С кем спали и кого любили художники Возрождения, в общем-то, не так уж важно. Существенно то, что реабилитируя человека, они реабилитировали также и гомосексуальное желание и создали новые образы мужского тела, любви и чувственности. Выставленная напоказ мужская нагота волновала и тревожила воображение. Рассказывают, что мраморное распятие работы Бенвенуто Челлини настолько шокировало Филиппа II Испанского, что он прикрыл пенис Христа собственным носовым платком. Микеланджело, в нарушение античного канона, «натуралистически» изваял Давида с лобковыми волосами, хотя, как дань греческим традициям, — необрезанным..
Ренессансное отношение к «красивому пороку», отчасти сохранившееся в елизаветинской Англии и во Франции XVII в., было сугубо верхушечным, элитарным, типичным для аристократической и богемно-артистической среды, где нормы официальной морали не действовали. Наличие влиятельных покровителей позволяло французским «либертинам», как осудительно называли сторонников свободной, не признающей религиозных ограничений, гедонистической морали, не только удовлетворять свои неканонические сексуальные склонности, но и создавать тайные сети дружеских связей, основанных на общности эротических вкусов.
Существовали они и при королевских дворах, даже независимо от сексуальной ориентации правящего монарха. «Король-Солнце» Людовик XIV, в отличие от своего отца, любил исключительно женщин, но его младший брат герцог Филипп Орлеанский обожал носить на балах и карнавалах женское платье и не скрывал своих любовных отношений с графом де Гишем и шевалье де Лоррэном (женоподобие не мешало ему быть успешным полководцем, вызывая у короля жгучую зависть). Периодически по поводу «Мсье», как титуловали брата короля, и его окружения возникали громкие скандалы. В 1678 несколько знатных молодых людей (де Гиш, де Граммон и др.) создали тайный орден, члены которого приняли обет полного воздержания от женщин, кроме как для продолжения рода. Вступлению в орден предшествовал обряд инициации, включавший интимный осмотр тела новичка магистрами. В 1681 г. в орден вступил 18-летний внебрачный сын короля адмирал Франции граф де Вермандуа, который не только все разболтал своим многочисленным друзьям, но и пригласил присоединиться к ордену 16-летнего красавчика и ловеласа принца де Конти. Разгневанный король приказал выпороть графа де Вермандуа в своем присутствии и отправил в ссылку; Конти был отправлен к семье в замок Шантильи, остальные получили выговоры. Но практически это ничего не меняло.
Когда в 1722 г. престарелый маршал де Вильруа по собственному почину добился удаления от двора своего внука маркиза д’Алинкура, который вместе с молодым герцогом де Буфлером пытался прямо в парке «содомизировать», с его полного добровольного согласия, третьего юного маркиза, при дворе осуждали не внука, а деда. Племянник маршала принц Шарль Лотарингский сказал ему: «Мсье, не следует дисциплинировать своих детей с помощью короля, для этого есть другие способы; лично я не стал бы ничего предпринимать по такому поводу».
Между прочим, эти распутные молодые дворяне были отличными воинами. Военный министр Людовика XIV Лувуа в беседе с королем даже выдвигал в их защиту довод, что содомиты охотно идут в армию, а будь они устроены иначе, они предпочитали бы сидеть дома с женами и любовницами. Явными содомитами, причем некоторые — исключительно «пассивными», были многие знаменитейшие полководцы XVII века: великий Конде, маршал Вандом, который подставлял свой зад буквально всем желающим, не различая чинов и званий, его брат приор Вандомский, маршал д’Юксель, маршал герцог де Вильяр, маршал Тюренн, принц Евгений Савойский
На официальном языке такие отношения именовались «грехом», «пороком» или «извращением», в обыденной же речи их чаще называли, «греческой», «философской», «сократической», «итальянской» или «флорентийской» любовью, «склонностью», «вкусами» или просто «нравами».
