– На Абако, Багамы.
– Повидаться с отцом?
Клей удивился было осведомленности собеседника, но тут же напомнил себе, что Макс знает о нем все.
– Да, – кивнул он.
– Зачем?
– Не ваше дело. Рыбу ловить.
– Простите, но мы должны быть в курсе. Надеюсь, вы это понимаете.
– Не очень. Я сообщу номера рейсов, только не надо никого за мной посылать, ладно?
– Даю слово.
Глава 10
Знаменитый остров Абако представляет собой узкую полоску земли в северной части Багамского архипелага, милях в ста от Флориды. Клей бывал здесь четыре года назад, когда удалось наскрести денег на авиабилет. Тогда он прилетел на длинный уик-энд, намереваясь обсудить с отцом кое-какие серьезные вопросы. Но ничего не получилось: Джаррет еще не забыл о своем позоре и занимался преимущественно тем, что с полудня начинал накачиваться ромовым пуншем. Он охотно говорил о чем угодно, только не о юриспруденции.
Нынешний визит, как надеялся Клей, станет совсем иным.
Клей прибыл к концу дня на переполненном и очень душном внутри турбовинтовом самолете компании «Коконат эйр». Служащий на таможне мельком заглянул в его паспорт и махнул: проходите. Поездка в такси по непривычной, левой стороне шоссе к бухте Марш заняла пять минут. Водитель оказался любителем громких негритянских духовных песнопений, но у Клея не было настроения пререкаться. Равно как и Давать чаевые. Выйдя из машины на берегу бухты, он отправился искать отца.
* * *
Джаррет Картер однажды вел дело против самого президента Соединенных Штатов и, хоть проиграл его, понял на собственном опыте, что каждое следующее дело легче предыдущего. Он никого не боялся ни в суде, ни за его пределами. Его блестящая репутация зиждилась на одной великой победе – грандиозном вердикте, которого он добился в деле о преступной халатности, допущенной во время операции превосходным врачом, президентом Американской медицинской ассоциации. После того как немилосердное жюри консервативного округа вынесло свой вердикт, Джаррет Картер вмиг стал одним из самых востребованных адвокатов. Он брался за наиболее трудные дела, большинство из них выигрывал и к сорока годам приобрел широкую известность, после чего основал собственную фирму, прославившуюся бескомпромиссной борьбой в зале суда. У Клея не было никаких сомнений, что он пойдет по отцовским стопам и сделает карьеру именно в суде.
Колесо фортуны начало пробуксовывать, когда Клей учился в колледже. Безобразный бракоразводный процесс дорого обошелся Джаррету. Фирма дала трещину, и, что весьма типично, партнеры принялись судиться друг с другом. Обескураженный Джаррет в течение двух лет не выиграл ни одного процесса, от чего серьезно пострадала его репутация. Самой большой ошибкой стало то, что они с бухгалтером начали фальсифицировать отчетность: укрывать доходы, указывать завышенные цифры расходов. Когда их поймали, бухгалтер застрелился, Джаррет – нет. Однако репутация была растоптана, и впереди брезжила тюрьма. На счастье, прокурором Соединенных Штатов, который представлял обвинение, оказался его университетский сокурсник.
Условия их соглашения навсегда останутся тайной. Обвинение так и не было предъявлено, по неофициальной договоренности Джаррет тихо прикрыл свою контору, сдал лицензию и покинул страну. Он уехал ни с чем, хотя кое-кто утверждал, будто Картер припрятал некие суммы в оффшорных компаниях. Никаких признаков существования подобных сбережений Клей, однако, не наблюдал.
Так великий Джаррет Картер стал капитаном рыболовного суденышка на Багамах, что иным казалось сказочной жизнью. Клей нашел отца на его шестидесятифутовой яхте «Танцующая на волнах», зажатой в тесноте между другими судами, заполонившими акваторию. Многие только что вернулись после долгого дня, проведенного в море. Загорелые рыбаки хвастались уловом. В глазах рябило от фотовспышек. Матросы из аборигенов сновали по палубам, выгружая из холодильных камер морского окуня и тунца, подавали на берег мешки с пустыми бутылками и пивными банками.
Джаррет возился на носу со шлангом и губкой. Клей несколько минут издали наблюдал за отцом, не желая отрывать от работы. Он, безусловно, имел вид типичного изгнанника, так и не нашедшего пристанища: босой, с задубевшей загорелой кожей, седой хемингуэевской бородой, серебряными цепями на шее, в рыбацкой кепке с длинным козырьком и допотопной выгоревшей рубашке с высоко закатанными рукавами. Если бы не «пивное» пузцо, Джаррет был бы в отличной форме.
– Черт меня побери! – заорал старик, увидев сына.
