Вскоре после этой войны лучников на поле боя начали заменять аркебузеры, а ворота рыцарских замков стали легко открывать ядрами, выпущенными из пушек. Это означало конец средневековых войн и наступление совершенно нового этапа в развитии военного искусства. И это, в свою очередь, указывало на приближение конца Средневековья.
2
Разумеется, Средневековье — это не только кровавая вереница средневековых войн. Это прежде всего временной промежуток между античной цивилизацией (во многих отношениях равнопорядковой современной) и началом ее возрождения в других формах через тысячу лет. В этом смысле Средневековье характеризуется прежде всего упадком культуры. И общей культуры — шаг от цивилизации обратно к варварству. И во многих частных, конкретных аспектах — от техники ремесла и сельского хозяйства до мировоззрения, науки (протонауки), искусства, морали, права, политики и даже (как ни странно на первый взгляд) религии, точнее церкви.
В самом общем виде Средневековье предстает как торжество вернувшегося варвара, поправшего разгромленную цивилизацию. Относительно начала этой эпохи разногласий мало: падение Рима представляет собой удобную точку отсчета. Нет споров и о том, что Средневековье не могло оставаться одним и тем же на протяжении тысячи лет, что оно по-разному проявило себя в разных странах мира. Различают раннее Средневековье (вторая половина позапрошлого тысячелетия — V–X века), классическое Средневековье (первая половина прошлого тысячелетия — XI–XV века), позднее Средневековье (XVI — середина XVII века). Последнее подразделение представляется нам дискуссионным, поскольку оно связано с упоминавшимися уже «общественно-экономическими формациями» (рабовладение-феодализм-капитализм) и соответственно делением истории на древнюю, новую и новейшую. В мировом масштабе (за рамками Западной Европы) нам кажется чрезмерно схематичной линия раздела между ранним и классическим Средневековьем. А позднее Средневековье вообще относится к следующей эпохе, поскольку речь идет о начале Возрождения (см. следующую главу). Но это, разумеется, личная точка зрения автора (и конечно, не только его одного).
Итак, Средневековье — крушение крупных городов (кроме регионов Древнего мира, где они сохранились по традиции); деградация ремесла и мастерских; развал веками установившихся торговых связей; забвение важных технических достижений; явная деградация всех видов искусства; огрубление морали (и без того оставлявшей желать лучшего); подмена права и политики силой; уход в дебри религиозной схоластики.
Хуже всего, что деградация сопровождалась ожесточением нравов, хотя, казалось бы, невозможно большее ожесточение, чем в античные времена. Чего стоят, например, Альбигойские войны на юге Франции в 1209–1229 годах, когда десятки тысяч людей были убиты, сожжены, казнены только за протест против алчности католических прелатов… Чего стоят десятки тысяч жертв инквизиции, «охота на ведьм» — просто чтобы держать в страхе народ… Чего стоят идиотские выверты схоластики — самое настоящее оболванивание людей! И это продолжалось столетиями! А индульгенции — жульнические бумажки «отпущения грехов» за соответствующую мзду? А массовый разврат монахов? Этот перечень бесконечен.
Но Средневековье — это не только провал, после которого сразу последовало Возрождение. Это вековые(!) попытки вернуться от варварства к цивилизации: и в технике, и в архитектуре (готика, романский стиль), и в живописи, и в литературе (тысячу лет назад в Японии было больше талантливых писательниц-женщин, чем сегодня в России и вообще на Западе талантливых писателей-мужчин). А чего стоит культура рыцарства — не на у турнирах только, главное, в общении? А культура менестрелей-мейстерзингеров? А «Песнь о Роланде»? А «Слово о полку Игореве»? А «Витязь в тигровой шкуре»?
Тянулась кровавая череда средневековых войн, весело полыхали костры инквизиции и одновременно возводились средневековые соборы и создавались средневековые эпосы.
Так что не будем мазать Средневековье одним черным цветом.
Но не забудем, что при всем при том это был не подъем, а упадок в истории человечества — и, увы, не последний. Не прорыв, а все-таки провал.
Это к вопросу об уроках истории.
Которые, как известно, никогда никого ничему не учат.
Глава 6
Ренессанс (Возрождение)
И так, мужи… Каким бы эпитетом вас почтить? Ах да, конечно, мужи глупейшие! Ибо какое более почетное прозвище может даровать богиня Глупость сопричастникам ее таинств?
Эразм Роттердамский1
Вот уж поистине — смех убивает. И раньше, лучше других это чувствуют художественные натуры.
Сколько бы ни перечисляли рыцарских достоинств Средневековья, на переднем плане остается грубый произвол и насилие феодала, освященные принудительными схоластическими догмами религии, на фоне которой у всех на глазах творились чудовищные злоупотребления церкви (как известно, религия и церковь — разные вещи). Со всем этим приходилось мириться под страхом плахи, виселицы, костра. Но подобно тому как советские люди десятилетиями боролись с принудительной советской идеологией и советской властью анекдотами на кухне (другие способы вели в тюрьму), люди Средневековья боролись с господствующим строем тем же самым, единственно доступным им оружием — смехом.