Однако шутить на эти темы могли только привилегированные. В Европе XVII–XVIII веков содомия была сословным, классовым преступлением. Анализ судебных архивов показывает, что сжигали как еретиков и сажали в тюрьмы исключительно простых людей: текстильщиков, каменщиков, пастухов, парикмахеров, рабочих, виноделов, торговцев. Эти люди не умели говорить возвышенно, не называли секс «сократической дружбой», да и сама судебная процедура не способствовала лирическим излияниям. Но иногда со страниц пожелтевших хроник встают трогательные истории настоящей любви. В венецианском архиве сохранилось, например, судебное дело арестованных в 1357 г. двоих гондольеров: они жили вместе несколько лет, имели общее дело, а на допросах оба лгали, пытаясь выгородить не себя, а другого, любимого…
В Англии законы, каравшие акт содомии между мужчинами смертной казнью, применялись к аристократам, только если против них были какие-то более серьезные религиозные или политические обвинения. Содомия была скорее поводом, чем причиной преследований. Например, в 1540 г. лорд Хангерфорд был обезглавлен за то, что несколько лет «содомизировал» своих слуг, но его обвиняли также в государственной измене и ереси. Когда же в 1541 г. в сексуальных связях с учениками и собственным слугой был уличен влиятельный директор знаменитой аристократической Итонской школы Николас Юдалл, его тихо, не лишив церковных званий, освободили от должности, а позже назначили директором другой церковной школы, Винчестерской. Елизаветинские вельможи охотно и небескорыстно покровительствовали смазливым молодым актерам, игравшим женские роли. Слабость к мальчикам отличала философа Фрэнсиса Бэкона (1561–1626) и его старшего брата лорда Энтони (1558–1601).
Непреодолимую склонность к молодым людям питал и сам король Яков I (1566–1625), В письме к своему фавориту герцогу Бэкингему, миниатюрный портрет которого он носил у себя на сердце, Яков писал: «…Я хочу жить только ради тебя и предпочел бы быть изгнанным в любой конец земли вместе с тобой, чем жить печальной вдовьей жизнью без тебя. И да благословит тебя Бог, мое сладкое дитя и жена, чтобы ты всегда был утешением своему дорогому папе и супругу». Мысль о том, что такое совмещение ролей кровосмесительно, очевидно, не приходила благочестивому «защитнику веры» в голову.
Официальная «неназываемость» содомии не исключала наличия обширной художественной литературы, прямо или косвенно посвященной «мужской любви» Кроме творчества Кристофера Марло, эти мотивы рельефно выступают в пасторалях Ричарда Барнфилда (1574–1627) и Эдмунда Спенсера (1552–1599). Пасторальный жанр открывал большие возможности для описания нежных отношений между мужчинами, которые в обыденной жизни вызвали бы насмешки или подозрения.
Больше всего споров вызывает, разумеется, Шекспир. Биографы до сих пор спорят о характере взаимоотношений драматурга с его знатным покровителем, молодым красавцем графом Саутхэмтоном, которому предположительно посвящены многие шекспировские сонеты. Поскольку достоверных данных о жизни Шекспира нет, биографы стараются извлечь максимум возможного из его произведений. Если принять шекспировские сонеты, написанные от первого лица, за личную исповедь, то поэт явно бисексуален:
На радость и печаль, по воле рока,Два друга, две любви владеют мной:Мужчина светлокудрый, светлоокийИ женщина, в чьих взорах мрак ночной
(сонет 144, пер С. Маршака)
По мнению шекспироведов, первые 126 сонетов адресованы молодому, моложе автора, мужчине благородного происхождения, а последние 28 — черноволосой женщине, возлюбленной автора. Эта раздвоенность не переживается как нечто трагическое, непреодолимое, две любви просто существуют в разных плоскостях:
Тебя природа женщиною милойЗадумала, но, страстью пленена,Она меня с тобою разлучила,А женщин осчастливила она.Пусть будет так. Но вот мое условье:Люби меня, а их дари любовью
(сонет 20, перевод Маршака)
Веселая содомия и бисексуальность широко представлены и в английской культуре эпохи Реставрации и первой половины XVIII в Лондон конца XVII в. был европейской столицей мужской проституции. При этом рисуются два совершенно разных типа содомитов: бисексуальные, агрессивно-маскулинные либертины, которым все равно, кого трахать, лишь бы побольше, и женственные, пассивные «молли» (один из многочисленных жаргонных терминов, обозначавших проституток), носящие женское платье обитатели мужских борделей, имеющие женские клички, собственный диалект и т.д. «Молли» были первой в новое время городской гомосексуальной субкультурой, а точнее — подпольем.
«Любовь, не смеющая назвать себя»
«Любовь, которая не смеет назвать себя» в этом столетии — то же самое великое чувство старшего мужчины к младшему, какое было между Давидом и Ионафаном, которое Платон положил в основу своей философии и которое вы найдете в сонетах Микеланджело и Шекспира. Эта глубокая духовная привязанность столь же чиста, сколь и совершенна… Она красива, утонченна, это самая благородная форма привязанности. В ней нет ничего неестественного.