– Симпатичная посудина, – сказал Клей, ступая на борт. Они обменялись крепким рукопожатием – не более. Джаррет не был склонен к чрезмерному проявлению эмоций, по крайней мере с сыном. Впрочем, некоторые бывшие его секретарши утверждали иное. От него пахло потом, морской солью и пивным перегаром – он весь день провел в море. Рубашка и шорты лоснились от грязи.
– Да. Ее хозяин – врач из Бока. Прекрасно выглядишь.
– Ты тоже.
– Я здоров, остальное не важно. Возьми пиво. – Джаррет указал на холодильную камеру, стоявшую на палубе.
Открыв по банке, они уселись на парусиновых стульях, наблюдая за группой рыбаков, устало бредущих по пирсу. Лодку мягко покачивало.
– Тяжелый выдался день? – спросил Клей.
– Мы вышли на рассвете: отец с двумя сыновьями – крупными, сильными парнями. Все трое тяжелоатлеты, откуда-то из Нью-Джерси. Никогда не видел столько мускулов в одной лодке. Стофунтовых рыб-парусников вытаскивали из воды так, словно это мелкая форель.
Мимо прошли две женщины лет сорока, с рюкзаками за спиной и рыболовными снастями. У них был такой же усталый вид, как у других рыбаков, и они были такими же загорелыми. Одна чуть полноватая, другая вполне стройная, но Джаррет обеих проводил одинаково заинтересованным взглядом, пока те не скрылись из виду. Этот взгляд казался почти нескромным.
– У тебя все еще есть то кооперативное жилье? – спросил Клей. Он побывал в запущенной двухкомнатной квартирке, расположенной в доме на дальнем берегу бухты, в свой прошлый приезд.
– Да, но теперь я живу на яхте. Хозяин бывает редко, так что я здесь поселился. В каюте найдется диван и для тебя.
– Ты живешь на этой яхте?
– Ну да. Здесь просторно, есть кондиционер. И большую часть времени никого, кроме меня, не бывает.
Глядя на новую группу ковыляющих мимо рыбаков, Картеры продолжали потягивать пиво.
– Меня зафрахтовали на завтра, – сообщил Джаррет. – Хочешь присоединиться?
– А что еще мне здесь делать?
– Какие-то клоуны с Уолл-стрит хотят выйти в море аж в семь утра.
– Забавно.
– Я проголодался. – Джаррет вскочил и швырнул пустую банку в мусорную корзину. – Пошли.
Идя по пирсу, они миновали несколько десятков яхт самых разных моделей. На многих ужинали. Капитаны-рыболовы пили пиво и отдыхали. Почти каждый, завидев Джаррета, выкрикивал какое-нибудь приветствие, тот коротко всем отвечал. Он по-прежнему был босиком. Идя на шаг позади, Клей думал: «И это мой отец, великий Джаррет Картер, – босой портовый пьянчуга в вылинявших шортах и расстегнутой рубашке, король здешней бухты. А в сущности, несчастный человек».
В баре «Голубой плавник» было тесно и шумно. Джаррет, судя по всему, знал здесь всех. Не успели они найти два свободных стула, как бармен уже поставил перед ними высокие стаканы с ромовым пуншем.
– Твое здоровье, – сказал Джаррет и, чокнувшись с Клеем, одним глотком выпил полстакана. Потом он вступил в долгий серьезный разговор с капитаном рыболовецкой шхуны, забыв на время о Клее, что вполне того устраивало. Покончив с первым стаканом, Джаррет крикнул, чтобы принесли второй. Потом еще один.
За большим столом в углу бара затевался какой-то праздник. Блюда с омарами, крабами и креветками уже были на столе. Джаррет жестом велел Клею следовать за ним, отец и сын заняли места среди полудюжины других посетителей. Музыка играла громко, но голоса звучали еще громче. Все участники застолья, руководимые Джарретом, изо всех сил старались напиться.
Соседом Клея справа оказался моряк, пожилой хиппи, утверждавший, будто в свое время сжег призывное свидетельство, чтобы не служить во Вьетнаме. Он отвергал все идеи демократов, в том числе касающиеся занятости и налогов с доходов.
– Я слоняюсь по Карибам уже тридцать лет, – хвастался он, набив рот креветками. – А фэбээровцы понятия не имеют о том, что я существую!
Клей подозревал, что фэбээровцам наплевать, существует ли этот человек, равно как и все остальные неудачники, с которыми он сейчас бражничал. Матросы, капитаны шхун, профессиональные рыбаки – все они в свое время от чего-то бежали: от алиментов, налогов, судебных преследований, последствий неудачных деловых операций. Они мнили себя бунтарями, нонконформистами, вольнолюбцами – эдакими современными пиратами, слишком независимыми, чтобы подчиняться каким бы то ни было правилам.