Вот три анекдота эпохи Средневековья.
Первый анекдот. Монаху хочется полакомиться в пост поросятиной. И он творит крестное знамение: «Порося, порося, превратись в карася!»
Второй анекдот. Жадный мулла тонет в арыке. Ему кричат: «Дай руку!» Но жадный мулла не дает руки! Кто-то догадался крикнуть: «На руку!» Мулла спасен.
Третий анекдот. Надпись мелом на изваянии Мадонны на площади итальянского города: «Дева, зачавшая без греха, научи меня грешить без зачатия!»
Каждый из анекдотов вызывал хохот, и здание Средневековья трещало по всем швам.
Античная цивилизация родилась из недр Древнего мира только там, где могла родиться. В первобытной общине, не вступившей еще на путь разложения, ее тут же задавили бы вековые традиции, нравы, обычаи. В империях Древнего мира ее зародыши тут же растоптали бы прислужники фараона или другого правителя. Она родилась в оптимальной среде: в городах-полисах Греции, где традиции менялись, а тирана-правителя не было. И точно так же спустя более полутысячи лет после падения Рима античная цивилизация стала возрождаться в благоприятной среде (и конечно, в новых формах) — не в замке феодала и не в стенах монастыря, а в торговых городах Италии, больше других пострадавших от средневекового вандализма.
Вспомните Первый Рим с его двумя миллионами населения, шумными рынками, цирками, толпами слоняющихся, как сегодня в Москве, людей. Прошло более пятисот лет. На месте Рима остались руины прежнего великолепия, меж которых на лужайках пасут коз сорок тысяч одичалых туземцев. И через каждую сотню метров, как в допетровской Москве, убогие церквушки, в которых поют псалмы полуграмотные священники. А над священниками — Папа Римский с его кардиналами-епископами-аббатами, общеизвестные злодеяния и разврат которых ничуть не уступают злодеяниям герцогов, баронов и кондотьеров — главарей разбойничьих шаек.
Но кроме Рима в Италии полно городов, так красочно описанных в «Ромео и Джульетте» и других пьесах английского драматурга. Там тоже царит Зло. Но там легче проклюнуться и Добру, и Любви, и Верности, и Разуму, и Человеческому Достоинству.
И вот мы видим на фоне богатого народного фольклора поэмы и новеллы, какие не снились ни в XX–XXI веках до н. э., ни в XX–XXI веках н. э. И это в XIV веке — веке разгула орд Чингисидов и сельджуков, в эпоху Столетней войны и прочее. Год за годом, столетие за столетием, и к концу XV века появляется новое мировоззрение, ориентированное не на схоластику загробного мира, а на Радости Мира Окружающего. Лейтмотив — не «дивина» (божественное»), а «гумана» (человеческое). От принудительных заклинаний — к Человеку (с большой буквы), а от него — к Настоящему Богу Исповеди и Молитвы. Если бы эти люди — позже их назвали гуманистами — знали, на какой трудный путь они вступили, они бы, возможно, поколебались в вере своей. Но все равно пошли бы этим путем, потому что не могли иначе.
К середине XV века в Западной Европе столкнулись две идеологии. Одна господствующая, старая, теологическая, враждебная «всему земному». Такая, какой она сложилась за почти тысячелетие господства Средневековья. И другая, только-только рождающаяся, еще слабая в сравнении со средневековой, но под знаменем гуманизма берущая один барьер за другим. Если угодно, то Раннее Возрождение в Италии можно начинать с XIV века, а в других странах Западной Европы — со второй половины XV века.
А в самом конце XV века грянул гром, буквально за какие-нибудь четверть века перевернувший веками устоявшееся равновесие сил в Европе. Испанские корабли, отправившиеся за индийскими сокровищами не вокруг Африки, а на запад (страшно-то было как: вдруг за Атлантикой «конец земли»?!), открыли индейские сокровища Америки. И завалили Европу мексиканским и перуанским золотом. Гегемоном Европы сразу стала испанская монархия (а это помимо Испании и обеих Америк еще и Нидерланды плюс Австрия с прилегающими землями) — монархия, в пределах которой, по хвастливому замечанию ее монарха, «никогда не заходило Солнце». Очень скоро возникла антииспанская коалиция Франции, Англии и позже Швеции. Испанцы попробовали обойтись с голландцами как с американскими индейцами: выжать из них все до нитки, а сопротивление потопить в крови (см. Ш. де Костер «Тиль Уленшпигель»). Но вместо этого получили Нидерландскую революцию XVI века — первую из потрясших в последующие два века Западную Европу. При желании можно считать началом Возрождения и эту революцию, давшую первый победный бой Средневековью.
