под предлогом, будто «царь Иван хотел оставить его при себе». Софья, увидев, что дело принимает серьезный оборот, попыталась заручиться поддержкой стрельцов и привлечь на свою сторону младших офицеров, которые в подобных случаях имеют большее влияние на подчиненных, чем полковники. Ей удалось вовлечь в свою партию и царя Ивана, убедив его в том, что «всю вину хотят свалить на него и что единственной целью Петра было сосредоточить всю власть в своих руках, отняв ее у Ивана, и править одному». Хотя простота Ивана и не позволяла ему живо реагировать на слова сестры, всё же, поддавшись на уговоры царицы, своей супруги, и Голицына, он в первый и, может быть, единственный раз в своей жизни лично отдал приказ стрельцам «оставаться при нем во дворце и не исполнять никаких приказаний брата, пожелавшего сеять смуту в государстве». Эти слова Софья перетолковала на свой лад, добавив, что «дерзнувший ослушаться заплатит жизнью»[296]. Вот как гармонии доброго правления вредит пребывание в одном государстве нескольких государей и насколько прав был царь поэтов[297], когда утверждал, что в монархиях может быть только один суверенный правитель.
Οὐκ ἀγαθὸν πολυκοιρανίη: εἷς κοίρανος ἔστω. Non est complures regnare bonum, imperet unus[298][299]. Этот принцип никак не бросает тень на аристократические республики, ведь в них также суверен всегда один, а именно — весь Сенат в целом. Дело не обстоит так, что в них столько же суверенов, сколько сенаторов. Стрельцы, получившие от царя Петра приказ направиться в Троицкий монастырь, не знали, к какой партии примкнуть. Шакловитый, их командир, приказал им остаться в Москве, однако значительное их число не подчинилось и в беспорядке направилось к Троицкому монастырю: их примеру последовали остальные, за исключением самого Шакловитого и нескольких других, замешанных в нечестивом заговоре. Софья не пала духом и, надеясь утишить гнев брата, решила отправить к нему для переговоров двух своих теток, сестер царя Алексея[300], которые, подобно ей, оставили монастырь ради удовольствий придворной жизни. Она научила их тому, что следует сказать, дабы уверить Петра в ее невиновности и «переложить ответственность на властолюбивых советников, искавших выгоду в раздорах в императорской семье, за все те напраслины, которые на нее возводятся, более же всего за страшное обвинение в покушении на жизнь брата, каковое обвинение было столь же ложным, как и то, которое возводили на нее раньше в связи с заговором Хованского». Царевны, не теряя времени, направились в монастырь и бросились к ногам племянника, умоляя его «не верить лживым слухам, злонамеренно распускаемым с целью поссорить его с сестрой». Они добавили, что «она пришла бы и сама, если бы не боялась чрезмерного влияния ее врагов на умонастроение Его Величества, однако готова изъявлением полной покорности показать, сколь почитает власть брата, чья жизнь ей дорога не менее ее собственной». Петр выслушал своих теток весьма терпеливо, однако затем наглядно продемонстрировал им достоверность обвинений, выдвигаемых против Софьи. Тогда те, ужаснувшись, заявили, что «не желают возвращаться в Москву, а лучше умрут здесь, с Петром»[301].
Известие о неудачном исходе посольства повергло Софью в состояние полного смятения, и тем не менее, решив испробовать все доступные средства, она прибегла к заступничеству Святой Церкви. Она знала, что Патриарх Российский пользовался непререкаемым авторитетом не только у народа, но и у царей. Итак, она отправилась к этому предстоятелю и в таких красках расписала свое положение, что тот согласился ходатайствовать о ней. Это был старец, почитаемый за свои седины не меньше, чем за святость жизни. Имя ему было Адриан, и он был десятым Патриархом Российским[302]. Царь и весь двор приняли его со всем подобающим почтением[303]. Патриарх стал было говорить государю обо всем, что могли внушить ему христианская нравственность, долг по отношению к родным, интересы государства и необходимость поддержания добрых отношений в императорской семье. Однако государь пресек его речь и раскрыл во всех подробностях коварный заговор, тщательно продуманный и почти удавшийся, и заставил его окончательно умолкнуть, рассказав о том, что сам Патриарх должен был стать одной из жертв и что на патриаршем престоле его должен был сменить игумен Сильвестр. Добрый старец, испугавшись, умолк и решил остаться при дворе Петра, увеличив тем самым число его сторонников[304].
Софья, лишившись и этой надежды и не зная, на кого еще положиться, решила сама попытаться оправдаться перед братом, предварительно заперев во дворце полковника Шакловитого[305] с несколькими стрельцами, более всех замешанными в преступлении, чтобы при необходимости выдать их брату и ценою их голов купить примирение. Итак, она направилась в Троицкий монастырь скорее как повинная, чем как царевна по крови, в сопровождении канцлера Голицына, великого казначея и незначительного числа своих сторонников. Петр, узнав о решении Софьи, тотчас отправил ей навстречу одного из своих придворных[306], чтобы сообщить от своего имени, что в Троицком монастыре она принята ни в коем случае не будет и должна вернуться обратно. В большом смущении она исполнила этот приказ. Голицын же продолжил путь[307] и у ворот монастыря был арестован и посажен под стражу. Петр, желая законным порядком привлечь к суду всех причастных к злодейскому заговору, отправил в Москву отряд из трехсот солдат во главе с полковником[308] для ареста изменников, имена которых были внесены в особую роспись. Когда этот офицер прибыл в Москву, он первым делом потребовал у Софьи выдать начальника стрелецкого. Софья пыталась возражать, но полковник, которому были даны точные указания, заставил ее понять, что не посмотрит на ее царский сан, если она без промедления не исполнит приказа царя. После этих слов Софья, не понимая, что еще можно сделать, выдала на верную смерть того самого человека, которому за несколько дней до того раздавала самые щедрые посулы. Она не осознала, что, выдавая Шакловитого, дает врагам неопровержимые свидетельства своей виновности, а если бы она устроила ему побег, то оказалось бы невозможно уличить ее в подобных преступлениях. Как только начальник стрелецкий с сообщниками оказался в руках полковника[309], их заковали в железа и привели в Троицкий монастырь. Шакловитого сразу же поставили перед коллегией судей, назначенных нарочно для этой цели. Те четыре часа подряд допрашивали его с большим тщанием, однако, так как тот решительно отказывался открыть истину, пришлось подвергнуть его пытке. Несчастный не смог вытерпеть мучений и, понимая, что сказать правду
