героическая страна восстает против большевиков», и «Гнев свободолюбивого народа», и, главное, вой о готовящихся в ответ на покушение «кровавых репрессиях», и о предстоящем «усилении гнета Москвы». Тут они по обыкновению просчитались, не зная, что уже есть решение о выводе советских войск из республики. Вам известно, что через месяц здесь не останется ни одного нашего солдата, так что, Станислав Иосифович, это, кажется, последнее дело, которое мы разбираем вместе.
Все же диверсанты свое задание выполнили. На их беду, мисс Маргрет Стил попала под пулю. А у нее такие покровители, что Кларк испугался, — нужно было спасти ее во что бы то ни стало. Пришлось похитить вас, профессор. И это их погубило. Но вернемся к двойнику. Кто он?
Козинский заговорил о высокой квалификации Влоцкого, чтобы объяснить, как случилось, что он принял на работу врага. Из показаний лесников мы узнали обратное: Влоцкий специалист слабый.
Так возникло предположение — сначала только предположение — о втором Влоцком.
При повторных беседах с Козинским мы своими вопросами, возможно, навели его на мысль о двойнике. И вот второй Влоцкий постепенно облекается в плоть и кровь, приобретает внешность, характер, даже привычки. О самом простом — о том, что Козинский лжет, — мы не подумали, загипнотизированные его репутацией. Между тем сейчас его роль в раскрытии шпионской организации в тысяча девятьсот сорок пятом году выглядит совсем по-другому. Оказывается, Козинский уже давно перешел на службу к новым хозяевам. Об этом знали двое — те самые, которых он застрелил при аресте. Но мы верили Козинскому!
Наше предположение о втором Влоцком мы решили проверить допросом Дивы. И, нужно честно признаться, этот орешек нам пришелся не по зубам. Зная точно, что никакого другого Влоцкого лесовода, кроме Кларка, нет, Дива сперва растерялась, так как не поняла, о ком идет речь. Мгновенно создав Яна, она выяснила, о чем мы думаем, и очень тонко использовала нашу ошибку.
Зачем Диве понадобилась басня о Яне? Во-первых, чтобы самой отойти на задний план, показать себя лицом подневольным, чуть ли не жертвой. Это главное. Во-вторых, сбить нас с толку, запутать и затянуть следствие, выиграть время.
Нужно отдать должное ее проницательности и находчивости. Конечно, мы не во всем ей поверили, но в существовании Яна не усомнились, тем более, что оно объясняло и случай с морфием. Теперь-то экспертиза установила, что монахиня действительно ошиблась. Того количества морфия, которым располагала старуха, не хватило бы, чтобы отравить человека насмерть.
Прибегнув к помощи Козинского, я должен был рассказать ему кое-что из показаний Дивы о Яне. Козинский понял игру Дивы и, как говорится, ответил в ту же масть — послал в госпиталь Терезу с отравленным печеньем. По его словам, он был уверен, что передачу не пропустят, и рассчитывал только подтвердить опасность Яна — это помогало ему исчезнуть правдоподобно. А что ему пора сматывать удочки, Козинский понял, когда узнал, что вы, профессор, живы, слышали его голос, и встречи с вами ему не избежать. Но кто скажет, что он думал в действительности? Кларк скрылся, Юзеф убит, значит, только одна Маргрет Стил знала правду о Козинском. Поэтому перехватят передачу — хорошо, не перехватят, пожалуй, еще лучше. А дальше все очень просто: мотоцикл под мост, фуражка запачкана кровью из надреза на пальце, два километра по колена в воде — и он скрылся у Барвинского…
Какие выводы мы должны сделать? Нас сумели сбить с толку и направить по ложному следу. Почему же мы все-таки вышли победителями из этого дела? Только потому, что не впали в авантюризм и наряду с поисками несуществующего, но такого заманчивого Яна продолжали настойчиво, систематически разрабатывать те скудные, зато достоверные данные, которыми располагали.
Вот, товарищи, так и будем работать всегда. На этом закончим. Я хочу еще раз поблагодарить вас, товарищ профессор. Нашим успехом мы обязаны прежде всего вам — вашему мужеству, уму и наблюдательности. Жаль, что особая примета, которую вы нашли у Кларка, не пригодилась. Но — кто знает? Забывать о ней не следует — этот человек еще может встретиться на пути каждого из нас.
9. ОСОБАЯ ПРИМЕТА
«…Да, вот и встретились! Неужели он?» — думал Румянцев, рассматривая снимок в. атласе Алейникова.
Нет, никаких сомнений — это именно та самая особая примета. Но как мог снимок желчного пузыря шпиона Кларка попасть в книгу советского рентгенолога? Может быть, Алейников работал когда-то за границей?
Профессор стал читать пояснения к снимкам: «№ 48. Больной Д. 49 лет. Желчный пузырь в форме «песочных часов». Деформация за счет перетяжки спайкой. Диагноз подтвержден на операционном столе». Немного. Из введения известно, что материал накоплен за последние четыре года. Больного оперировали! Час от часу не легче — значит, теперь он избавился от своей особой приметы. Удивительное дело! Этот человек уже второй раз срывает профессору охоту и воскресный отдых. Но делать нечего.
Румянцев позвонил автору атласа на дом. Ответил женский голос и на вопрос профессора сообщил, что Бориса Константиновича Алейникова нет дома. Он уехал за город и вернется завтра к вечеру, часов в девять.
— Хорошо, спасибо; простите пожалуйста. Я позвоню завтра.
Румянцев положил трубку и невольно с облегчением вздохнул. Очень жаль было отказываться от поездки — первой за эту весну. Выходит, до завтрашнего вечера ничего предпринять нельзя. Сейчас только четыре часа, время еще не упущено. Еду!
Профессор запер рукопись в стол, взял портфель и, собираясь выйти, взглянул в окно-. Опять большая белая чайка скользила в воздухе над парапетом гранитной набережной, маня к весенним водам, в оживающий лес.
В воскресенье вечером, вернувшись с охоты, Румянцев позвонил Алейникову, а на следующий день уже сидел в кабинете главного врача Первомайской больницы и читал историю болезни № 893 за 1949 год.
«Дергачев, Василий Петрович, 49 лет, служащий, топограф, место работы — Арктикдорстрой». Вот куда пробрался! «Домашний адрес — Третья Охтенская, 12, квартира 8… родных нет… Курит, не пьет… 25/IV, в 12.0,0, доставлен скорой помощью с жалобами на резкие боли в животе, начавшиеся час назад…» Ну, а как его описывают? «Высокого роста, атлетического сложения, тучен…» Так, располнел еще больше.
